Он стал думать о Федином письме. Прежде всего он обсудит письмо с ребятами. Он так проведет это обсуждение, что ребята поймут: Федя прав в своем стремлении к жизни яркой и увлекательной, но он не прав, пустившись в бега: увлекательную жизнь надо строить в своей дружине, а не искать ее за тридевять земель.
Нет! Можно будет сделать еще лучше: можно будет послать Федино письмо в "Пионерскую правду" и...
Тут произошло такое, что все планы вылетели у Жени из головы. Ребята подходили к перекрестку. До него уже оставалось несколько шагов... Вдруг из-за угла появилась сгорбленная фигурка с огромным мешком на спине и бесформенным узлом под мышкой.
– Капустин! – вскрикнули сразу несколько человек.
Увидев ребят, Федя замер на несколько секунд, подогнув коленки, потом повернулся и скрылся за углом.
– Держи-и! – истошно завизжал кто-то, и все, словно ветром подхваченные, понеслись по переулку.
Побежала и Ната. Тяжело нагруженный путешественник не смог, конечно, далеко уйти: свернув за угол, Луна увидела своего друга, уже окруженного ребятами. Он озирался с глуповатым видом, часто моргая длинными ресницами.
К нему протиснулась сердитая, плачущая Варя:
– Федька! Вот скажу, вот про все скажу маме! Я из-за тебя на два урока опоздала! На два урока опоздала!
Федя ничего не ответил. Он обалдело посмотрел на сестренку, потом отвернулся и чихнул. Варя увидела, что за брата теперь беспокоиться нечего, и принялась расталкивать ребят.
– Пустите! Я на два урока опоздала! На два урока опоздала!
– Так! – сказал вожатый, пробравшись к Феде. – Идем!
– Куда? – угрюмо спросил Федя и снова чихнул.
– В школу, конечно. Ты думаешь, удрать из дому – это такой пустяк, что об этом и поговорить не стоит?
– А я что, удрал? Никуда я не удрал. Я домой иду.
Ребята расхохотались:
– "Домой иду"! А валенки зачем?
– А рюкзак?
– А стеганка! Товарищи! Это он просто гуляет! Взвалил на себя два пуда и гуляет.
Стараясь перекричать поднявшийся шум, Федя стал объяснять, что он раздумал, что он сначала и в самом деле хотел убежать, но потом раздумал.
Однако никто ему не поверил.
– Ладно! В школе разберемся. Сурен! Возьми у него мешок: он устал небось.
Силач вскинул на правое плечо Федин рюкзак, кто-то взял у него стеганку, и все двинулись в школу.
Ната забыла о том, что ей самой предстоят неприятности. Растерянная, недоумевающая, она шла и думала только о том, как бы перекинуться с Федей хотя бы двумя словами, но к путешественнику даже приблизиться было нельзя, не то что поговорить, – так тесно окружили его мальчишки.
Одни изощрялись в остроумии на его счет, другие расспрашивали серьезно, даже с сочувствием:
– Ты по какому маршруту хотел бежать? Через Мурманск? Через Архангельск?
– Эх ты, тёпа! Чего ж ты днем бежать задумал? Ночью надо было бежать!
Федя не отвечал и лишь изредка шептал, чуть шевеля губами:
– Отстаньте вы!..
Он встал сегодня за полчаса до того, как проснулась Варя, и, не умываясь, побежал за вещами на пустырь. Но, придя туда, Федя обнаружил, что не запомнил места, где спрятал свой багаж. Часа полтора он бродил среди обломков, пока не нашел рюкзак и ватник, и вот теперь так глупо попался с ними ребятам на глаза.
Перед дверью школы Женя остановился и поднял руку:
– Стоп! Не забывайте, что в первой смене идут уроки. Пока не будет полной тишины, никто не войдет. Ребята затихли.
– Успокоились? Пошли!
Гуськом, чуть слышно перешептываясь, ребята вошли в раздевалку. К ним навстречу двинулась пожилая нянечка. Она смотрела на ребят тревожно и подозрительно.
– Иван Лукич у себя? – вполголоса спросил ее Женя.
– Заняты они. Комиссия у них.
– А завуч?
– Тоже заняты: комиссия.
Женя был только рад, что ему придется во всем разбираться самому.
– Дайте нам, пожалуйста, ключ от пионерской комнаты.
– А вам кто из старших разрешил? – спросила нянечка.
Женя несколько секунд обдумывал, что ему ответить.
– Агриппина Федоровна, мы не банда с улицы, а пионерский отряд этой школы, – сказал он негромко, но очень внушительно. – Нам срочно нужно обсудить один очень важный вопрос. Если вы не дадите ключ, я немедленно пожалуюсь директору.
Оторопевшая нянечка молча посмотрела на Женю, потом открыла стеклянную дверцу шкафчика, висевшего на стене, и протянула вожатому ключ.
Федя оставил свой багаж в раздевалке, и все пошли наверх. Пионерская комната находилась на четвертом этаже. Вожатый шагал через две ступеньки, ребята еле поспевали за ним, и Федя с Натой и Славой сильно отстали от них. На площадке второго этажа Луна остановилась.
– Федька, рассказывай скорей! – зашептала она. – Куда ты вчера исчез? И почему ты в городе? Ой, Федька, ты не знаешь, что я из-за тебя пережила!
Федя отвернулся от нее и ничего не ответил.
Председатель тоже зашептал:
– Знаешь, Федька... Я всегда говорил, что ты любишь пофантазировать, но, чтобы ты на деле пустился на такое, этого я не думал... А ты, Натка... Ты-то не соображала, что делаешь, когда ему помогала? Ведь вы знаете, какая заваруха теперь начнется!.. С директором вам придется говорить – это факт! На совете отряда вас будут обсуждать – это тоже факт! И еще педсовет этим делом займется, вот увидите!
Федя два раза чихнул, потом сердито уставился на Славу и застучал себе пальцем в грудь.
– Ну что вы ко мне все пристали! – вполголоса, но очень горячо заговорил он. – Ну, зачем меня обсуждать, когда я никуда не бежал!
Председатель только рукой махнул:
– Брось, Федька! Уж кому-кому, а близким товарищам врать – это знаешь... Ты бы еще Луне сказал, что не бежал!
– Да пойми ты, глупая голова, что я не мог бежать! Хотел бежать, но не мог! У меня денег нет на дорогу, у меня фотоаппарат украли, который я хотел продать!
Луна вытаращила глаза:
– Украли! Федька, кто украл? Когда?
– Тогда! Когда я в парте его забыл. Подхожу к классу, а навстречу Бакланов... и что-то под гимнастеркой несет. Вбегаю в класс – аппарата нет... Я – за Пашкой...
– И не догнал?
– Догнал. А что я мог сделать? Пашка фотоаппарат своему братцу отдал, а он знаешь какой здоровенный! И с ним еще парень... плечи вот такие!
Федя рассказал, как он гнался за Пашкой, как наткнулся на парней за углом переулка. Рассказал он и о своем разговоре с Пашкиным братом.
– Н-нда! – сказал председатель. Он как-то сразу скис.
– Федька! Но ведь прохожие!.. Ведь на улице были прохожие! Почему ты их не позвал? – спросила Луна.
– Так как-то... не сообразил, – промямлил Федя.
– А в милицию... И в милицию не заявил? Федя молча кивнул головой.
– Так чего же ты сейчас молчал! – вскричала Луна. – Бежимте, может, не поздно еще. Бежимте, Жене расскажем!
Ната бросилась было вверх по лестнице, но председатель догнал ее и так дернул за рукав, что нитки затрещали.
– Тихо! Тихо! – сказал он вполголоса. – Ты что, совсем дурочка, да?
Ната смотрела на него и только моргала, ничего не понимая. Председатель помолчал, огляделся, не подслушивает ли их кто, и почти вплотную приблизил свой нос к носу Луны.
– Ты что: совсем маленькая, да? – сказал он снова тем же шепотом. – Ты понимаешь, с кем имеешь дело? Ты понимаешь, что Баклановы настоящие уголовники и тот парень, наверное, тоже настоящий уголовник?
– Так в том-то и дело, что они... – начала было Ната.
Но Слава прервал ее.
– Тихо ты, еще раз говорю! – вскрикнул он и снова понизил голос. – Ты что: донести на них хочешь? А ты знаешь, что они тебе могут сделать? Ножом пырнуть! Встретить на темной улице и пырнуть... И не только тебя, но и Федьку, и меня, может быть... Федька, вон, дошколенок, а все-таки вовремя сообразил. Председатель еще раз оглянулся, перевел дух и заговорил уже более спокойно: Так вот, значит, намотай себе на ус: нам в это дело нечего соваться, милиция и без нас ими когда-нибудь займется.
На этот раз Луна ничего не ответила. Бледная, какая-то вся окаменевшая, она смотрела на Федю, а тот молчал и делал вид, что не замечает пристального взгляда Луны.
Председатель повернулся к путешественнику:
– И ты, Федька, про аппарат молчи. Почему тебе не удалось удрать – это никого не интересует. Ясно? Тут главное, что ты собирался удрать и еще письмо свое дурацкое оставил.
Федя молча кивнул.
– И вообще знаешь что? – уже совсем благодушно продолжал Слава. – Ты, главное, не расстраивайся. Ну, обсудят тебя, ну влепят, может быть, выговор на линейке, а насчет того, чтобы из школы выгнать или из пионеров исключить – до этого дело не дойдет. Так что ты не расстраивайся.
– Я и не расстраиваюсь, – пробормотал Федя.
– Ну и прекрасно! И на меня не обижайся: дружба дружбой, а мне как председателю придется тебя покритиковать. Сам понимаешь. Так что не обижайся. Ну ладно, в общем... Пошли!