Ленька раскрыл рот, но говорить при ребятах ему не хотелось.
- Я потом... - прошептал он, глядя на Татьяну Андреевну виноватым и умоляющим взглядом.
Ее лицо вдруг стало строже: темные полоски бровей сошлись у переносья, ямочка на щеке исчезла.
Тогда, испугавшись, Ленька тоскливо выдавил из себя случайно подвернувшиеся слова:
- Дельце тут одно было... для ребятишек...
- Заболел кто-нибудь? - участливо спросила Татьяна Андреевна.
- Не заболел, а... - Ленька замялся. Потом, наспех припоминая, что хотел сказать учительнице с глазу на глаз, забормотал: - Не заболел, а погода... зима стоит...
Татьяна Андреевна, вскинув брови, смотрела на него с удивлением. Ленька почувствовал ее недоверие и смутился окончательно.
- На болоте они... зайцы-то...
Кто-то громко фыркнул. Татьяна Андреевна гневно обернулась к классу. Ребята обеими руками затыкали себе рты, и беззвучно тряслись от хохота.
- Леня! - мягко сказала Татьяна Андреевна. - Я не понимаю, что с тобой? Объясни мне толком.
Ленька стоял перед ней красный, бросая исподлобья злые, упрямые взгляды на ребят. Губы его были крепко сжаты, он молчал. Татьяна Андреевна ждала. В классе наступила тишина. И вдруг поднялся Егорка. Его круглое лицо выражало и досаду, и сочувствие к растерявшемуся товарищу.
- Скажи правду - и к стороне, - дружески кивнул он головой.
Ленька оторвался от парты.
- Я не вру! - крикнул он, тяжело дыша.
- Не врешь? - медленно переспросил Егорка. - А с пожарным Генькой где шатался?
Ленька побелел. Веснушки желтыми пятнами проступили на его щеках.
- А... ты вот что! "Шатался"! - крикнул он и рванулся к Егорке.
Татьяна Андреевна положила руку на его плечо.
- Довольно! - сказала она.
Ленька испуганно посмотрел ей в глаза.
- Я до сих пор верила тебе, Леня. - Она сняла руку с его плеча и отошла.
Ленька в смятении хотел броситься за ней, остановить ее, но ноги его приросли к полу, и, когда Татьяна Андреевна была уже около стола, он с отчаянием крикнул:
- Я зайцев ходил стрелять!
Тишина в классе прорвалась взрывом дружного смеха. И, поняв, что произошло что-то нелепое и безнадежное, Ленька тяжело опустился на парту. Ему не хотелось больше оправдываться. Все равно ему никто не поверит. Он сидел, облокотившись на спинку парты, макал в чернильницу промокашку и мазал чернилами ногти. Ребята фыркали, переглядывались.
Но Татьяна Андреевна не замечала Леньки и не интересовалась его поведением. Она объясняла урок обычным, ровным, спокойным голосом.
* * *
Вечером к матери забежала соседка Паша.
- Хоть обижайся, хоть не обижайся, а прямо тебе скажу, Поля, распустился твой парень, дальше ехать некуда, - тараторила она, дергая на шее концы платка. - Нынче мой из школы пришел, рассказывал, как Ленька перед учительницей осрамился!
- Батюшки! - испугалась Пелагея и, опустив голову на руки, заплакала. - Одна я, одна... И помочь-то мне некому.
- Некому, некому! - торопливо подтвердила Паша. - Не помощник тебе твой парень, прямо скажу.
Мать, глядя перед собой усталыми, заплаканными глазами, тихо жаловалась:
- Что день, что ночь - болит душа...
- Болит, болит! - точно обрадовалась Паша. - И за самого болит, и за мальчишку болит.
Плач матери Ленька услышал еще в сенях и, не отряхивая с валенок снега, ввалился в избу.
- Мам!..
Он вопросительно посмотрел на Пашу.
Она вытерла двумя пальцами губы.
- Себя спрашивай... - и, повернувшись, со вздохом вышла.
Ленька подошел к матери. Ему хотелось рассказать ей все, что произошло с ним в школе, пожаловаться на ребят, на Егорку, но она тихо плакала, отвернувшись от него; в Пашиных словах он чувствовал какое-то обвинение и не решался спросить. И только, охваченный жалостью, робко повторял:
- Мам... мам...
- Погоди... Найдется на тебя управа. Все отцу напишу, - неожиданно сказала мать.
* * *
Забившись на печь, Ленька сочинял отцу письмо. Слова подбирались жалостные: "Все на меня, папаня, нападают, а я старался, чтоб по-хорошему было..."
Он достал из тетради чистый лист, присел к столу и, опершись на локоть, слушал сонное дыхание матери, посапывание сестер и храп Николки. К ночи все события смешались у него в голове, он даже хорошо сам не знал, что с ним случилось. Вспоминался почему-то чай у Татьяны Андреевны за чистым уютным столом, вспоминалось длинное мерзлое болото, прямые заячьи уши, а над всем этим - доброе озабоченное лицо и большая теплая отцовская рука.
"Я, папаня, не могу большаком быть. И ты на меня не надейся..."
Ленька вытер ладонью глаза и положил перо. Получит отец письмо. Холодно в землянке. Страшно. Кругом враги. И письмо от сына нерадостное. Обещал Ленька быть большаком и обманул. Там, в лесу, обещал и обманул!
Ленька торопливо обмакнул перо в чернила и жирной чертой три раза перечеркнул написанное.
"Стараюсь я, папаня, как могу. Обо мне не думай. Я все стерплю..."
Ленька прочитал эти строчки, снова зачеркнул их, достал новый лист бумаги и написал по-другому:
"Живем мы, папаня, хорошо..."
И, бросив ручку, полез на печь. Закрывшись рукавом, он горько заплакал: "Некому и сказать-то о себе, пожаловаться некому..."
* * *
Ленька не ходил в школу. С утра он брал свою сумку и бежал к Геньке. По дому он тоже ничего не стал делать, а когда мать уходила в колхоз, он слонялся из угла в угол, забавлялся с Нюркой. Пробовал от безделья учить двойняшек. Учеба эта кончалась визгом на всю избу.
- Ты Маня, а ты Таня - вот и нечего вам под одним именем ходить. Садись одна палочки писать, а другая картинку красить!
Двойняшки отчаянно цеплялись друг за дружку.
- Пускай вместе они! Пускай вместе! - заступался за них Николка.
- Уйди! Что, они всю жизнь за ручку ходить будут? Уйди, не мешай лучше!
Николка жаловался матери, и мать обрушивалась на Леньку:
- Всех ребят перемутил! Бессовестный этакий! Игру какую нашел себе!
Ленька уходил, обиженно хлопая дверью.
"Ладно! Отец сам меня над ними назначил! Приедет - все расскажу!"
Ладу в семье не было. Ленька все чаще и чаще загуливался до позднего вечера. Возвращаясь, он боязливо поглядывал на свой двор, опасаясь встречи с Татьяной Андреевной.
Татьяна Андреевна действительно пришла к Пелагее. Узнав от учительницы, что Ленька не ходит в школу, Пелагея растерялась, покраснела и, путаясь в ответах, выгораживала сына:
- Помогает он мне по дому... детишки малые... Не управляюсь я одна с ними!
Учительница качала головой:
- Неправа ты, Пелагея. У всех детишки, а учатся все.
После ухода учительницы мать плакала, упрекала Леньку, а он отмалчивался и горько думал о своей жизни: все напасти сразу свалились на него. Ничего поправить уже нельзя, везде ему стыдно и нехорошо, и сам он ходит обиженный и злой на всех. И ни с того ни с сего реветь ему хочется от такой жизни.
Так и сяк обдумывая свои дела, Ленька не видел другого выхода, как только явиться к Татьяне Андреевне с убитыми зайцами и тем самым доказать ей, что не лгал он тогда в классе и не шатался зря. Этими же зайцами думал он наладить свои отношения с матерью и показать ей, что не пропащий он человек, а большак, хозяин - для семьи старается. Вместе с Генькой ходил он в лес ставить силки, лазил по сугробам, но зайцы не попадались.
- Под вечер ходить надо, - уверял Генька.
* * *
В воскресенье Пелагея собралась в лес за хворостом.
- Пойдем, Ленюшка, а то на гору не втащить мне одной.
- Николку бери, - ответил Ленька.
В этот день он снова сговорился с Генькой идти на зайцев. Генькино ружье было заряжено крупной дробью, а заячьи следы, по словам Геньки, прошили весь лес.
- Куда ни ткнись - везде зайцы! Только сейчас и стрелять их!
Пелагея не взяла Николку. Он остался с младшими детьми - на Леньку мать уже не надеялась.
Повязав голову платком, она впряглась в длинные санки и вышла со двора.
Под вечер Ленька и Генька, измученные лазанием по глубоким сугробам, голодные и злые, возвращались домой. К ночи крепкий мороз туго стянул землю. Дорога шла в гору. Голубые, накатанные санями колеи круто поднимались вверх и исчезали в лесу.
Шли молча. Генька чувствовал себя виноватым, но не сдавался, вертел головой и про каждую ямку в снегу говорил:
- Заяц сидел... его след!
Вдруг Генька увидел большое дупло в старом дубе.
- Вот откуда выслеживать надо! - обрадовался он. - Пойдем?
И, не дожидаясь ответа, шагнул в сугроб. Ленька, набирая полные валенки снега, полез за ним. Дупло было просторное, стенки его обуглились и пропахли дымом. У самого входа был кем-то сложен валежник. Мальчики присели на него.
- Тут один от волков прятался. Всю ночь костер жег, - сообщил Генька.
- Врешь все, - недоверчиво усмехнулся Ленька. - То зайцы, то волки... - Он вдруг прислушался. На дороге скрипел снег.
Генька выглянул и, легонько свистнув, попятился назад.
- Прячься! Прячься! Мамка твоя идет!
