— Значит, ты не можешь, а я могу? В конце концов, насколько я понимаю — это общественное поручение? — по-деловому спросила она.
— Ну вроде, как бы… — замялся он.
— Я с удовольствием берусь его выполнить. С чего начнём? вздёрнула носик Левская.
Лена и Надежда одобрительно смотрели на них издали.
— Всё по плану. Кажется, клюёт, — сказала Елена. — Записку она должна написать, записку!
— И свидание назначить, — вторила ей Надежда.
— Ну, записку ты должна написать… и… это… как его… назначить свидание… — уныло сказал Леонид Вите.
— Ой, как страшно интересно!.. И страшно!.. И интересно!.. Я никогда никому не писала записок, — призналась она.
— Зато тебе все пишут и пишут… — промямлил он.
— Я не виновата, что в меня влюбляются мальчишки… Кстати, тебе это должно быть приятно, — безжалостно сказала она.
Леонид совсем впал в уныние.
— Вообще-то приятно, но… Ты знаешь, Вита, нас прошлом году тренер водил на оперу "Иван Сусанин", а после спектакля он сказал: "Видели, в какое болото завёл Сусанин поляков. Так вот, в какое болото может завести красивая девушка парня, этому Сусанину и не снилось. Так что вы, говорит, будущие спортсмены, это учтите…" Теперь я понимаю, что тренер был прав…
— Леонид, не обобщай, — погрозила пальцем Левская.
— А в тебя он всё равно не влюбится и отбивать тебя у меня не будет. Ларионов мой друг, — шмыгнул носом Леонид.
— Ну конечно, не влюбится, — опечалилась Вита, но мы же должны с тобой выполнить общественное поручение, — оживилась она. — Ну, Лёнечка, это же несерьёзно и Ларионову на пользу, ты же сам говорил…
— Ну ладно, давай ему назначим свидание в записке, на которое он, конечно, не придёт…
— Конечно, он не придёт ни за что, — успокаивала его Вита, — но записку мы ему напишем.
Елена и Надежда переглянулись.
— Так… Кажется, проблема Виты решена… — Елена вычеркнула один из пунктов в своей записной книжке. — Теперь что? Теперь Ларионов должен ещё согласиться выступить за чужую команду и под чужой фамилией… Ещё он должен попасть в плохую компанию… Ещё Масюков что-то предлагал насчёт милиции… Но это уж глупости. Это я, пожалуй, вычеркну.
Она вычеркнула в блокноте ещё один пункт, спрятала записную книжку в сумку. И перевела взгляд на Ларионова.
Теперь им завладел "портретист" Сидякин. Он смешивал на палитре краски и бормотал:
— Вот никак не могу, Вениамин, схватить выражение твоего духа… Выражение тела схватил, а вот души… Выражай, чего так просто разминаешься?! Ты знаешь, тебя Вита называла Моцартом прыжка! Может, мне в тебе Моцарта поискать?
— А с чего это ты решил меня рисовать?
— Госзаказ получил, — уклончиво сказал Тарас.
— Так уж и госзаказ? — опустив руку в карман куртки, Веня достал платок и записку…
"Чемпион, если будешь отбивать девчонок у своих друзей, ноги переломаем!.." — предупреждали в ней.
— Почерк, между прочим, знакомый… — задумчиво произнёс Вениамин.
К Ларионову чуть ли не вплотную приблизилась Стеллка.
— Слушай, а может, у твоего папы есть машина?
— Нет, у моего папы нет машины, — спрятал он записку.
— А может, он много зарабатывает, и ты в семье единственный сын, и тебе ни в чём не отказывают?
— Отец мой зарабатывает немного, сын я не единственный, а в чём мне должны не отказывать? — в тон ей сказал Вениамин.
— Ну, во всём…
Неожиданно раздалась трель свистка. По двору промчался Гусь с чемоданом в руке. За ним гналась дворничиха с метлой:
— Ах ты, хулиган! Вот я тебя сейчас!
Спасаясь от погони, Гусь пересек спортплощадку и вгорячах перепрыгнул через планку на стойках.
— С ума сойти! — изумился Тарас. — Он же перепрыгнул твою высоту!
Преследуемый дворничихой, Гусь перемахнул и через забор.
— Ты говоришь — мою высоту? — сказал Вениамин Тарасу. — Он через забор перепрыгнул с чемоданом и без техники!.. Чудеса!.. А ты представь, если наоборот, без чемодана и с техникой?!
Пока Вениамин и Тарас, взобравшись на забор, высматривали Гуся, Вита подошла к куртке Ларионова, висевшей на ветке дерева, и сунула в карман записку…
Дворничиха, ворча, удалилась, на всякий случай погрозив метлой в сторону забора.
И только тогда Гусь выбрался из-за мусорного бака на соседнем дворе и перелез на свой двор.
— Гусь, ты же дал нам расписку! — сердито подступила к нему Лена.
— А чего она ковры решила выбивать прямо на ваших богов, огрызнулся Гусь, показывая на фанерные "статуи". — Загрязнение среды получается. Вот я охранял ваш свежий воздух.
— Ты бы видела, какой он прыжок сообразил через планку и через забор! — сообщил Ларионов Елене.
— И с чемоданом в руках! Я его прыжок случайно на плёнку снял. Прыжок аж два во! — сжал кулаки Тарас и выставил вперёд два больших пальца.
— Стресс… Ничего особенного, — скептически сказал Вадим. — С испуга можно и не такую высоту взять.
— Вот бы ты и пугался почаще, — посоветовал ему Тарас.
— Слушай. Гусь, а почему бы тебе не заняться спортом? — убеждал его Вениамин. — Вон у тебя какие перспективные ноги… для прыжков… или для бега… А пока бы с нами и побегал, и попрыгал…
— А какой мне хозрасчёт просто так бегать? — проворчал Гусь. Я убегаю только от милиции, а прыгаю — от дворников.
— За милицию и за дворников дают пятнадцать суток, а у нас целый портфель золотых медалей. Побежал бы… и взял… одну… — без всякой иронии сказала Елена.
— Подумаешь, медаль! Что у меня их нет, что ли? — Он раскрыл чемодан, порылся в "хипповых" майках и достал какую-то спортивную медаль на ленточке. — Вот… Взял… и… побежал…
— Ты мне этого не говорил, я от тебя этого не слышала! — Елена торопливо отошла от него. — Не расслабляться! Не расслабляться! Марафон-прыжки продолжаются!
— А медали действительно золотые? — крикнул ей вслед Гусь.
— Золотые, — обернулась к нему Елена. — Мой дядя был чемпионом по прыжкам, из спорта ушёл, а медали подарил нашим олимпийским играм!
Вадим Масюков что-то зашептал Гусю на ухо.
— Ларионов? — спросил Гусь.
— Может пригодиться вашей компании, — тихо сказал Вадим.
— Так ведь он у вас наверняка ах какой ах-ах-ахтивист! — дурачился Гусь.
— В том-то и дело, что уже нет, — так же тихо продолжал Вадим. — Зазнаваться начал. Режим нарушает, девчонок у своих приятелей отбивает, за другую команду под чужой фамилией выступать хочет.
— Да я ему сначала за это морду набью… — разозлился Гусь. И, подумав, добавил: — А потом возьму в свою оркестру!..
Стеллка вновь привязалась к Ларионову:
— Слушай, а может, у тебя есть богатая бабушка или тётя… богатая, но очень больная?.. Может, тебя ожидает большое наследство?
— Нет, не ожидает, — сдерживая себя изо всех сил, вежливо ответил Вениамин.
Лена Гуляева засекла Сидякина возле статуи "Дискобол", хотя он не то чтобы скрывался от Лены, но старался как-то вроде бы не попадаться ей на глаза. Человек с флейтой, которым он обещал обеспечить олимпийские игры вообще и лично Ларионова, не появлялся, хотя и вправду по телефону несколько раз давал честное слово, что уже выходит…
— Мама флейтиста сказала, что он уже пошёл, — не ожидая вопроса, сказал Тарас Лене.
— А ты сам случайно на флейте не играешь? — спросила его Лена и на отрицательный ответ Сидякина добавила: — Странно, из тебя бы большой свистун вышел.
— А ты не забыл снять на плёнку прыжок Ларионова? — спросила она Сидякина уже более миролюбиво.
— Я уже снял.
— Когда проявишь, — смягчилась Лена, — будешь в красном уголке демонстрировать кинограмму прыжка чемпиона наших олимпийских игр, а мы все будем этот прыжок изучать, так?
— А по-моему, не так! — влезла в разговор Таня. Они даже не заметили, как она подошла.
— Как не так? — взъерошилась Лена.
— Если изучать кинограмму прыжка, то её надо изучать у настоящего чемпиона, а не у Ларионова!.. — разъяснила Таня.
— Цветкова, — спросила её официальным голосом Гуляева, — ты как думаешь, колесо фортуны тяжёлое или не очень тяжёлое?
— Я под него ни разу не попадала, поэтому не знаю, какое оно, — съязвила Таня Цветкова.
— А я знаю, что оно очень тяжёлое… потому что мы его все, всем миром, поворачиваем в сторону Ларионова, — с пафосом произнесла Гуляева, — а ты… а ты палки вставляешь! И куда?.. В спицы колеса фортуны! И кому вставляешь спицы? Самому Ларионову!
— Ах, они колесо фортуны поворачивают?! То-то во дворе с утра до вечера скрип какой-то ужасный стоит! Я все думала, что это за скрип? А это они всем миром колесо фортуны поворачивают. Не тем мажете, — неожиданно закончила свою тираду Цветкова, — оттого и скрип, и вообще не в ту сторону колесо поворачиваете!