— Я ищу Сергея Липкина, — сказал Андрей.
— Я Липкин. Что нужно?
Андрей вынул из внутреннего кармана фотографию:
— Твоя?
Липкин присмотрелся и вдруг быстрым движением выдернул снимок из руки Андрея.
— Вот он где! Знаешь, как я искал! Весь дом вверх тормашками! Откуда он у тебя?
— Из книжки «Путь марсиан».
— Тьфу, черт! — выругался Липкин радостно. — Вспомнил! Это я после просушки положил их туда выпрямлять. Тетя Саша торопит. «Неси, — говорит, книжку быстрее, читатели ждут...» Я вытащил их и не сосчитал...
— Ты сам фотографировал? — с недоверием спросил Андрей.
— А кто же еще? — улыбнулся Липкин.
— Каким образом? Через телескоп?
— Чудак человек! — удивился Липкин. — Разве через телескоп так сделаешь? Я фотографирую только натуру.
— Натуру?! — ошеломленно спросил Андрей. — Ты, может, скажешь, что этот снимок сделан из ракеты?
— Не скажу. Потому что не из ракеты. Это я фотографировал с одной из вершин восточных Апеннин.
— Ты?!!
— Я, конечно, — спокойно сказал Липкин.
— Каким образом?
Липкин оглядел Андрея с ног до головы и отворил дверь пошире.
— Давай проходи.
Он провел Андрея в большую полутемную комнату, посреди которой стоял круглый обеденный стол, накрытый полиэтиленовой скатертью. В центре стола, где обычно ставят вазу с цветами, тускло мерцала изящная серебристая ракета.
Андрей впился в нее глазами.
Это была модель космического корабля «Восток» с первой ступенью, с четырьмя пусковыми агрегатами и даже с лифтом для космонавта.
Андрей обошел ее со всех сторон.
Модель в точности повторяла настоящую ракету и была так здорово сделана, что трудно было оторвать взгляд.
— Ну? — сказал Липкин.
— Это ты... сам?
— Чудак человек, — пожал плечами Липкин. — Такие штуки в магазинах не продаются.
— А из чего?
— Картон, целлофан, проволока.
— Красиво!
— Она мне не особенно удалась, — скромно возразил Липкин. — Торопился, кое-что напортил. Садись, — придвинул он стул. — Поговорим.
Андрей сел, но сейчас же вскочил. Он заметил в углу комнаты телескоп. Теперь он бросился в этот угол и осмотрел установку.
Липкин настороженно следил за ним.
— Рефрактор? — спросил Андрей. — Только почему без объектива? Ты его снимаешь, чтобы не пылился?
— Рефлектор, — поправил Липкин. — Системы Кассегрена. С кольцевым зеркалом.
— Кассегрен? Сам сделал?
— Сам, конечно.
— Ого! — с уважением сказал Андрей. — А у меня Ньютон. Почему ты его в комнате держишь?
— Не могу же я построить астрономический купол! Я его во двор выношу.
— А чердак? — воскликнул Андрей.
— Хм! Чердак! Думал я про чердак. Невозможно. У нас железная крыша.
— А-а!.. — протянул Андрей. — У нас черепичная. Я двенадцать черепиц вынул, положил их на специальный щиток. Ночью снимешь щиток — и в космос.
Настороженность Липкина как рукой сняло.
— Красота! — улыбнулся он. — Всю ночь напролет от звезды до звезды!.. У твоего какой диаметр зеркала?
— Сто двадцать пять миллиметров.
— А увеличение?
— Сто сорок.
— Ого! — с уважением сказал Липкин. — У меня всего восемьдесят. А диаметр сто.
— Перешлифовал?
— Да, немножечко. А переделывать, знаешь...
— Знаю, — сказал Андрей. — Я два зеркала запорол. Одно на грубой шлифовке — оно лопнуло у меня в руке, надавил слишком сильно, опыта не было, а второе на тонкой, окончательной. Так получилось. Нужна кривизна ноль шесть миллиметра, а я с размаху саданул до ноль девяти. Исправить невозможно. Я со злости трахнул его об стену. Зато третье получилось что надо. Стрелка кривизны ноль пятьдесят восемь, ни одного сбоя, ни одного завала по краям. Идеальная сфера! Хорошо. Кончил шлифовку. Сформовал полировальник. Приготовил смолу, крокус. Нанес на полировальник бороздки. Начал. Полирую пять часов, шесть, семь... Проверяю ножом Фуко, — знаешь, приборчик такой из бритвочки и лампочки от карманного фонаря, — вроде нормально. Еще два часа полирую, руки онемели, в локтях едва разгибаются. Делаю окончательную проверку — даже слезы из глаз: в середине бугор, вокруг него валик, а края приподняты, как у чашки. Перешлифовывать надо. Четыре раза перешлифовывал... Знаешь, что это за работа? Хорошо еще, что у «Космоса» только одно зеркало. Ты по какой книжке строил телескоп?
— По Максутову.
— А я свой «Космос» по Шемякину. Приложение к «Юному технику».
— Знаю. Одно плохо: только прицелишься, начнешь зарисовывать какое-нибудь место, глядь, оно уже на краю поля зрения. Трубу поправлять надо. Через каждые пять минут.
— А у меня не надо, — сказал Андрей. — У меня шахту часовой механизм ведет. Пустишь его — и к трубе уже руками не прикасаешься. Хоть до утра.
— Что за механизм? — полюбопытствовал Липкин. — Тут знаешь какую машину надо? Шахта-то весит ой-ой.
— О! У меня такая машина! — с восторгом сказал Андрей. — От английских астрономических часов. Слона повернет!
— Где достал?
— Тут, в одном месте. Случайно. Ты сначала про Эратосфен расскажи.
— Эратосфен... — задумчиво произнес Липкин. — Это фото я сделал две недели назад, когда изучал Синус Аэстум, то есть Залив Зноя. Я сейчас покажу.
Он вышел в соседнюю комнату и тотчас вернулся с большим альбомом, который положил на стол.
— Вот здесь все места, где я побывал.
Андрей открыл альбом.
Он сразу же узнал кратер Коперника, похожий на воронку, оставшуюся после чудовищного взрыва, разлетающиеся из кратера таинственные светлые лучи, которые до сих пор сводят с ума всех астрономов мира, и мелкие кратеры, усеявшие дно Океана Бурь.
Но какой это был Коперник!
На лучших лунных фотографиях, сделанных в знаменитых обсерваториях, он всегда имел форму кольца, окруженного белым венцом. А здесь он был похож на громадный вал, лежащий на светлой, слегка всхолмленной равнине.
Ни одному астроному не снилась такая фотография!
В нижнем правом углу альбомного листа было написано красивыми буквами:
«Область цирка Коперник на 10-й день после новолуния».
На следующем листе была фотография Теофила во время захода Солнца. Теофил тоже был сфотографирован не сверху, а сбоку, с небольшой высоты. Его центральная горка высоко поднималась над окружающими валами, и ее двойная вершина ярко горела на фоне черного неба.
Дальше шли фотографии Клавдия, Птолемея, Платона, маленькие фото неизвестных Андрею цирков, снимки каких-то гор и долин.
Андрей перелистывал альбом все быстрее и быстрее. Наконец он перевернул последний лист и спросил:
— Море Опасностей ты не снимал?
— Нет, — сказал Сергей. — Но я работал недалеко, в Море Изобилия.
— А что там интересного, в Море Изобилия? Трещины да холмы. Ни одного приличного цирка.
— Ни одного приличного цирка? — воскликнул Сергей. — Ну, сказал! . . А Мессье и Пикеринг?
— Ну и что? Их в хорошую трубу не всегда увидишь!
— Ты видел?
— Видел.
— И ничего не заметил?
— Ничего!
— А ты знаешь, что между ними туннель?
— Что?!
— Да, да. Так считают многие наблюдатели.
— Чушь!
— Абсолютная правда! Там горная цепь высотой около двух километров. Налетевший с запада огромный метеорит ударил в ее склон, пробил и, выскочив с другой стороны, улетел в космос. В том месте, куда пришелся удар, образовался кратер Мессье, а на другой стороне — Пикеринг. Я только вчера фотографировал этот район. Идем, покажу.
Он провел Андрея в темную соседнюю комнату и включил свет.
На столе в углу комнаты громоздилось странное сооружение. Посредине плоский прямоугольный ящик, до половины наполненный серой мукой. К углам ящика привинчены длинные штанги. На них, на разной высоте, укреплены рефлекторы с плоскими матовыми лампами. Еще одна штанга, длиннее всех остальных и размеченная на сантиметры, прикреплена к спинке стула. На другом стуле лежат вынутый из футляра фотоаппарат «зенит», экспонометр на витом шелковом шнурке и несколько деревянных лопаточек.
— Вот Море Изобилия, — Сергей показал на ящик. — Подожди, сейчас я на него прысну, а то все осыпается.
Он взял с подоконника пульверизатор и несколько раз фукнул водой в ящик, на горки серой муки.
Потом деревянной лопаточкой что-то подправил и жестом подозвал Андрея поближе.
— Вот Мессье, видишь, на склоне хребта? А вот по другую сторону Пикеринг.
Андрей напряг все свое воображение, но серая мука так и осталась мукой.
— Ничего не вижу, — сказал он.
— Это с непривычки, — улыбнулся Липкин. — Сейчас увидишь.
Он воткнул в розетку вилку, от которой тянулись провода к рефлекторам, и щелкнул выключателем. Ярко вспыхнула одна из угловых ламп, беспорядочные кучки муки отбросили длинные тени, и Андрей открыл рот от изумления.
Перед ним лежала знакомая равнина Моря Изобилия, пересеченная вдоль невысоким горным хребтом, кое-где покрытая оспинами небольших кратеров.
