— Как кого? Чего! Музыку, — ответил Вениамин.
— Ну и иди! И люби её!.. — грубо сказал Леонид.
— Была бы честь предложена… — Вениамин направился к беседке.
Из пролома в заборе вылез Гусь.
— Честь! Вот именно, честь! — пробормотал Леонид вслед Ларионову. И встретился взглядом с Гусем. — Гусь, ты можешь пистолеты достать? — решительно спросил он.
— Гусь всё может. Для чего?
— Для дуэли. Я хочу тут кое-кого на дуэль вызвать,
— Конечно, могу, — кивнул Гусь. — Раз для дуэли. Соперник, да? А ты задуши его, как Ромео Джульетту… Но только после олимпийских игр, во время я не позволю.
— Джульетту душил не Ромео, а Отелло… и не Джульетту, а Дездемону, — печально поведал Леонид.
— Какая разница — кто кого? Важен результат, — отмахнулся Гусь.
Они пошли к подъезду, обсуждая различные виды дуэльных пистолетов.
Ларионов, сидевший на перилах беседки, даже не подозревал, что в каких-то ста метрах от него, за фигурами древнегреческих богов, идёт о нём горячий разговор.
…- Раз так, — утверждала Татьяна, — лучше я влюблю Ларионова в себя! Посмотрю на него с поволокой… Что такое взгляд с поволокой?
— Очень просто, — ответила Вита, — взгляд в угол, на нос, на предмет… Вот так…
— Взгляд в угол, на нос, на предмет… — повторила Татьяна. А если угла нет?
— Господи, ну посмотри просто вверх… в небо… Ну, мне пора, — Вита заторопилась домой.
— А ты всё с этим меланхоликом встречаешься? — спросил Вадим, имея в виду Толкалина.
— А что? — спросила Вита и добавила, загадочно улыбаясь, ну прямо как Мона Лиза: — А может, я не с ним встречаюсь…
— А с ним тоже зря, — сказал Вадим, имея в виду Ларионова. — Тебе со мной надо встречаться.
— Это почему же?
— Ты знаешь, школьники — круглые отличники и круглые отличники — студенты в жизни хода не имеют. В жизни вообще побеждают не круглые.
— А какие же?
— А такие… трёхугольные, четырёхугольные… В жизни чем больше углов, тем лучше. — Вадим согнул руки в локтях, демонстрируя острые углы локтей.
— А сколько же у тебя углов? — спросила Вита.
— Сколько есть — все мои, а хочешь, и твои будут.
— Чао… октаэдр!.. — сказала Вита, давая понять Вадиму, что разговор окончен.
— Главное в жизни имеет значение пересечение, пересечение, продекламировал вслед ей Вадим.
Оставшись одна, Татьяна задумчиво сказала вслух сама себе:
— А вообще-то, по-моему, чемпион не должен влюбляться ни в кого. Чемпион принадлежит спорту и никому лично… Но уж, если лично он должен кому-то принадлежать, то это мне. Я одна из наших девчонок на него могу подействовать в самом положительном смысле!
Она стала торопливо писать записку.
— Это ещё что за новости? Что у тебя в руках? — неожиданно выглянула из-за "статуи" Зевса Елена Гуляева.
— Моё объяснение в любви Вениамину Ларионову. Я в него влюбилась, — твёрдо сказала Татьяна.
— Здравствуйте, — всплеснула руками Елена. — У нас в Ларионова по плану влюбилась Вита.
— А если я тоже влюбилась?.. И не по плану? А по-настоящему? вырвалось у Татьяны.
Елена только раскрыла рот, чтобы дать ей достойный отпор, но тут её внимание переключилось на Гуся со Стеллкой, подходившим к Ларионову.
— Опять заявилась краля! — сердито сказала Елена. — Уходит приходит…
— А у тебя есть… — многозначительно спрашивала Гуся Стеллка, — что-нибудь… такое?
— Ахнете, когда увидите! — достаёт он из-под рубахи икону.
— Ух ты! — сделала умный вид Стеллка.
— "Ух ты"! — передразнил её Гусь. — А что ты понимаешь в иконах?!
— Так мы же завтра встречаемся с Гогой! — округлила глаза Стеллка.
Гусь бережно завернул "Казанскую богоматерь" в байку.
— Уже не встречаемся. Гусь завязал. Гусь в законе.
— Гоги будет психовать, ты же знаешь его характер.
— Гоги будет психовать! Гоги выдаст темперамент! Подумаешь, пожар в урне! Иди гуляй! — скомандовал ей Гусь.
— Хорошая икона? — заметил Вениамин.
— А ты что понимаешь в иконах? — сожалеюще покачал головой Гусь.
— Понимаю… Ну-ка, дай взглянуть поближе.
— Если разбираешься, то скажи, какой это школы живопись? развернул икону Гусь.
Вениамин взял икону:
— Это икона как бы… строгановской школы.
— И верно, строгановской школы. Откуда ты знаешь? — вытаращился Гусь.
— У меня отец реставратором работает в Третьяковской галерее, так что я в курсе. — Ларионов вертел в руках икону, рассматривая её. — Под строгановскую школу — это точно, но это не настоящая икона.
— Как это не настоящая? — разобиделся Гусь.
— Так… копия… подделка.
— Да мне же от бабушки по наследству достались эти иконы. Да им же, этим иконам, цены нет. А копии Босс кому-то сбывает! — горячился Гусь.
— Не веришь мне, можешь показать эту икону моему отцу. После соревнований зайдём к нам.
Стеллка даже присвистнула.
— Что же ты молчал?! Нам нужны реставраторы-мужчины… И дети реставраторов… Нам нужны отцы и дети! Влюбиться в сына реставратора — это уже имеет смысл. — Она что-то написала Ларионову на клочке бумаги.
— Ещё записка!.. С ума сойти! — вздрогнула Татьяна, наблюдая за ними.
— А у тебя папа знаменитый реставратор или… так себе? продолжала откровенно тянуть свою разговорную нить Стеллка.
— Должен вас разочаровать, — ответил Ларионов, — у нас дома уравнение с пятью неизвестными! Бабушка, мама, папа, сестра и я все неизвестные, — и добавил: — Пока неизвестные…
Затем Веня не без интереса обвёл взглядом ладную фигуру Стеллки. Из Стеллкиной холщовой сумки, похожей на лошадиную торбу с овсом, торчала рукоятка теннисной ракетки.
— Одни ходят на лыжах, а другие с лыжами, — сказал Вениамин насмешливо. — Это что, модно, чтобы из сумки торчало это… — Вениамин покосился на ракетку и, не дождавшись ответа, сказал: — А насчёт дружбы со звёздами, по-моему, надо, чтобы звёзды считали за честь быть знакомыми с тобой!.. Вот так!..
Всё это Стеллка пропустила как-то так, мимо ушей, просто ей почему-то не хотелось отходить от этого ничем не знаменитого парня.
— Ладно, — сказала Стеллка Вениамину, — делаю тебе исключение в кредит, авансом, может, станешь когда-нибудь знаменитым, тогда позвонишь, — и протянула ему с этими словами клочок бумаги.
— Прославлюсь — сама позвонишь, — сказал Ларионов и не взял протянутую ему записку с номером телефона.
Стеллкина рука повисла в воздухе. Красивая рука девчонки, рука пустельги и бездельницы с незаслуженно красивыми (и это заметил Ларионов!) длинными пальцами.
Тем временем на дворе события развивались и раскручивались со скоростью и головокружением центрифуги. Во двор быстро вошли Масюков и Босс. Завидев Ларионова, они сразу направились к нему.
— А вы пригласите домой и там уговорите, — советовал Боссу по пути Вадим. — Он здесь стесняется. Знаете, кругом все свои… Биотоки не те…
— А девчонки с ним пойдут? — заинтересовался Босс.
— Девочки не с ним, а за ним все пойдут в огонь и в воду. В него все влюблены…
— Всё это зря, — потускнел Босс. — Мне надо, чтоб одна и за мной пошла бы…
Они подошли к Ларионову, и Босс нетерпеливо спросил:
— Ну как, подумал?
— Подумал, — сказал Вениамин.
— И решил? — спросил Босс.
— Ещё надо подумать, — сказал Вениамин.
— Ты так всю жизнь продумаешь. Ты прыгаешь. Твоё дело прыгать, а думать за тебя будут другие. Я буду за тебя думать. Ты только за меня держись, как за мамину ручку.
— А он действительно стоящий прыгун?
— Которого тебе надо перепрыгнуть? — переспросил Босс. — Самый перспективный прыгун в Москве, — со знанием дела сказал Босс.
— Самый перспективный прыгун в Москве? Интересно бы встретиться! — заявил Вениамин.
— Ну, самый перспективный после тебя, и только ты можешь его перепрыгнуть, — засмеялся Босс.
— Стоит подумать, — повторил Ларионов.
Таня, не выдержав, громко сказала в микрофон:
— В перерывах между матчами они через своих поверенных эдиков отзывают талантливых игроков в сторонку, шёпотом сулят им всякие "дефицитные блага", намекают о приятных перспективах, и, если надо, мелькнут слова их светлого будущего: квартира, машина…
— Ты уйдёшь со своей бандурой!.. — вскинулась Елена. — Тут все с таким трудом закарозивают Ларионова, а она нам его всё время раскарозивает.
— Цену себе набиваешь?.. — тихо сказал Вениамину Босс. — Могу заплатить, станешь чемпионом — отдашь.
— Ну что ты, я же любитель, а не профессионал, — отнекивался Вениамин.
— Понимаешь, надо одного чемпиона среди юношей перепрыгнуть, только ты сможешь!.. — уговаривал Босс. — Главное, у тебя все в порядке и с тренером будет, можешь уже собирать вещи и переходить. Слушай, а ты что сегодня после всего этого делаешь?