– Я не жалуюсь. Таков уж этот мир. Старые должны уступать место молодым. Но как мне одиноко без него! Мы прожили вместе сорок семь лет и хорошо знаем привычки друг друга.
– Но ваш сын живет не очень далеко. – Патти, как могла, попыталась утешить старушку. – Вы, должно быть, будете часто видеться с вашим мужем.
– Нет! Это все равно, что муж умер – между нами полторы мили, а мы оба с ревматизмом.
Часы показывали уже четверть шестого, и гостьи встали, чтобы удалиться. Им еще предстояло пройти полмили и переодеться к обеду.
На прощание старая женщина крепко сжала руку Патти. Похоже, несколько слов сочувствия, сказанных случайной посетительницей, принесли ей больше утешения, чем присутствие целого выводка буйных внуков.
– Разве это не ужасно – быть старым и просто сидеть и ждать смерти? – содрогнулась Патти, выходя с подругами в холодную темноту зимнего вечера.
– Ужасно! – искренне согласилась Конни.
– Идем скорее! Иначе опоздаем к обеду, а сегодня дают курицу.
Они направились к зданию школы бодрой рысцой, требовавшей глубокого дыхания и не позволявшей вести беседу, но ум Патти работал так же быстро, как ее ноги.
– У меня совершенно замечательная идея, – с пыхтением выговорила она, свернув в ворота и стремительно продвигаясь по дорожке к большому освещенному дому, широко раскинувшему оба свои крыла им навстречу.
– Какая? – спросили подруги.
В эту минуту до них долетели настойчивые звуки гонга, и за окнами замелькали торопливые фигуры: звонок, призывавший к приему пищи, всегда находил более живой отклик, чем тот, который призывал на занятия.
– Я расскажу вам после обеда. Сейчас нет времени, – ответила Патти, на бегу скидывая пальто.
Они расшнуровали блузы, пока с топотом поднимались по задней лестнице, и стащили их через головы в холле второго этажа.
– Помедленнее, пожалуйста! – умоляли они спускающуюся в столовую процессию, которой пересекли путь. Обед был единственной трапезой, на которую ученицы ходили по парадной лестнице, покрытой ковром, а не по задней, обитой жестью.
Их вечерние платья были, к счастью, не мятыми и на месте. Девочки влезли в них без особых церемоний и, раскрасневшиеся, с немного встрепанными волосами, извиняющиеся, появились в столовой как раз в тот момент, когда кончилась молитва. Опоздать к молитве означало получить только одно замечание, первое блюдо обходилось дороже, а второе еще дороже. Наказание возрастало в геометрической прогрессии.
В начале часового перерыва перед вечерними занятиями три подруги отделились от танцующих в холле и удалились в уголок пустой классной.
Патти взгромоздилась на парту и откровенно поведала о своих чувствах.
– Мне надоело, что директриса читает молитвы и произносит речи о красоте рождественского духа и о том, как похвально сделать счастливыми множество маленьких детей, хотя сама отлично знает, что для нас это просто забава. В нынешнем году я председатель праздничного комитета и могу поступить так, как мне хочется. Хватит с меня этой фальшивой благотворительности! Я не стану устраивать никакой елки для детей!
– Никакой елки? – растерянно переспросила Конни.
– Но что же ты собираешься делать с тридцатью семью долларами и восемьюдесятью четырьмя центами? – спросила практичная Присилла.
– А вот что! Слушайте! – И Патти приступила к изложению своих идей. – По соседству с нашей школой нет детей, которые хоть в чем-то действительно нуждались бы, но бабушке и дедушке Фланниган помощь необходима. Бедная старушка, такая добрая и кроткая, вынуждена жить среди этих ужасных, визгливых и липких маленьких Мерфи, а дедушка Фланниган втиснут в кухню Таммаса-младшего и должен выполнять поручения своей невестки, совершенно ужасной женщины. Бабушка Фланниган все время тревожится о муже, потому что у него ревматизм, но никого нет рядом, чтобы втирать ему мазь или заставлять носить теплое нижнее белье. Они любят друг друга, как любая другая супружеская пара, и разлучить их только потому, что Урсула хочет принимать гостей, – это просто возмутительно!
– Ужасно, – согласилась объективная Конни, – но я не думаю, что мы чем-то можем помочь.
– Да можем же! Вместо того чтобы устраивать елку, мы снимем тот пустой маленький коттедж на Лавровой аллее и починим дымоход – Патрик может сделать это бесплатно, – и вставим новые окна, и завезем мебель, и устроим их там хозяйствовать вдвоем.
– Ты думаешь, мы сможем сделать это на тридцать семь долларов и восемьдесят четыре цента? – уточнила Присилла.
– Вот тут-то и поможет благотворительность! Если каждая девочка в школе две недели будет обходиться без карманных денег и пожертвует их на наш проект, то у нас окажется больше сотни долларов, а на такую сумму можно совершенно великолепно обставить домик. И это была бы настоящая благотворительность! Ведь отказаться от карманных денег в предпраздничные дни особенно трудно.
– Но захотят ли девочки расстаться со своими деньгами?
– Мы устроим так, что им придется это сделать, – заявила Патти. – Соберем общее собрание и произнесем речь. А потом все пройдут гуськом мимо стола председателя, и каждая внесет свое имя в список. Ни одна не посмеет отказаться на виду у всей школы.
Огонь в сердце Патти зажег ответное пламя в двух других сердцах.
– Отличная идея! – объявила Конни.
– Это будет такое веселье – обставлять домик! – сказала Присилла. – Почти как самим выходить замуж.
– Вот именно, – кивнула Патти. – У этих бедных стариков давно не было возможности спокойно посидеть наедине друг с другом. Мы снова подарим им медовый месяц.
На протяжении следующего часа Патти, судя по ее виду, учила геометрию, но мысленно уже подрубала простыни, полотенца и скатерти. Был четверг, а по четвергам, с восьми до девяти вечера, обычно проходили занятия по «этикету». Девочки одна за другой величественно спускались вниз, входили в гостиную – Клэр Дюбуа, в роли лакея, объявляла о каждой посетительнице, – и пожимали руку хозяйке, пожилой мамаше, которую изображала Конни Уайлдер, и ее начинающей выезжать в свет дочери, на голову выше самой мамаши. Юную дочь изображала Айрин Маккаллох, самая высокая в школе. Учительница гимнастики, распределявшая роли, обладала чувством юмора. От каждой гостьи ожидалось приличествующее случаю высказывание – запретной была лишь тема погоды.
– Миссис Уайлдер! – экспансивно воскликнула Присцилла, шагнув навстречу хозяйке с протянутой рукой. – И дорогая маленькая Айрин! Даже не верится, что этот ребенок действительно так вырос. Кажется, еще вчера она была совсем крошкой и только начинала ходить…
Присциллу поддержала Патти.
– Моя дорогая миссис Уайлдер, – начала она с ирландским акцентом, которому могли бы позавидовать Мерфи, – вы слышали новость? Мистер Таммас Фланниган с супругой сняли в этом году коттедж в Лавровой аллее. Каждый день во второй половине дня они принимают гостей. Летом у них будут подавать лимонад и имбирные пряники, а зимой суп и сэндвичи. Вы с Айрин непременно должны побывать у них.
В этот момент «этикет» кончился, и три подруги уединились в комнате Патти и Конни в Райском Коридорчике, где закрылись от посетительниц. Время между девятью и половиной десятого было привычным часом визитов в Св. Урсуле. Разумеется, предполагалось, что эти тридцать минут будут заняты подготовкой ко сну, но, если вы умели раздеться в темноте, можно было посвятить их светскому общению.
«Легли спать! Просим не беспокоить!» – гласила записка, которую они прикрепили к двери, но оживленные речи за дверью противоречили написанному.
– Отличную я подала идею насчет лимонада и супа, правда? – спросила Патти.
– «Прежде всего благотворительность не должна выглядеть как подаяние. Вы должны помогать людям самим содержать себя», – процитировала Присцилла фрагмент последней лекции по социологии.
– Мы будем ставить маленькие столики под яблоней летом и в гостиной зимой, – строила планы Патти, – и все школьницы, и те, кто проезжает мимо в своих автомобилях, будут останавливаться, чтобы выпить лимонада. С девочек будем брать по пять центов, а с автомобилистов по десять.
– Слушайте! Давайте заставим Патрика и Таммаса вносить по доллару в неделю на содержание дедушки и бабушки, – предложила Конни. – Старики, должно быть, съедают на добрый доллар картофеля там, где живут сейчас.
Они продолжали шепотом обсуждать свой план еще долго после того, как прозвенел звонок «отхода ко сну» и пришлось погасить свет, так что Присцилла, с похвальным желанием остаться незамеченной, была вынуждена проползти на четвереньках мимо открытой двери Мадемуазель, чтобы добраться до своей комнаты в конце коридора.
На следующий день, как только прозвенел звонок, объявивший дневной перерыв в занятиях, они получили разрешение выйти за пределы территории школы и быстрым шагом отправились по делам. Их намерением было собрать всю необходимую информацию – прежде чем обратиться со своим предложением к общему собранию школы.
