Они убежали.
Пленного нашли в той же лощине, где и оставили, но на другом месте. Форма на нем была смята, ремни на руках и ногах хранили следы потертости. Он пробовал перетереть их об острые камни. На ребят немец глянул озверелыми, налитыми кровью глазами.
- Развяжем ему ноги - и ходу! - торопливо сказал Виктор, стараясь распутать затянувшиеся узлы ремней. - Помоги!
Вдвоем кое-как развязали немцу ноги.
- Пошли! Ком!
- А куда, Витя?
- Подальше. Пока они нас не накрыли. Ком!
Опасливо оглядываясь - нет ли погони! - торопливо двинулись в глубь тундры. Немец удивительно покорно спешил рядом.
- А я видел, двоих ты срезал, - сказал Генка, шагая позади с двумя винтовками.
Виктор не ответил. Он проклинал себя, что так не вовремя у него заело оружие. Теперь, когда бой позади, он совершенно легко и свободно вставил рожок в гнездо автомата. Мог бы еще положить их кучу! Если бы еще были патроны, они бы с Генкой расквитались с ними за ребят!
К обеду сделали привал.
Тяжело дыша, все трое рухнули на влажный мягкий мох, будто в перину. Долго лежали молча.
- Двоих точно ты положил, - опять сказал Генка. - Один на спину упал, а другой вперед ткнулся.
Виктор не видел этого, но поверил Генке. И странно, не чувствовал никакого угрызения совести, не ощущал того чувства, которое было в детстве, когда убил чирка. Он сейчас думал о другом, он думал об убитых товарищах и об одном живом, о том, что кто бы он ни был - Пенов, Костыря, Жохов, - они с Генкой уже ничем ему не могут помочь.
Виктор стряхнул с себя усталость и поднялся, внимательно осмотрел ровную в этом месте тундру. Ничего подозрительного не обнаружил.
- Давай порубаем немного, - предложил он.
- Давай, - обрадовался Генка. - А то живот подвело. Со вчерашнего дня не ели.
Виктор вытащил немецкие галеты.
- Рубанем - и дальше. На метеостанцию надо идти. - Виктор кивнул на немца. - Там его допросят.
- Ага, - оживился Генка. - Точно, на метеостанцию. Там ученые, они языки знают. И в штаб оттуда сообщим, чтобы лодку ихнюю накрыли.
- Еду надо разделить на все дни. - Виктор оглядел скудные запасы пищи. - Сколько придется идти?
- Два дня, - не то спросил, не то утвердил Генка.
- Нет, - не согласился Виктор и прикинул: - Дня четыре. Больше ста километров. В общем, делим галеты на пять дней. Мало ли что! Запас должен быть.
Генка кивнул.
- На, полгалеты вот. И шнапсу по глотку будем пить. Отпивай - снегом закусишь.
Генка отпил глоток из фляжки, задохнулся от крепости, торопливо заел снегом, еще сохранившимся в низинках.
Виктор оглянулся на пленного. Немец за этот переход обвял, ссутулился и сидел, обреченно вперив взгляд под ноги. Видимо, он понял всю безнадежность своего положения и покорился судьбе.
- Как по-ихнему жрать? - спросил Виктор.
- Фрэссен, кажется.
- Ага, подходит, - одобрил слово Виктор и подал немцу полгалеты.
- На! Жри! Фрэссен!
Не спуская глаз с автомата, немец неуверенно взял.
- Кто же из ребят живой остался? - спросил Генка и с болью посмотрел в сторону поста.
Виктор нахмурился. Было ясно, что немцы захватили пост именно затем, чтобы узнать, сколько кораблей проходит мимо, когда и куда они идут. На этих кораблях ценный груз, который посылают нам союзники. Идут сюда и с востока с углем, лесом, военным грузом. Доставляют все, что необходимо флоту и армии. Надо скорее довести немца до метеостанции, он там расскажет, откуда появилась подводная лодка. Теперь ясно, что транспорт потопила она. Может быть, она и не одна, может, еще шныряют немецкие подводные лодки по нашему морю. С метеостанции передадут по радио в штаб, и тогда крышка им, этим лодкам. Наши кокнут их.
Виктор посмотрел на немца. Они встретились глазами, и Виктора прошиб озноб - он наткнулся на что-то острое и затаенное во взгляде немца. Пленный отвел глаза.
Поели и двинулись на восток, где в тундре стояла метеостанция, с которой иногда по рации разговаривал Пенов.
* * *
Третьи сутки. Сколько прошли и сколько еще идти, неизвестно.
Тундра. Гробовая тишь. Порою доносит с моря тусклый крик чайки.
Идут по кромке прибоя, по утрамбованному морем песку. Некрупная зыбь взбегает на берег и, прошипев, как газированная вода, уходит сквозь песок. Когда начинается прилив, приходится отступать от берега и шагать по кочковатой болотистой земле.
Тундра. Бескрайняя враждебная пустыня. Низкие пепельные облака не пропускают солнца. Сыро. Зябко. Эта жестокая земля держит в своей груди вечный холод.
Виктор опустился на обломок камня и бессильно уронил руки.
- Не могу больше.
Тяжело дыша, Генка погладил его по плечу.
- Надо идти, Витя. И его вести.
Оба посмотрели на пленного. С провалившимися глазами, с черными запекшимися губами, изможденный, немец сидел на камне.
- Вставай, Витя.
Виктор отрицательно покачал головой. Сердце давил страх перед неизвестностью, перед этим пронзительным безмолвием. Тишина тундры, наглухо захлестнувшая их, казалось, имеет вес - так была она тяжела и бесконечна.
- Пойдем, - настаивал Генка.
- Не дойти.
Галеты у них кончились. Хотя и делили на пять дней, но не вытерпели, съели раньше. Оставались какие-то крохи. А метеостанции не было, и, когда будет, неизвестно.
- Дойдем, - тяжело дышал Генка. - Должны дойти.
- Чего заладил! - Отчаяние охватило Виктора, и он исступленно закричал: - Ты знаешь, сколько еще идти? Сколько еще километров! Загнемся мы тут! Загнемся!..
Генка ударил его по губам. Виктор захлебнулся словами.
- Замолчи! - тонким голосом крикнул Генка.
Хилый, узенький, со слабой грудью, он был настырный. Он однажды руку держал над свечкой, чтобы доказать свою силу воли. Его потом в больницу возили с ожогом. В пятом классе было это.
- Больно? - Генка извинительно заглядывал в глаза.
- Тебе бы так. - Виктор сплюнул кровь. - Откуда только сила?
- Со злости, наверно, - оправдывался Генка. - Ты уж прости.
- Ладно, - буркнул Виктор, - лучше бы его треснул.
Оба одновременно взглянули на немца, тот выжидательно следил за ними. И Виктор снова уловил в его взгляде затаенную ненависть.
Виктор достал сигареты в малиновой красивой пачке. Эту пачку он отобрал у немца. Закурил и закашлялся.
- Дрянь сигареты! Эрзац! - презрительно и зло сказал он. - И сами немцы - дрянь! Сволочи! Плюгавые гады! Скоро вам всем Сталинград будет! Ферштеен?
По мере того как ругался Виктор, голос его накалялся ненавистью, в сердце накапливалась сила и решимость. Он встал, далеко отшвырнул сигарету и высоким от гнева голосом приказал:
- Пошли! Ком!
* * *
Генку знобило, он никак не мог унять дрожь. Втянув голову в плечи, подняв воротник бушлата и засунув руки в карманы штанов, шагал он с двумя винтовками за плечами.
- Давай костер разведем, - предложил он Виктору. - Теперь они нас не заметят.
Да, теперь можно было и огонь развести, от поста они ушли, пожалуй, на полсотни километров. И уже ясно, что немцы прекратили погоню. Матросы собрали веточек, ржавый прошлогодний мох, жухлую траву. Но ветки оказались сырыми, а трава и мох чадили едким сизым дымом. Генка, сидя на корточках, усердно раздувал огонь, но у него ничего не получалось.
- Бумаги бы, - сказал он, вытирая набежавшие от дыма слезы. - Сразу бы пыхнуло.
- Давай его документами разожжем, - вдруг осенила догадка Виктора.
- Что ты! - воскликнул Генка. - Нельзя. По документам установят, откуда он.
- И так скажет.
- А если не скажет?
- Скажет. Иначе нам не разжечь. Видишь, тлеет только. И бензин в зажигалке кончается.
- Нет, - упрямо покачал головой Генка и принялся снова дуть на чадящую кучу веток. Но сколько ни старался, ничего не получалось, только закашлялся от едкого белого дыма.
- Ну, говорю тебе. Давай документами, - настаивал Виктор. - Сразу загорится.
Он решительно вытащил из кармана документы и начал разрывать по листкам матросскую книжку немца. Пленный молча наблюдал. Виктор разорвал книжку. Остались три фотокарточки. На одной был снят мальчик в форме гитлерюгенда, с барабаном. Он шагал во главе отряда таких же мальчишек. Внизу какая-то надпись чернилами.
- Видал? - недобро повеселел Виктор. - Шагает как!
- Марширен, марширен! Алес фюр Дойчланд! - угрюмо сказал Генка.
Немец насторожился, испытующе и тревожно поглядел на конвоиров.
На другой фотокарточке были пожилой мужчина, сухой и черный, и толстая седая женщина. Мужчина сидел строго выпрямившись, женщина грустно улыбаясь.
- Отец и мать, поди? - сказал Виктор.
- Фатер и мутер? - спросил Генка, показывая фотокарточку немцу.
Тот кивнул.
- Отдадим? - Виктор взглянул на друга.
- Отдадим, - согласился Генка.
- На, - подал Виктор. - Бери, бери!
Немец нерешительно взял и держал фотокарточку в руке, не зная, что с ней делать. Растерянно скользил взглядом по лицам ребят.
На третьей был офицер в форме эсэсовца.
