Бенджамин кивнул. И постучал по бревну.
- Это чего он? - Юна с подозрением обернулась к Санте.
- Ты можешь помолчать? - вдруг шикнула Санта. Юна... нет, она не обиделась. Потому что Бенджамин не перестал стучать по бревну, и она стала смотреть на него, а обидеться решила попозже.
Бенджамин стучал по бревну обеими ладонями, а глаза его были закрыты, и черное лицо поднято вверх. А там, вверху - там светлело небо. И лес по сторонам - это были как две поднятые руки, и они держали небо, а оно светлело. И уже можно было видеть желтый лист, который несет вода. И уносит вниз, под ноги, и больше его не видно. А Бенджамин стучал и стучал по бревну, обеими ладонями, не очень быстро, но и не медленно, а в самый раз, и иногда одна ладонь стучала сильнее, чем другая, а потом опять - равномерно. И этот стук отдавался в бревне, а Юна сидела на этом бревне, и наконец ей стало казаться, что это вовсе не Бенджамин стучит, потому что стук вошел в нее, и так в ней и остался. А может быть, всегда в ней был? Может, это стучало ее сердце? И сердце леса. И сердце воды, и сердце бревна, и сердце беспризорницы Юны... И тут Бенджамин запел.
Когда все кончилось, они немножко посидели молча. Уже было почти светло. Но наконец Юна шевельнулась и сказала нарочно небрежно:
- Ага, зыканско. Жалко, что ничего непонятно. - И плюнула в воду.
- Непонятно?.. - Санта посмотрела на нее так, как будто бы ей непонятно было, что сказала сейчас Юна, а все остальное на свете ей было понятно.
- Ха, - сказала Юна, - ну конечно, я забыла, ты же самая умная. Это, наверно, тайна - что тебе там понятно?
- Почему тайна, - сказала Санта. И закрыла глаза, как Бенджамин до этого. Она сказала: - Это песня про... того, кого все ждут. Но он не может сейчас прийти, потому что в него стреляют из пистолета. Но зря стараются - все равно не попадут. Он всех обманет, и все будет хорошо. И он придет. - Она открыла глаза. - Чего тут непонятного?
И тут все стало понятно. Да разве было когда-нибудь непонятно? Нет, это Юна просто притворялась, ну конечно. Беспризорница Юна тяжело вздохнула и потрогала свои мокрые штаны.
- Чего ты? - спросила Санта.
- Того, - сказала Юна сердито. - Без тебя все знаю. Ждут, ждут - подождут! Захочу еще - и не пойду. - Но это она уже так, разговаривала, а все уже было понятно.
- В замке - да?.. нет? А где? Где тебя... ждут?
- У тебя на бороде, - сказала Юна сурово. И плюнула в воду второй раз. Все, мне некогда. Ты там... никому ничего не говори. Ясно?
Санта смотрела на Юну как-то странно.
- Я бы хотела тебе что-нибудь подарить, - сказала она наконец, глядя на Юну во все глаза. - Но у меня нету. - И тут она вдруг стрельнула глазами на жемчужное ожерелье у себя на шее - и снова на Юну.
- Да ладно, - сказала Юна. - Нужны мне ваши девчонские штучки!
- Нет, подожди!.. Вот, на, возьми... спички. Это очень хорошие спички, видишь, на них нарисована огненная змейка. Они загораются в любую погоду, даже в воде, и пять минут не тухнут.
Юна вспомнила: точно, Санта же светила на медаль, и Юна тогда еще подумала. Но сказала только коротко:
- Спасибо, - пряча спички в карман.
- О, не за что. Мне их тоже подарили.
И Санта встала. И Юна тогда тоже встала.
- Ну пока.
- Пока.
Юна повернулась к Бенджамину, который тоже уже стоял на бревне. - А как мне... - сказала Юна. - Мне туда!.. - Она показала пальцем на противоположный берег. Бенджамин закивал и заулыбался - Юна и пикнуть не успела, как он поднял ее руками и переставил на бревно позади себя. - Ух ты, - сказала Юна, переводя дыхание.
Королева Санта в белом и грязном платье, расставив руки, шла по бревну на берег. Бенджамин Приблудный, улыбнувшись напоследок Юне во все зубы, повернулся и пошел за ней. А Юна еще секунду постояла, потому что на самом деле у нее голова кругом шла от всей этой ночи!.. Но не хватало еще, чтоб Санта это заметила, или еще подумала, что Юне жалко с ней расставаться, - и беспризорница Юна повернулась и пошла на другой берег, изо всей силы мечтая только о том, что она правильно решила, что так выйдет к электричке, а если она и запутается чуть-чуть, то это не страшно, потому что уже утро.
Ну вот. Все сидели в саду, и никто не спал. Нет, дети спали. Папаша Маугли укрыл их одеялом. Он хотел увести их в дом, но они не хотели уходить, и вот, заснули прямо здесь. Тогда он сбегал в дом за одеялом, - им не должно было быть холодно под этим одеялом, ведь оно было пуховое. Всем остальным тоже было не холодно. Папаше Маугли вообще никогда было не холодно, потому что он был закаленный. Анне-Лидии в один момент стало холодно, но тогда граф де Билл отдал ей свою куртку. Но вообще, было уже видно, что этот день опять будет теплым. Как летом. Это хорошо, да? Да, это хорошо. Все сидели, никто не ушел, и день обещал быть теплым, и Кондор играл на дудке, и никак не мог остановиться. И это было хорошо.
Сначала-то было не очень хорошо. И даже очень плохо было, когда Юрис наконец-то сбегал за Сантой, обыскал весь дом и нигде ее не нашел. Когда он вернулся, он был очень расстроен. Он сказал, что ничего не понимает. Он хотел сразу пойти куда-нибудь в лес, чтобы искать королеву, но остальные уговорили его немного подождать, потому что Санта любит сюрпризы, это все знают. Но вообще было ничего не понятно. И как теперь с Праздником Костров? А дона Бетта молчала. И вот, когда прошел час или полтора, Кондор достал дудку и стал потихоньку на ней играть. И тут пришел Рыболов.
Он пришел, когда Кондор уже играл на дудке изо всех сил. Кондор играл так, что все птицы, сколько их было в лесу, слетелись послушать. Все ветки яблонь ломились от птиц, и еще они склевали все, что было на столе - но это и ничего, все равно уже все остыло. Только одна птица не прилетела (это, кстати, была та птица, которая пробовала свой голос в лесу, когда стало светать, неподалеку от того бревна, а она не слетелась из-за того, что должна же остаться в лесу хоть одна птица, а то мало ли). Так что, хоть праздник и не начался, но все равно, это не была и обычная ночь, а самое главное, самое чудесное было то, что Рыболов пришел в замок.
Но разве Рыболов - это такое уж чудо? Кто хочешь может увидеть Рыболова, если, конечно, сейчас весна или лето, нужно только знать место, где он сидит, этот камень, который так и называют: камень Рыболова. Туда и приходи с любым своим делом - покупаться, или просто посидеть в тишине, посмотреть на воду, в которой неподвижно стоит красная палочка поплавка. Ну, а не распугаешь ли ты рыбу? Вряд ли; может там, конечно, и есть рыба, только никто никогда не видел, чтобы Рыболов что-нибудь вытаскивал. Может у него и крючка нет - кому какое дело? Зато можно рассказать что-нибудь, что тебе важно, и Рыболов выслушает, то есть, конечно, неизвестно, слушает ли он, глядя на воду, темную или блестящую, смотря по солнцу. Но, вероятно, все-таки слушает. Почему бы и нет? Папаша Маугли, например, постоянно с детьми ходил к Рыболову, а вот граф де Билл, скажем, - совсем редко. Ну, каждый по разному. Но чтобы Рыболов сам пришел в замок?!..
Он пришел, когда Кондор уже играл, играл и играл, - так, может быть, он пришел послушать Кондора? Вот интересно, Кондору же тогда, наверное, должно быть очень приятно. Может он и играл так оттого, что Рыболов сидел вместе со всеми и слушал его? Но скорее всего нет. Скорее всего, Кондор просто играл.
Кондор просто начал с того места, где они с Бенджамином Приблудным остановились вчера. Лето почти прошло, тихонько сыграл Кондор, и это было правильно, но Кондор почувствовал, что сейчас это уже не вся правда. И он попробовал еще раз. Получилось - что-то почти ушло. Но тут Кондор вдруг все понял. Он понял, что должно быть на самом деле. И он сыграл. Он сыграл: кто-то почти вышел.
Ну наконец-то!..
Ну и времена настали - это сколько же пришлось ждать, чтоб этот кто-то наконец сдвинулся с места? Это же состариться можно было, ожидая! Нет, послушайте-ка, - разве мы были такими, когда нам еще не было всем по стольку многу лет и зим, как сейчас? Разве кому-нибудь приходилось ожидать, чтобы мы вышли? Эй, Папаша Маугли, ну-ка, признайся, когда ты еще не был Папашей, разве кто-нибудь ожидал, чтобы ты вышел? Никто и оглянуться не успевал, а ты уже был за тысячу миль, - ты вылетал, как торпеда, никто и моргнуть не успевал! Да что, - честное слово, еще день-другой, и я бы плюнул и сам куда-нибудь вышел, удивляюсь, как это я до сих пор этого не сделал. Правда, у меня были веские причины: надо было насушить трав, а то что курить-то зимой, и картошку посадить, кушать ведь тоже хочется, а всякие огурцы-помидоры, редиски-капусты, и все такое - это что, думаете, с неба берется? А так бы я давно уже вышел. Не верите? Ну и правильно не верите, никуда бы я не вышел. Хватит, находился уже, мне и здесь хорошо. Хватит, я уже один раз когда-то вышел. Эй, Папаша, скажи хоть ты им, когда ты вышел - ты ведь прекрасно помнишь, как это было - ну-ка, по-честному: разве ты сюда собирался?.. Ага, то-то же: где-то в пути, видно, ошибочка вышла, и вовсе ты не сюда собирался, совсем в другое место, тихо, не говори, в какое, и так грустная песенка получается.
