Жозен всячески старалась втереться в семью д'Отрев, и, чтобы удержать ее на приличном расстоянии, мать и дочь были вынуждены дать ей по возможности деликатный, но решительный отпор, вежливо намекнув, что, если они принимают племянницу, это еще не значит, что они рады и тетке.
Жозен молча проглотила обиду, но в душе поклялась, что так этого не оставит. "Я покажу им, как пренебрегать мною! Нищие, а туда же важничают! Погодите, мамзель Диана: Мышка порассказала мне о вас коечто... Дайте срок - все об этом узнают! Воображает, что я позволю оскорблять себя безнаказанно!"
Пока Жозен таким образом раздувала свою обиду и думала, как отомстить, мадам д'Отрев и Диана размышляли, как бы вырвать ребенка из когтей старой ведьмы.
- Страшно подумать, что девочка во власти этой женщины, что она имеет на нее права, - говорила Диана. - Тут какая-то тайна, и мы должны ее раскрыть. Будь у нас лишние деньги, я бы непременно поручила это дело адвокату... Конечно, если она действительно ближайшая родственница ребенка, она имеет на него законные права, которых никто не смеет оспаривать, но я думаю, что девочку можно было бы купить у нее. Мне кажется, что Жозен такого сорта женщина, которая за деньги на все готова.
- Это одни фантазии, мой друг. Денег у нас нет и никогда не будет. Но даже будь мы богаты, то это был бы страшный риск брать чужого ребенка. Я тоже думаю, что тут есть тайна, и ради малютки хотела бы, чтобы она раскрылась. Но это не наша забота, у нас и своих довольно.
- Ах, мама, что вы говорите! Неужели, если человек беден, он должен быть эгоистом? - проговорила Диана с упреком.
- Что делать, мой друг! Так всегда бывает. Бедному впору думать только о себе. Правда, ты составляешь исключение: больше думаешь о других, чем о себе. У тебя это выражается в каждой мелочи. Ну хоть бы с этой птицей: по правде говоря, мадам Журдан была обязана заплатить тебе за нее, а не навязывать ее.
- Но, мама, чем же она виновата? Она не смогла ее продать. С моей стороны было бы несправедливо вводить ее в убытки. Не ее вина, что птица не пошла. Она ведь не просила меня работать над новой моделью. Что же делать, если мне не удалось!
- Тебе удалось, Диана, в том-то и дело. Работа превосходная, птица, как живая.
- Мадам Журдан сказала, что ее покупателям не нравится клюв. Шею тоже находят слишком длинной, - робко заметила Диана.
- Это только доказывает, как мало они смыслят. Это порода журавля, и шея вовсе не длинна, - отозвалась мать сердито. - Вот уж правда, на всех не угодишь!
- Я решила больше не браться за новые модели. Буду мастерить своих уток да канареек, довольно с меня.
- Я говорила это с самого начала. Я всегда находила, что ты слишком честолюбива, Диана, - не унималась старуха.
- Ваша правда, мама: я была слишком честолюбива, - поспешила согласиться та.
* * *
Прошло около года с того дня, как мадам Жозен перебралась на улицу Добрых Детей. В одно августовское утро, когда тетя Модя сидела в своей молочной, погруженная в тайну изготовления сливочного сыра и масла, вошел Пэшу и, положив перед ней маленький бумажный сверток, сказал, чтобы она его развернула.
- Сию минуту, - ответила тетя Модя, приветливо улыбаясь мужу. Дай мне только залить форму и вымыть руки.
Пэшу молча кивнул и принялся расхаживать по комнате, заглядывая в кринки с молоком и тихонько насвистывая. Потом ему надоело ждать, он развернул сверток и подал жене прелестные дамские часики с изящной золотой цепочкой. Тетя Модя так и ахнула от удивления.
- Где ты достал такую прелесть?! - воскликнула она и, обтерев руки, взяла часы и принялась их рассматривать.
Часы были синие, эмалевые. Одна сторона их была украшена гирляндой с бриллиантовой веткой посредине, а на другой были выгравированы инициалы J.C. в виде изящной монограммы.
- J.C.! Да ведь этими самыми буквами помечено белье маленькой леди Джейн?! - воскликнула тетя Модя. - Где ты добыл эти часы? Чьи они?
- Мои, - ответил муж, посмеиваясь. Он стоял перед женой, заложив большие пальцы в проймы жилета и продолжая насвистывать. На недоверчивый взгляд тети Моди он хладнокровно повторил: - Говорят тебя, мои: я их купил.
- Странно! Такие изящные часики и без футляра, в какой-то старой газете... - недоумевала тетя Модя. - Где ты мог их купить?
- Я купил их в полицейском суде.
- В полицейском суде! - повторила тетя Модя, окончательно сбитая с толку. - У кого же?
- У Раста Жозена.
Несколько секунд тетя Модя пристально смотрела на мужа и наконец торжественно произнесла:
- Я говорила тебе!
- Что ты мне говорила? - переспросил он с задорной улыбкой.
- Как что? Что все эти вещи, конечно, в том числе и эти часы, словом, все вещи, помеченные буквами J.C., - краденые. Они принадлежат девочке, и она вовсе не родня Жозенам.
- Потише, жена, потише.
- Почему Раст очутился в полицейском суде?
- Он был арестован по подозрению, но вина его не доказана.
- По подозрению в краже этих часов?
- Нет, по другому делу. Но то, что при нем были найдены часы, послужило уликой против него. Странно, что именно я купил эти часы. Право, точно судьба! Я случайно проходил мимо суда, заглянул во двор и увидел Раста в числе арестантов. Меня это заинтересовало, и я зашел узнать, в чем дело. Оказывается, его арестовали по подозрению в принадлежности к шайке воров, обокравшей несколько ювелирных магазинов. Прямых улик против него не оказалось, но часы показались судье подозрительными. Он спросил Раста, откуда тот их взял, и негодяй сказал, что это часы его покойной кузины, которая, умирая, оставила их его матери, а та подарила ему. "А как звали вашу кузину?" - спросил судья. Вот тут-то и вышла заковыка. Раст сказал, что ее звали Клара Жозен, а судья посмотрел на часы и говорит: "Мне кажется, что тут буква J стоит первой. Не угодно ли взглянуть?" - и передал часы клерку и другим. Те подтвердили, что действительно порядок букв J.C., а не C.J. А этот бездельник стоит и улыбается, точно не о нем речь! Одет франтом, рожа нахальная - вылитый отец! Как теперь помню Андрея Жозена: большой руки негодяй был покойник...
- Что же, так и не добились, где он взял часы? - спросила тетя Модя.
- Нет, но все-таки судья приговорил Раста к тридцатидневному заключению в приходской тюрьме как подозрительную личность.
- Возмутительно мягкий приговор! - произнесла с негодованием тетя Модя.
- Да ведь говорят тебе, прямых улик не было, - продолжал Пэшу. Спасибо и за то, что хоть месяц отсидит. Ну так слушай, как это вышло, что я купил часы. Стоит он и болтает с другими арестантами. Слышу торгуются, один дает ему пятьдесят долларов. "За кого ты меня принимаешь? - спрашивает Раст. - Положим, деньги мне нужны, но я не так глуп, чтобы отдать дорогую вещь за такую цену". И спрятал часы в карман. Тогда другой предлагает шестьдесят долларов. Раст не берет. Вот тут-то я и подошел. "Позвольте, - говорю, - взглянуть на ваши часы; если они мне понравятся, я, может быть, и куплю". А сам стараюсь говорить как можно спокойнее, потому что боюсь, как бы он не заметил, что мне очень хочется приобрести эту вещь. Он подал мне часы, и хотя притворился равнодушным, я отлично видел, что ему не терпится сбыть их. Я посмотрел и сказал: "Часы недурны; пожалуй, я дам за них семьдесят пять долларов". - "Ишь ты, сенная труха!" Это он за мою блузу обозвал меня сенной трухой, - заметил Пэшу и виновато улыбнулся.
- И сколько раз я тебе говорила, Пэшу, не надевай блузу, когда едешь в город! - не утерпела тетя Модя. - Ведь есть у тебя пиджак... Посмотри, Гюйо и другие - все ходят в пиджаках...
- Не все ли равно, блуза ли, пиджак ли? А за прозвищами я не гонюсь. Я честный работник и не стыжусь своей блузы. Я пропустил его слова мимо ушей и предложил ему девяносто долларов. Деньги со мной были. Я достал бумажник и стал отсчитывать билеты. Должно быть, это на него подействовало, потому что он тут же согласился отдать часы за эту цену. Конечно, я никогда бы не позволил себе купить заведомо краденую вещь, потому что я все-таки уверен, что негодяй украл часы, но я сделал это ради девочки. Я подумал, что, может быть, когда-нибудь эти часы помогут раскрыть ее тайну, да и деньги, которые можно за них выручить, всегда ей пригодятся.
- Твоя правда, Пэшу. Конечно, девяносто долларов для нас большие деньги, особенно теперь, когда приходится заботиться о Мари, но, если нам удастся что-нибудь сделать для этого милого ребенка, я не пожалею денег.
С минуту тетя Модя просидела молча, внимательно рассматривая часы, потом задумчиво сказала:
- Если бы они могли говорить?
- Погоди, может быть, мы и заставим их говорить, - отозвался Пэшу.
- Да, многое могли бы они порассказать, - сказала тетя Модя и прибавила: - Во всяком случае я рада, что мы вырвали их из лап этого мошенника.
Пэшу взял часы и, открыв верхнюю крышку, показал ей что-то на внутренней стороне.
- Если я не ошибаюсь, то вот это должно навести нас на след, сказал он. - А пока спрячь часы в мою шкатулку и никому не говори, что я их купил. Я не хочу, чтоб даже Маделон знала об этом. И еще вот что, жена: было бы хорошо, если бы ты проследила за этой Жозен - не заметишь ли чего...
