Однако зуевчане давно привыкли к чудачествам своего города, поэтому внезапно нагрянувшая зима их не застала врасплох: и часу не прошло, как над крышами задымились трубы. Некоторые горожане стали готовиться к встрече Нового года, - сразу вспомнив, что наши предки встречали его первого сентября.
Надо сказать, что город Зуев впервые был упомянут ещё в Х веке, в "Приокских ведомостях". От древней старины остался один лишь Кремль, переживший два пожара и являвшийся после них наутро ещё краше.
Стоял себе Зуев в стороне от больших дорог, от вражьих нашествий, от засилья цивилизаций, и жил своей удивительной и только ему понятной жизнью. Откуда взялась эта удивительность не знал никто: ни городской Голова, ни учитель географии одной-единственной на весь город школы, ни даже Плугов зуевский "Кулибин" - человек одинокий, очень самостоятельный, лет сорока пяти, умный до невозможного.
Появился Фёдор Филиппыч в Зуеве совсем недавно, а казалось, что давно. Купил домишко в рабочей слободке, прибил над воротами объявление:
"Принимаю заказы на ремонт всего и всякого"
- и стал себе мирно жить.
Человек он был некрупный, голова его была хоть и кудлатая, но уже седая, а борода небольшая, однако, черная. И глаза были черные, зато с золотой искрой.
- Ты, Федор Филиппович, из цыган? - интересовались зуевские из любопытных.
- Да, - отвечал он. - А как же. Из самых вольных.
Зуевские почему-то не доверяли.
- А сам, наверно, из староверов? Скрываешь?
- Нет, - отвечал он, - ничего не скрываю. Из староверов. Из мезенских. Из самых твердых.
- А мы думаем - из евреев, - допытывались зуевские. - Ты не из евреев, случайно?
Он опять соглашался.
- Не сомневайтесь. Из самых древних.
Всё-таки было сомнительно.
Но и года не прошло, как признали слободчане в нем своего и в благодарность за золотые руки прозвали его "Кулибиным" за глаза, а в глаза говорили: Филиппыч. Если требовалось починить зажигалку или, к примеру, переделать черно-белый телевизор на цветной, - ясное дело: бежали к Рубакину. А если велосипедный звонок не тренькал или компьютер барахлил тем более: к нему.
Правда, жил Филиппыч замкнуто, друзей не имел, в гости не ходил. Сам к другим не лез и в свою душу не пускал. Оттого никто не знал: кто он, откуда, был ли когда-нибудь женат, имел ли детей. Впрочем, кому какое дело!
А дело было в том, что все свое свободное время Федор Филиппович не чинил всякие разности. Он их изобретал.
Целыми днями он копался в старинных записях и книгах, что-то выискивал, выписывал. Затем долго чертил и вычислял. Потом принимался выпиливать, вытачивать, буравить, паять, варить, обжигать, закручивать, красить, разбирать, думать, снова собирать...
Столько разных штук изобрел! Например. Были в Зуеве перебои с электроэнергией - он придумал электрическую керосиновую лампочку. Для безопасности работы дружинников изобрел летающую табуретку: летит на ней человек, видит безобразие, оповестит милицию, а хулиганы его достать не могут!
А то - вертящийся мост через реку соорудил: рраз! и развернется себе мост на девяносто градусов, проходи хоть катер, хоть баржа. А надо перекрыть фарватер - рраз! и встанет мост на место.
Всего и не упомнишь! Как великий изобретатель, Федор Филиппович иногда и сам не ведал, что должно было получиться.
А в начале этого лета заперся Филиппыч в своем доме, никого не впускал, заказы не брал, на стук не отвечал. И вот в конце августа наступил в его жизни самый счастливый день. Наконец-то он понял, что изобрел: ни много-ни мало, - ТЕЛЕГУ ВРЕМЕНИ, которая должна была исчезать и появляться в Прошлом и в Будущем!
Конечно, кто-то спросит: "А в чём, собственно, разница между Машиной Времени и Телегой Времени?!.."
Э-э, не скажите!.. Телега-то на российских просторах - надежнее!
С виду - телега как телега: такая же неказистая и скрипучая. Только вот её основная загадка заключалась в колесах: если передние крутились, как и положено, - вперед, то задние, одновременно с ними и самым невероятным образом, - крутились назад. А оглобли предназначались вовсе не для лошадей - они были ловушками-сверхантеннами, которые улавливали ветра Прошлого и Будущего. И было в Телеге 999 тысяч лошадиных сил.
Вышел Филиппыч вечером того же августовского дня на крыльцо и - ахнул!
"Неужто я целых полгода прокумекал?.. - подумал он то ли с уважением к самому себе, то ли с грустью о пролетевших деньках. - Начал ведь изобретать ещё в июне, а нынче - снег кругом. Так и вся жизнь пройдет..."
И решил он немедля осуществить свою давнишнюю мечту: прокатиться в далекое Прошлое и поглядеть - как там жили. Выкатил Рубакин Телегу из сарая. Потом вернулся в дом за провиантом.
Эх, знал бы он, что случится за это время - ни за что бы не оставил её без присмотра. Потому что на другом конце города уже вышел из дому Тимофей Рубакин.
2.
Это был семнадцатилетний краснощекий парнишка, вымахавший за два с половиной аршина, с косой саженью в плечах. И не похож он был на тех молодцов с обложек импортных журналов - увешанных, словно гирями, лакированными мускулами. Он был сам по себе - безо всяких разных тренировок - крепкий малый благодаря матушке-Природе. Добавить к этому можно, что у Тимофея были васильковые глаза и пшеничные волосы. Русский богатырь, скажете? Ну-ну! И я так думаю.
Жил он вдвоем с матерью. Мужа Елизавета Кондратьевна себе так и не завела, хотя охотников было много.
Она была далеко не красавицей, но годы не состарили её, не утомили, не отняли улыбку на худощавом лице, не погасили огонь в глазах, не раздали вширь её маленькую фигуру. Казалось, что тяжкая жизнь и одиночество шли ей даже на пользу. Она надеялась только на себя, и эта цепкая сила не давала ей расслабиться ни на минуту.
Она была в меру умна, в меру начитана, в кино не ходила из-за недостатка времени, зато по телевизору любила смотреть старые комедии и заграничные мелодрамы. Не обремененная, как многие - до тошноты - семейными делами, она ещё со времен училища вела общественную работу: выпускала стенную газету "Родной инкубатор", была наставником молодых птичниц, и даже один раз чуть не стала кандидатом в депутаты.
А ещё помнила и хранила Елизавета верность одной-единственной своей любви, о которой никогда не рассказывала сыну... Только нет-нет - и вспомнит что-то, тайком поглядит на фотографию в альбоме, где сняты они вместе с голубоглазым великаном.
Елизавета Кондратьевна работала на Зуевской птицефабрике. Бывало, что и вздохнуть некогда: с утра до ночи всё колотится. Вернется поздно, а сын уже спит, раскинув руки в стороны. Поцелует его в обе щеки, перекрестит, и шепнет Божьей Матери:
"Да разве такого, как мой Тимка - где ещё сыщешь?.."
Посмотрит на неё с иконы Матерь Божья, а в глазах - радость Небесная.
Хоть не часто мать с сыном виделась, но всё же - изредка вместе бывали. Очень гордилась Елизавета Кондратьевна сыном-богатырем.
Так, незаметно, стал её Тимка - Тимофеем.
Проучился - а лучше сказать промучился - Тимофей до девятого класса и дальше учиться не стал, а стал болтаться без дела. То есть, не совсем без дела, конечно: занялся такими делами, о коих матушка и не подозревала.
А если бы и узнала, ясное дело - не поверила бы. Думала она, что сынок её Тимка в торговлю устроился, оттого и зарабатывает много. Вон - телевизор новый купил, видиомагнитофон, обои цветные поклеил, могилку деду поправил.
Не нарадуется на сына матушка: и денежный, и обходительный, и в доме чистота, и перед соседями не стыдно.
Только Божья Матерь с некоторых пор стала смотреть на неё с иконы с укоризной.
А занимался её сын делами отнюдь не богатырскими: работал у одного "авторитета" по кличке "Абсолют". Деньги вышибал у торговцев. Его боялись. Вначале почувствовал себя самостоятельным человеком. А потом вдруг - как отрезало: скучно стало. Ну, что за жизнь? Друзья сторонятся, девчонки за версту обходят. Да и работа однообразная. Кому - пригрозить, кому - в морду дать. И так - изо дня в день.
По реке, по Клизьме
лодочка плывет.
Эх, расстался б с жизнью!
Только кто поймет?..
Зуев - это вам не Москва. Это там - "Макдоннальды", пиццерии, разборки, ночные клубы до утра. А в Зуевском клубе даже боевики и то двадцатилетней давности крутят. А девчонки? Вырядятся, нафуфырятся, вымажут лицо разной косметикой, а всё равно узнаешь каждую за версту. И Таньку, и Ленку, и Светку. И они всё про тебя знают, и ты про них. Тоска!.. Никакой романтики!
Скучно Рубакину в Зуеве. В Москву смотаться было страшновато... Там, говорили, прямо на улицах в армию заметают. Голову - наголо и - служи родному Отечеству!.. А что знает Тимка про своё Отечество? И где оно? Слишком громоздкое по географическим масштабам выходит. Разве Сибирь для него - Родина? Или - Урал? Даже Москва, которая совсем рядом, и та далека. Родина - она от корня "род". А какой уж тут род, если ты даже про своего родителя ничего не знаешь? Про отца родного! Как же тогда Отечество полюбить?
