- Мерзкая погодка, - проворчал Пень Колодус.
Четверо усатых надсмотрщиков, сидящих за соседним столом, ничего не ответили. Они азартно шлёпали картами по засаленной клеёнке.
- Эй, хозяин, рому! - крикнул один из них.
Из-за прилавка тотчас же вышмыгнул Выпей Тут - старичок в клетчатых домашних тапочках, - поставил на стол четыре стакана с золотистой жидкостью и так же быстро исчез.
Пень Колодус дымил толстой сигарой, часто сплёвывал на каменные щербатые ступени кофейни, на которых плясали дождевые фонтанчики, и невольно прислушивался к разговору надсмотрщиков.
- Ух и льёт!
- Интересно, куда это укатил хозяин?
- А кто его знает!
- Я знаю.
- Врёшь!
Разговор перешёл на шёпот:
- В столице бунт. Я слышал по радио. Какой-то Утринос захватил власть. А сам он из батраков!
- Ну?!
- Вот тебе и ну! Теперь сеньорам крышка, и нам тоже, - вот увидишь! Буль Бурес всю ночь висел на телефоне, а потом укатил в столицу. Ясно?
Пень Колодус повернулся и резко сказал:
- Без паники! Без паники!
Надсмотрщики с шумом отодвинули стулья и столпились вокруг управляющего.
- Всего я вам сказать не могу. Но кое-что вам не вредно узнать, важно заявил Пень Колодус, похлопывая короткими пальцами по столу. - В общем, над этим работают люди покрупнее нас с вами. И к завтрему, - тут он сделал многозначительную паузу, - всё будет в полном порядке.
Надсмотрщики, заложив пальцы за широкие ремни-патронташи, на которых болтались огромные револьверы, недоверчиво переглянулись.
- И нечего паниковать! - повысил голос Пень Колодус. - Всё как было, так и будет. Выше головы!
- Кто знает... - сказал один из надсмотрщиков.
- Заткнись, - перебил его другой. - Что бы ни было, сеньор Буль Бурес всегда может рассчитывать на нас. Я этих восстаний в столице столько перевидал, что уже им счёт потерял. А наш сеньор всегда оставался у власти. Так-то!
- Вот это мужской разговор, - усмехнулся Пень Колодус. - Именно это я и хотел от вас услышать. Эй, Выпей Тут, рому сеньорам!
Услышав весёлые крики крестьян и звон гитар, Пень Колодус снова скис:
- Проклятый дождь! Льёт, когда ему вздумается. Уж лучше б его вообще никогда не было!
- Я вас не понимаю. Чем сильнее дождь, - почтительно сказал Выпей Тут, поставив бутылку на стол, - тем выше урожай.
- И тем ниже цены на сахар, - буркнул управляющий. - Плантациям сеньора дождь ни к чему. Мы можем орошать их из нашей реки.
Вокруг веранды висела сплошная завеса ливня. Струи звенели, как стеклянные нити. Внезапно нити дождя раздвинулись, словно шторы, и появилось улыбающееся лицо Ника.
- С дождичком вас, сеньоры!
- Пошёл вон! - зарычал Пень Колодус.
Ник испуганно помчался прочь, громко шлёпая по лужам.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Их было шестеро
Зелёная машина Буль Буреса подкатила к двухэтажной загородной вилле. Верзила в белом костюме распахнул ворота, и машина въехала во двор.
В гостиной собрались шесть человек: два пожилых господина, три трясущихся старика в комфортабельных инвалидных колясках и молодящаяся старуха лет восьмидесяти. Неодобрительно покосившись на пять окружающих её лысин, старуха вставила в ухо слуховой аппарат и принялась заплетать свою длинную косу, причём так усердно, что даже не заметила, как её пышная причёска съехала на лоб, обнажив голый затылок.
- Сеньоры, - сказал Буль Бурес, выпятив живот, - извиняюсь за опоздание.
Старуха тут же прошамкала:
- Совершенно верно. Отличная мысль!
Очевидно, она была настолько глуха, что даже слуховой аппарат был бессилен ей помочь.
- Я представляю на нашем высоком совещании, - продолжал Буль Бурес, всех хозяев сахарных и табачных плантаций. Таким образом, сеньоры, я представляю сейчас весь сахар и табак страны.
Буль Бурес сел и вынул из кармана блокнот.
- А я представляю нефть, сеньоры! - важно объявил его сосед справа, вытирая огромным клетчатым платком потный лоб.
- Я - электричество, сеньоры. Электричество, кинотеатры и бойни! пропищал один из старцев, высунув из груды полосатых одеял голову на длинной петушиной шее.
- Железная руда, торговля и транспорт! - подал голос старик в золотых очках из другой коляски. Его сморщенное маленькое личико было похоже на большую сушёную грушу.
- Я - банки! - сообщил третий старец.
Старуха напряжённо прислушивалась. Буль Бурес написал что-то на листке бумаги и пододвинул ей записку. Старуха прочитала её про себя, напряжённо шевеля тонкими блёклыми губами, напоминающими двух червяков, раскисших под дождём, и торопливо проскрипела:
- Ну конечно, ну конечно... Я, сеньоры, представляю рестораны! Рестораны, бары, кафе, кафетерии, ночные клубы... а также... а также женские школы, бани и музей восковых фигур!
- Итак, - Буль Бурес звякнул маленьким золотым колокольчиком, начинаем совещание!
И сразу же все заволновались, задёргались, зашумели, перебивая друг друга:
- Неслыханно!.. Бунт!.. Заговор!.. А кто такой этот Апчхибосс Утринос, кто? Надо что-то предпринять!.. Народ волнуется!.. Тише, сеньоры, тише!
Буль Бурес яростно затряс колокольчиком. Все умолкли. Только глухая старуха продолжала вскрикивать, как заигранная пластинка:
- К стенке всех! К стенке! К стенке! К стенке!
- Сеньоры, - напыжился Буль Бурес, - нет смысла говорить о том, что этот неожиданный заговор низших чинов в армии застал нас врасплох. Они свергли нашего многоуважаемого друга диктатора Прохиндеуса, и ему пришлось, захватив всего лишь несколько жалких миллионов, бежать куда глаза глядят. Тут он сделал паузу и тихо произнёс: - Почтим его память двухсекундным молчанием.
Тишина.
- Они хотят установить свои порядки, - продолжал Буль Бурес, смахнув воображаемую слезу, - даже не посоветовавшись с нами. Они мутят народ! Они призывают всех голосовать за этого безродного Апчхибосса Утриноса - бывшего кондуктора и парикмахера!
- Долой! - завопили все. - Не выйдет! К оружию!
- К стенке! - верещала старуха, топая ногами.
Снова пронзительно зазвенел колокольчик.
- Нам остаётся только одно, - сказал Буль Бурес и положил пухлые ладони на стол, - обратиться к Тайфуну. Только Тайфун может нам помочь!
- Но он может запросить за свою помощь слишком много, - проворчал старик с петушиной шеей.
- Лучше чужой Тайфун, - перебил его Буль Бурес, - чем свои бедняки. Тайфун спасал нас не один раз. Спасёт и сейчас! Лучше опять поделиться прибылью с Тайфуном, чем потерять всё!
- Не хочу терять всё! - заверещала старуха. Когда речь заходила о прибылях, её слух приобретал необыкновенную остроту. - Мятежник! - Она вцепилась в старца с петушиной шеей и начала яростно раскачивать его коляску.
- Но позвольте! Позвольте, - лепетал тот, испуганно пряча голову под одеяло. - Я тоже... Я в порядке совета... Я пошутил!
Лихорадочно крутя колёса, он попытался отъехать в сторону и столкнулся с коляской "железной руды, торговли и транспорта". Обе коляски с грохотом упали. Старец с петушиной шеей и старец с лицом, похожим на сушёную грушу, беспомощно барахтались в груде одеял и молотили друг друга сморщенными кулачками.
- А помнишь, как ты выхватил у меня из-под носа железную дорогу?! вопил один.
- А ты-то! Ты-то! - пищал другой. - Кто собирался пустить меня по миру, скупая за бесценок старые дома?!
- Сеньоры, спорить некогда. - Буль Бурес взглянул на часы. - Через двадцать минут я вылетаю. Тайфун уже ждёт!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
А вы кто?
Дождь лил две недели. А потом кончился так же внезапно, как и начался.
Небо было голубое-преголубое, как новенькая скатерть, по чьей-то небрежности прожжённая посредине, - там красовалось солнце.
Из хижин высыпали негры, мулаты, креолы, белые. У негров кожа была чёрная, как ночь; у мулатов - смуглая, как вечерние сумерки; у креолов светло-серая, как ранний рассвет; у белых - красная от загара, как длинный знойный день.
Только у Пень Колодуса, сидящего на веранде, кожа была белая. Белая, как туман над тропическими болотами. А почему б и не быть ей белой? Ему же не приходилось каждый день с утра до вечера работать на плантациях под жарким солнцем. Впрочем, нос у него был красный, как стоп-сигнал. Но не от загара.
Рубщики потянулись к дремучим зарослям сахарного тростника.
Участок у отца Ника, как и у других, был не очень большой. Можно было свободно перекрикиваться с соседями, не очень-то напрягая глотку.
Ник с трудом поспевал за отцом. Он собирал срубленный сахарный тростник, очищал его от жёстких листьев и складывал в кучу.
- Давай, давай! - торопил отец, ловко орудуя тесаком.
- Давай! Давай!..
Хруст, хруст...
- Давай! Давай!..
Хруст, хруст...
Отец опустился на влажную землю. Он сидел в тени, отбрасываемой тростником, и тяжело дышал.
- Устал, - виновато улыбнулся он и протянул мачете Нику. - На, попробуй.
Ник радостно схватил тесак. Жаль, что его не видит никто из мальчишек! Глядя на бесконечную стену тростника, он представлял себе, что перед ним несметная армия врагов.
