Одним словом, я с Егором соглашаюсь, даже если что-то и не по мне. И совсем не потому, что он старше меня.
Ладно, будем ставить лопасик. Хорошо, тал рядом. Каких-то два-три километра. Хотя, может, и все пять, не меряно ведь. У нас на излучине растет тал, но он не годится. В комле толст, коряв и ветвист. Наподобие саксаулины. Для лопасика же нужно четыре добрые стойки. Так что за талом придется в камыши идти, в заломы, придется сквозь крепь камышовую продираться. Только там и можно найти талины, прямые, как тростинки камыша, пригодные для лопасика и для шестов. Мы с Егором там же и удилища режем - длинные, шагов на десять - двенадцать.
2
Долблю и скребу рыбацким ножом пропахшую солодковым корнем землю, а сам подумываю, не пойти ли мне, не проверить ли удочки. Может, какой сазанчик чумной схватит. Или щука-дура - она на любой глубине хватает, и на сазаньей, и на чебачиной. Нет, не пойду проверять. А то если ходить взад-вперед, то и за месяц мне лунок для стоек лопасика не выскрести и не выдолбить. Весной низинка заполняется полой водой, рыба тут икру мечет. Но теперь она осушилась, и земля зачерепела. Кажется, поставить лопасик плевое дело. Четыре стойки да крыша травяная или соломенная. Но так думает лишь тот, кто никогда не ковырял лунок на твердом суглинке, наподобие такыра. Да еще в такую жару. Листья вон на хлыстах таловых будто кипятком ошпарены. Повяли, скрутились в трубочки.
А все-таки долбить лунки не так тяжело, как, скажем, протискиваться по кабанячьей тропе сквозь камышовую крепь. Рыбацкие ножи то и дело цепляются за камышины, и срезанные талинки застревают. Душно. Жарко. За шиворот всякая труха сверху сыплется. Вспотевшее тело зудит нестерпимо, словно комарами покусанное. Да, в камыше комарья и днем хватает. Они там от солнца прячутся. Егор говорит, как в аду. Если там действительно так, как в наших камышах, то, конечно же, грешникам не сладко. Их стоит пожалеть. И значит, недаром за них молится Егорова бабушка.
Я вот лунки ковыряю, а Егор чебаков тягает, возле воды сидит. Хотя в общем-то завидовать и нечего. Тоже мало удовольствия из-за каких-то чебачков на яру все время торчать. Но он их ловит, чтобы было что вялить, когда лопасик поставим.
Закопал столбики, связал верхние жерди "бамбуком" - прочной суровой ниткой. Егор тем временем своих чебаков порезал, засолил, сложил в ямку, травой закрыл. Мы их завялим после того, как они хорошо просолятся.
Мне осталось только сверху накидать солодки. Тутошняя солодка хороша - кустиста, ветвиста, листвы много. И солодку легче резать, не в пример легче, чем тал. Мы мозоли кровавые вчера натерли, хотя у нас были острые рыбацкие ножи. А комары кусачие нас чуть с ума не свели.
3
Все получилось совсем не так, как я думал. Управившись с чебаками, Егор объявил мне, что лопасик следует крыть кермеком. Еще не чище! Солодка вот она, рядом. Да, может, и веток таловых хватило бы. А за кермеком в степь надо идти, где солончаки, в такую даль по жаре тащиться. Притом ведь солодкой крыть - раз-два и готово, а если кермеком - хлопот не оберешься.
...Целый день режем кермек, будь он неладен. Ходишь по степи поклоны бьешь. Кермек ведь редко растет, там - лист, там - другой. И не все поочеред листья режем, а самые лопушистые, которые шире ладони. Кермек бывает разного цвета: есть листья зеленые, как салат, но есть и рыжие - как бы ржавчиной покрытые. И те и другие осыпаны белыми крупинками - то соль повыступала. Мы режем только салатные листья.
Кермек в основном я заготавливаю, а Егор сидит под гребенщиком и листья на "бамбук" нижет. Примерно так, как если бы он чебаков на кукан низал. Эти нанизанные листья мы отнесем к шиповнику и будем крепить их к жердочкам лопасика.
Хорошо ему там, под кустом, тенистым и духмяным! Гребенщик (он же и тамариск) вовсю цветет, хлопья розовой пены на ветках. Ну и ладно, у каждого своя работа. Одному - резать листья, а другому их на "бамбук" низать. Мне даже нравится моя работа, она проще.
Поначалу мне не хотелось идти в степь, но Егор все же уговорил. Он сказал, что у нас будет не такой лопасик, какие обыкновенно ставят на Карагиле (четыре кривые джидовые ножки, а сверху ворох соломы, придавленный старым вентерем). Нет, сказал он, мы построим лопасик под вид того, что был у Робинзона Крузо - крытый пальмовыми листьями.
На Карагиле, конечно, нет таких деревьев, какие росли на том необитаемом острове, где жил Робинзон Крузо, - листья шире распластанного сазана. У нас только тал, похожий на вербу, а гребенщик и саксаул, так они безлистые. А других деревьев и нет. Даже джиды нет. Да гребенщик и тал вряд ли можно назвать деревьями, только для нас с Егором они деревья. На безрыбье и рак рыба, говорит его бабушка. (Рак - это такое страшилище, похожее на большого скорпиона. У нас раки не водятся, но я их видел на картинках.)
Ладно. Пусть будет кермек. Только бы Царята не нагрянули. А то эти ушкуйники* вмиг учинят какое-нибудь безобразие. Что с них взять, если безотцовщина. Поехал дядя Иван целину поднимать и замерз в степи. А Царята все по интернатам, где, говорят, сильные слабых обижают. Для интернатских ведь закон не писан. Мишка с Колькой даже свою мать не больно празднуют. Она им слово, они в ответ - десять. Начнет их какой-нибудь рыбак стыдить, а Царица еще и заступается: "Непутевые они у меня, это верно, но ведь кормильцы. Рыбу ловят и план Охотстанции выполняют и перевыполняют. Хотя еще и несовершеннолетние, Кольке лишь через два года в армию..."
_______________
* У ш к у й н и к и - в Новгородской земле XIV - XV вв. члены вооруженных дружин, формировавшихся боярами для захвата колоний на Севере и торгово-разбойничьих экспедиций на Волгу.
Царята каждое утро проплывают по излучине, где мы рыбачим по выходным. Свои вентеря они ставят в "ногах" узека. Их издалека слышно. Они всю дорогу спорят и бранятся. Особенно утром, когда свежими силами толкают пустую лодку. Тогда они на весь Карагил горланят.
Однажды они на Каменной потасовку затеяли. Прямо в лодке. Колька толкнул Мишку, и тот кувырнулся через борт в воду. Как был, в одежде. Колька подал руку братцу, чтобы вытащить его обратно в лодку, но тот отплыл в сторону и стал кричать разные слова. Тогда Колька плюнул в сердцах и поехал себе дальше. А Мишка плыл следом и кричал, что у него ноги растут как у гагары.
Мы с Егором сидели в солодке, у самого обрыва, и все это хорошо видели. Мы сидели ни живые ни мертвые. Боялись, что Мишка выберется на берег и зло на нас сорвет. Такое уже случалось. Колька треснет Мишку, а тот потом на нас отыграется. А то и без повода начнет обзывать гагарой. Очень обидно, когда обзывают гагарой, - нет ничего нелепее, чем гагара на берегу. Гагара - такая утка, которая по воздуху летать не летает и по земле ходить не ходит. Она только то и делает, что ныряет и плавает, ныряет да плавает. Не то птица, не то ондатра. А ноги у нее для ходьбы совсем не приспособлены.
Но Царята проплыли мимо и нас не заметили. Мы не торчали на виду, а в засидке наподобие шалаша прятались. Удочки же убрали загодя. Мы всегда удочки убираем. Заслышим голоса Царят, так и убираем. Засидка же у нас славная, с воды ничего не видно. Это очень важно - иметь хорошее укрытие, когда ловишь сазана. А то ведь сазан и близко к берегу не подойдет, если заметит тень человеческую. Выбирать и маскировать засидки - моя забота, Егор этого дела не касается, и мне тут не перечит.
Значит, тогда все обошлось. Хотя Царята проплыли совсем рядом, мы бы до них могли дотянуться удилищами. Но нам такое, конечно, и в голову не могло прийти. Каждый плыл своим манером: один в лодке, а другой саженками.
Нам было в основном Кольку жалко, хотя он и старше Мишки. Потому что Колька руку подал, а Мишка отплыл в сторону и злоязычил по-черному. Даже гагарой обзывал. Вот Мишка обзывает, а сам почище гагары плавает и ныряет. Однажды он переплыл Лакакуль, самое большое озеро. Такое большое, что тот берег камышистый чуть виден. Озеро это только дядя Харитон, Егоров отец, переплывает. А после него - Мишка. И Колька своего брата целых три километра (а может, и все пять, кто ж его мерял?) тащил на горбу через Поречные барханы. Такой, значит, у них был уговор.
Эти Царята бедовые. Плывут по узеку, а сами глазами по камышам так и зыркают, так и зыркают. Особенно утром, когда налегке. А вечером они с низов возвращаются чуть живые. Им ведь приходится попеременно гнать тяжелую лодку. Мишка с Колькой хотя и баламуты, но рыбу ловить умеют, это весь Карагил признает. Они позабивали вентерями все рыбоходные проточки и рыбы берут столько, что борта только на два пальца торчат над водой.
...Я уже вырезал весь кермек вокруг солончака, а Егор требует еще. Дескать, только на половину крыши хватит. Эх, крыли б солодкой, уже был бы холодок над головой!
А вообще-то хорошая затея - не так уж и плохо иметь собственный лопасик. В шалашике все-таки душновато. Да и заметен он с воды. Солодка высохла, пожелтела, и засидка теперь - как юрта посреди джайляу. Мы маскируем ее каждый день свежими ветками, но мало надежды, что Царята ее не заметят. Поэтому мы сегодня все наше имущество решили перенести в другое место. Нагрянут Царята - беда! От них надо все прятать подальше.
