В первые дни они замечали большое беспокойство и уныние на улицах. Но день этак на четвертый после своего превращения они сели на дворец калифа, и тут они увидели внизу на улице пышное шествие. Гремели барабаны и трубы, человек в златотканом ярко-красном халате, окруженный блестящими слугами, восседал на разукрашенном коне. Пол-Багдада бежало следом за ним, и все кричали: "Да здравствует Мицра, владыка Багдада!" Тут аисты на крыше дворца переглянулись, и калиф Хасид сказал:
- Ты теперь догадался, почему меня заколдовали, великий визирь. Этот Мицра - сын моего смертельного врага, могучего волшебника Кашнура, который в один недобрый час поклялся мне отомстить. Но я еще не теряю надежды. Вперед же, мой верный товарищ в беде! Мы отправимся к могиле пророка. Быть может, в священном месте и чары спадут.
Они поднялись с крыши дворца и полетели в сторону Медины. Но с полетом дело не заладилось, ибо оба аиста еще не успели как следует поупражняться.
- О повелитель, - заохал через несколько часов великий визирь, - я, с вашего разрешения, долго не выдержу... Вы слишком быстро летите! Да и вечер уже, и не худо бы нам поискать пристанища на ночь.
Хасид внял просьбе своего слуги. И поскольку он увидел внизу в долине какие-то развалины, которые сулили приют, то они и полетели туда. Место, где они остановились на эту ночь, было, по-видимому, когда-то дворцом. Среди обломков стен возвышались прекрасные колонны, многие помещения, довольно хорошо сохранившиеся, свидетельствовали о былом великолепии этого дома. Хасид и его спутник стали обходить галереи в поисках сухого местечка. Вдруг аист Манзор остановился.
- Владыка и повелитель, - прошептал он тихонько, - глупо, конечно, бояться привидений великому визирю, а уж аисту и подавно! Но меня жуть берет, ибо здесь рядом ясно слышны были вздохи и стоны.
Калиф тоже остановился и отчетливо услыхал тихий плач, наводивший на мысль скорее о человеке, чем о животном. Полный надежды, Хасид хотел пойти туда, откуда доносились эти жалобные звуки. Но визирь схватил его клювом за крыло и стал умолять не пускаться в новые, неведомые и опасные приключения. Тщетно! Калиф, в чьей груди и под аистовым крылом билось храброе сердце, вырвался, потеряв несколько перьев, и поспешил в темный проход. Вскоре он достиг двери, которая показалась незапертой, и из-за нее до него явственно донеслись стоны с легкими подвываньями. Он клювом распахнул дверь, но в изумлении остановился на пороге. В полуразрушенном помещении, скудно освещенном лишь оконцем с решеткой, он увидел на полу большую ночную сову. Густые слезы катились из ее больших, круглых глаз, а из крючковатого клюва лились хриплые стоны. Но, увидав калифа и его визиря, который между тем тоже подкрался сюда, она подняла громкий радостный крик. Она изящно вытерла слезы крылом в коричневых крапинках и, к великому удивлению обоих, воскликнула на хорошем человеческом арабском языке:
- Добро пожаловать, аисты! Вы - добрый знак моего спасения. Ведь когда-то мне было предсказано, что благодаря аистам мне привалит великое счастье!
Оправившись от удивления, калиф склонил длинную шею, придал своим тонким ногам изящное положение и сказал:
- Ночная сова! Судя по твоим словам, ты наша подруга по несчастью. Но увы! Твоя надежда спастись благодаря нам напрасна. Ты сама признаешь нашу беспомощность, если услышишь нашу историю.
Сова попросила его рассказать ее. Калиф принялся рассказывать и поведал все, что мы уже знаем.
IV
Когда калиф изложил свою историю сове, та поблагодарила его и сказала:
- Услышь и мою историю и узнай, что я не менее несчастна, чем ты. Мой отец - царь Индии, меня, его единственную, несчастную дочь, зовут Луза. Тот самый волшебник Кашнур, который заколдовал вас, вверг в беду и меня. Он явился некогда к моему отцу и потребовал отдать меня в жены его сыну Мицре. Но мой отец, человек вспыльчивый, велел спустить его с лестницы. Этот негодяй, приняв другое обличье, умудрился пробраться ко мне снова, и однажды, когда я в своем саду пожелала освежиться прохладительными напитками, он, переодетый рабом, поднес мне питье, которое превратило меня в эту мерзкую птицу. Когда я от ужаса лишилась сознания, он доставил меня сюда и страшным голосом крикнул мне прямо в уши: "Безобразная, отвратительная даже животным, ты останешься здесь до самого своего конца или до тех пор, пока кто-нибудь по доброй воле не пожелает взять тебя в жены даже в этом страшном обличье. Так отомщу я тебе и твоему гордому отцу".
С тех пор прошло много месяцев. Одиноко и грустно живу я затворницей в этих развалинах, ненавистная миру, омерзительная даже животным. Красота природы от меня скрыта. Ведь днем я слепа, и только когда луна льет свой бледный свет на эти развалины, с глаз моих спадает темная пелена.
Сова умолкла и снова вытерла глаза крылом, ибо рассказ о собственных страданиях вызвал у нее слезы.
Во время рассказа принцессы калиф был погружен в глубокую задумчивость.
- Если я не ошибаюсь, - сказал он, - между нашими бедами имеется тайная связь. Но где мне найти ключ к этой загадке?
Сова отвечала ему:
- О господин! У меня тоже такое чувство. В ранней моей юности одна мудрая женщина предсказала мне, что некогда аист принесет мне большое счастье, и, пожалуй, я знаю, как нам спастись.
Калиф очень удивился и спросил, каким же путем.
- Волшебник, сделавший нас несчастными, - сказала она, - раз в месяц посещает эти развалины. Неподалеку отсюда есть зал. Там он обычно и пирует тогда со своими многочисленными товарищами. Я уже не раз их подслушивала. Они рассказывают друг другу о своих гнусных делах. Может, тут-то он и произнесет волшебное слово, которое вы забыли.
- О дорогая принцесса, - воскликнул калиф, - скажи, когда он явится и где этот зал?!
Несколько мгновений помолчав, сова сказала:
- Не сердитесь, но ваше желание я могу выполнить лишь при одном условии.
- Говори! Говори! - вскричал Хасид. - Приказывай, я согласен на любое условие!
- Видите ли, я тоже хочу освободиться заодно с вами. А это возможно только в том случае, если один из вас предложит мне свою руку.
Это условие, кажется, несколько смутило аистов, и калиф сделал знак своему слуге выйти с ним на минутку.
- Великий визирь, - сказал калиф за дверью, - это, конечно, дурацкая сделка. Но вы могли бы, если уж на то пошло, и жениться.
- Вот как? - отвечал тот. - Чтобы моя жена, когда я вернусь домой, выцарапала мне глаза? К тому же я человек старый, а вы еще молоды и не женаты, и вам больше к лицу предложить руку юной, прекрасной принцессе.
- То-то и оно! - вздохнул калиф, грустно опустив крылья. - Кто тебе сказал, что она молода и прекрасна? Это называется покупать кота в мешке!
Они еще долго уговаривали друг друга. Наконец, однако, убедившись, что визирь скорее останется аистом, чем женится на сове, калиф решился выполнить это условие сам. Сова ужасно обрадовалась. Она призналась им, что они пришли как нельзя более вовремя, потому что волшебники соберутся, вероятно, в эту же ночь.
Вместе с аистами она покинула свое помещение, чтобы отвести их в тот зал. Они долго шли по темному проходу. Наконец в полуразрушенной стене засиял свет. Когда они дошли до этого отверстия, сова велела им вести себя очень тихо. Через пролом, у которого они стояли, хорошо виден был большой зал. Он был по стенам украшен колоннами и великолепно убран. Множество цветных ламп заменяло дневной свет. Посреди зала стоял круглый стол, уставленный множеством изысканных кушаний. Вокруг стола тянулся диван, на котором сидело восемь мужчин. В одном из этих мужчин аисты узнали того торговца, что продал им волшебный порошок. Сосед по столу попросил его, чтобы он рассказал им о своих новейших проделках. Тот рассказал среди прочего историю калифа и его визиря.
- Какое же слово ты задал им? - спросил его другой волшебник.
- Очень трудное латинское слово - "мутабор".
V
Когда аисты, стоявшие у пролома в стене, это услышали, они чуть голову не потеряли от радости. Они так быстро побежали на своих длинных ногах к воротам разрушенного дворца, что сова едва поспевала за ними. Там калиф растроганно сказал сове:
- Спасительница моей жизни и жизни моего друга, в знак вечной благодарности за то, что ты для нас сделала, возьми меня в мужья!
А потом он повернулся к востоку. Аисты трижды склонились в сторону солнца, которое только что взошло за горами.
- Мутабор! - воскликнули они.
В тот же миг они приняли прежний вид, и, несказанно радуясь вновь дарованной жизни, господин и слуга со смехом и плачем бросились друг другу в объятья. Но кто опишет их изумление, когда они оглянулись? Перед ними стояла прекрасная дама в великолепном наряде. Улыбаясь, она протянула калифу руку.
- Вы уже не узнаете вашу ночную сову? - спросила она.
Это она и была совой. В восторге от ее красоты и изящества, калиф воскликнул, что превращение в аиста было величайшим его счастьем.
