* * *
- Как называется столица Соединенных Штатов? - спросили барышню.
Пожала плечами:
- Голливуд?
* * *
Он не закричал только потому, что был нем, как сорок тысяч кинематографов.
* * *
В дни юности нашей мамы за ней ухаживал некий юноша, сын крупного сенновского мясоторговца, Вася П. В письме к маме он написал:
"Ваше милое бытие не дает мне покоя".
* * *
Крепкое имя:
Варвара Романовна.
* * *
Рабфаковец, читая вслух Тургенева, всюду, где нужно было прочесть: "г.Кирсанов", произносил:
- Гражданин Кирсанов.
* * *
На рабфаке. Преподаватель говорит о Толстом:
- По Толстому бог в каждом из нас. Вот в этом товарище бог, и в этом товарище бог, и во мне бог.
* * *
Какими путями приходит в наше сердце радость? Неясны, загадочны эти пути.
В сумерках сидел у открытого окна, пробовал читать. Непонятная, глухая тоска душила меня.
Вдруг на улице бабий звонкий голос крикнул:
- Иван Ягорыч!
И стало вдруг радостно, легко, весело и светло на душе.
* * *
Дети прозвали большой граненый стакан: двухспальный стакан.
* * *
Детство запомнилось ему лишь одной-единственной фразой из давно забытой книжки:
"Эге, малыш, да ты на лыжах?!"
* * *
- Лицо, у него бэж-цвет.
* * *
Рыночная поговорка:
- Цена не стена, ее подвинуть можно. Нынче и стены двигают.
* * *
Прелестная испанская поговорка:
- Кое-кто может сказать о себе - я был храбр, но никто - я храбр.
* * *
Колька Маргарита в разговоре с барышнями - на каждом шагу:
- Разговор исчерёпан.
* * *
У отца был товарищ - офицер, который признался ему, что носит всегда два кошелька: один, с деньгами, для себя и другой, пустой, для друзей, которые могут попросить в долг. Отец перестал здороваться с этим Ш.
* * *
Одесса.
В Дитячому мiстечку (детском городке) имени III Интернационала. Иду по Тополевой улице. Слышу за забором:
- Хлопци! Хлопци! Письменник иде!
* * *
- Дядя, правда, что у вас в Ленинграде только два раза в пятидневку бывает солнце?
* * *
Вечером девочки в обнимку гуляют по аллее.
* * *
- Ша! Зашейте рты!
* * *
И здесь идет дождь. И здесь ребята прыгают и кричат:
Дождик, дождик, перестань...
Это заклинание путешествует по всей России. Но в каждом новом месте ребята заканчивают его по-своему. В раннем детстве, где-нибудь в Петергофе или в Островках, мы кричали:
Дождик, дождик, перестань,
Я поеду в Иордань!
В Мензелинске ехали, помнится, уже "во Казань".
Одесские ребята громче других кричат:
Дождик, дождик, перестань,
Я поеду на Фонтан.
* * *
На Ришельевской парикмахерская "ДВА БРАТА". Где-то на другой улице другая "перукарня":
"БАСТИЛИЯ"
Очень симпатичная традиция.
* * *
Поезд "Батум - Тифлис" отходит в девятом часу вечера. В сумерках проплывают низенькие станционные постройки, пестрый батумский базар, низкорослый, одноэтажный и двухэтажный, город. Милый город с его субтропической флорой, с пальмами, кипарисами, с запахами моря, угля, кофе, пеньки, машинного масла, - город, скорее, какой-то южно-американский, чем черноморский. Не хватает только королей и капусты.
* * *
Задавили осла, ишака. Стояли в степи минут двадцать. Я видел, как мальчик-азербайджанец, рыдая навзрыд, нес отрезанную колесами паровоза голову осла. Держал ее за ухо, нес как ведро с водой, припадая на одну ногу, семеня мелкими шажками...
* * *
В поезде, спасаясь от скуки, показывают фокусы, рассказывают анекдоты, загадывают загадки, вроде такой:
- Из Тифлиса вышел скорый поезд, делающий семьдесят верст в час. А из Москвы вылетела муха, летящая со скоростью три версты в час. Где они встретятся?
* * *
Сухопарая девушка в красном платье на глазах у всех чистит молоком свои белые туфли-спортсменки. Через минуту ее пожилой сосед вдруг начинает черные свои штиблеты чистить помидором. Скучно, наверно, очень.
* * *
У бабушки в Боровске. Здесь я не был шесть лет. В 1924 году, по пути "к Перестиани", когда мы направлялись с Гришей на поиски кинематографического счастья, мы заходили сюда дня на три. Были еще совсем мальчики. Курили потихоньку - во дворе, в уборной.
- Думаешь, мы не видели? - говорит, улыбаясь, бабушка. - Войдете в уборную - оттуда из всех щелей дым как на хорошем пожаре!
* * *
Закрытый и запущенный, разрушающийся Пафнутьевский монастырь. Святой Пафнутий Боровский жил, если не ошибаюсь, в XVI веке. В деревне Высокая сохранилась (и, кажется, действует) церковь, построенная этим святителем. Оттуда же берет начало река Текижа. Предание гласит, что Св.Пафнутий, ударив жезлом о землю, воскликнул:
- Теки же!
И возник источник, и забил ключ, и потекла река Текижа.
* * *
У бабушкиных знакомых - швейная машина, которая не будет работать, если ее не подержать полчаса в русской печке или в духовке.
* * *
В 1919 году приезжали в Боровск из окрестных деревень мужики, ходили по домам, спрашивали:
- А не продается ли тут комод с белыми зубами?
- Что за комод с зубами?
- А на котором ребятишкам побренчать можно.
Имелся в виду рояль.
Был, говорят, случай. Купил - выменял на муку и картошку - один мужичок рояль. А рояль был большой, полуконцертный, ни за что не лезет в избу. Пришлось пропиливать стену. Белые зубы оказались в горенке, а хвост - в сенях. Заменял стол. На нем стояли горшки, чугуны, крынки...
* * *
За чаем бабушка рассказывала:
- Жил-был в купеческой Москве Савва Никитич, фабрикант, владелец кирпичных заводов. Богатырь, силач и росту как Петр Великий или Гулливер. И при том этот Савва Никитич был чудак первой гильдии.
Зимой у Кацеповых собрались гости. Вздумали после чая играть в снежки. Вышли во двор и стали кидаться снегом.
У Кацеповых жила гувернантка Ольга Егоровна, маленькая, шустрая старушоночка. Она все старалась подскочить и кинуть Савве Никитичу за шиворот снега. Все бегает вокруг и никак не может допрыгнуть до его великанской шеи.
А ему надоело так... Он взял уважаемую Ольгу Егоровну за талию, поднял, перевернул и сунул ее вверх ногами в снег.
Так она и дрыгала своими коротенькими ножками в полосатых чулках.
* * *
Боровский водовоз. Крепкий немолодой мужичок в вытертой кожаной фуражке. Развозит воду по хозяевам. Его ждут, не уходят гулять, чтобы не остаться без воды.
Взволнованный голос у соседей:
- Водовоз приехал!
Первого числа каждого месяца, когда водовоз получает с хозяев деньги, он напивается. Но и пьяный развозит воду.
Как частника, его лишили избирательного голоса. Очень обиделся, хлопотал:
- Какой же я частник? Я на общество работаю!
Наконец вернули голос.
На радостях крепко выпил и пьяный возил свою бочку по городу. Подошел к милиционеру:
- Милиционер! Я право голоса получил! Могу я петь?
- Пой.
И он шел рядом с коричневой своей, дубового цвета, бочкой, лихо крутил в воздухе вожжами, будто на свадьбу ехал, и пел.
* * *
Настоящая московская речь:
- Жира стояла уж-жасная.
- Шилун ты какой!
- Два шига сделал и стаит.
* * *
Бабушка:
- Юлию Николаевну не узнать. Старенькая, согнутенькая ходит.
* * *
Бабушкин муж Аркапур. Отчим нашего отца. Читает Библию. Книгу Притчей Соломоновых. На полях делает карандашом пометки, некоторые стихи подчеркивает. Например:
"Лучше жить в углу на кровле, чем со сварливой женою в пространном доме".
"Глупость привязалась к сердцу юноши, но исправительная розга удалит ее от него".
"Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет; ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней".
"Удали неправедного от царя и престол его утвердится правдою".
На полях: Распутин.
"Непрестанная капель в дождливый день и сварливая жена - равны".
"Соблюдающий закон - блажен".
"Розга и обличение дают мудрость".
"Где слово царя, там - власть; и кто скажет ему: что ты делаешь?"
"Кто наблюдает ветер, тому не сеять; и кто смотрит на облака - тому не жать".
Приписано: колхозы.
Вот так и вырисовывается, как на фотографической пластинке, весь характер человека и взгляды его...
У Аркапура трое детей. Дочь Лёлю в семнадцатом году он проклял. Да, проклял самым настоящим, классическим образом. Узнав за обедом от старшего сына Сергея, что Лелин жених Леонид Гельфенбейн - не русский немец, за которого он себя выдавал, а крещеный еврей, Аркапур задрожал, поднялся над столом, вытянул руку и страшным голосом возгласил:
- Проклинаю!..
Леля и жених ее уехали в Москву, там венчались (вчетвером, две пары, потому что брат Леонида Анатолий влюбился по фотографической карточке в Лелину кузину Настю Кацепову) и уехали в Симферополь к Гельфенбейнам старшим. После Перекопа и прочего оказались в Константинополе.
Теперь они в Сербии. Леонид - королевский судья.
Бабушка украдкой от мужа переписывается с Лелей.