- Панствовать! - грохнул кулаком по столу Кризас.
Будто печатью припечатал. И пришлось Дарате смириться перед мужем, не мешать мудрецу своей дорогою идти. Широкой, как собачий лаз, прямой да сухой, как брод болотный. За всеми панами вслед.
ЧУДО-МАЛЬЧИК
Говорят, яблоко от яблоньки недалеко откатывается. А вот Рокас, ещё и шагу не шагнув, с первых дней весь род Вершковый заткнул за пояс. Мал да удал.
Начать с того, что родился он с четырьмя зубами и трёх дней от роду клёцки ел. Крутые, слипшиеся, по три штуки зараз проглатывал. Ещё через неделю прямо из кувшина квас хлебал. За милую душу - не поморщившись.
А горластый, а сердитый был! А тяжёл-то до чего! Месяца не пролежал люльку продавил. Дубовую, медью окованную. Тогда мать его на печку уложила.
Осела печка, прогнулась, как спина у мерина, однако выдержала младенца. Может, так и рос бы Рокас на тёплой лежанке, да спустя полгодика, раз-брыкавшись, все кирпичи повышиб. И рухнула печка. Со страшным грохотом. С того памятного дня перебрался Рокас на сеновал. Спал без просыпу ребёночек.
Но вот исполнился мальчонке год, отец привёл его в избу и стал учить панской мудрости.
- Видишь ли, сынок, - начал он издалека, - спать да жрать и простой народ умеет, а пану притом ещё и думать полагается- И Кризас постучал себя по лбу. Как в запертую дверь.
- А я думаю, батя, - ответствовал сынок и со всего размаха хватил себя кулаком в лоб.
- О чём же ты думаешь?
- Думаю, что моя башка позвонче,- сообщил Рокас.
- Разве так думают? - покачал головой отец. - Каждый простолюдин скажет, что цыплёнок из яйца вылупился. А пан, тот ещё подумает, как это цыплёнок сперва в яйцо забрался. Вот как думать надо!
И задумался тут Рокас. Сидит, час думает, два думает, не шевелясь, а отец на него любуется. Глаз не сводит.
- Ну как, сынок, надумал что-нибудь? - спрашивает ласково.
- Нет ещё, - трясёт башкой Рокас.
Отец суетится вокруг него, деревянными башмаками по полу бухает. Наконец не вытерпел, снова спрашивает:
- Ну, придумал?
- Ага...
- Так чего ты ждёшь? Выкладывай!
- А куда воробьи денутся, когда наша изба сгорит?
Кризас только руками всплеснул от радости. Ну и ну! У мальчонки, можно сказать, молоко на губах не обсохло, а его уже хоть на митинг выпускай докладывать.
Как по писаному шпарит.
- Ах ты умница-разумница! Всё насквозь видишь! - радовался отец, обнимая Рокаса.
А мать, смахнув слезу, поднесла сыночку полное решето орехов. Лесных, отборных - один в один.
- Угощайся, сынок.
Тот потянулся было за орехами, но отец остановил его:
- Пан так не делает. Ты сперва поблагодари мать, а затем попроси, чтобы своей рукой тебе отсыпала.
- Ещё чего! - рассердилась Дарата. - Пускай сам берёт.
- Рокас, не будь дураком!- предупредил отец.- Материна горсть вдвое больше твоей!
Но мальчик не слушал ни мать, ни отца. И руки за спину спрятал.
- Бери, - упрашивает мать. Рокас не слушает.
- Пускай сама отсыплет, - твердит отец. А Рокас ему в ответ:
- Тогда уж лучше ты набери: твоя горсть ещё побольше будет.
Доконал-таки папашу своей мудростью.
- Ума палата! Вот тебе две горсти! Вот тебе три! - Кризас чуть ли не плясал от радости.- Вот тебе десять горстей! Да такому сыночку и всего решета мало. На лету хватает отцову мудрость!
Обнял и расцеловал наследничка.
Так и рос удивительный младенец, затмевая мудростью родителей, ростом и силой опережая соседских ребятишек, радуя колхозников своими проказами: кому окошко высадит, кому забор повалит, кому огород потопчет...
Все только диву давались:
- Ну и мальчик! Другой бы на его месте давно уж голову сломал, а этого и смерть не берёт! Живьём готовы были схоронить беднягу.
БРАТ МИЛОСЕРДИЯ
Рокас рос как на дрожжах, будто его кто за уши тянул, и, будучи ещё в коротких штанишках, вымахал выше Кризаса. Он бы, глядишь, и дальше рос, если б не притолока. Каждый раз об неё лбом бился, вечно с фонарём над глазом ходил, и сколько за день прибудет росту, столько, бывало, и убудет, как стукнется. Перестал расти, вширь пошёл.
Зато ел ребёночек за троих. Как дорвётся - не оторвётся.
Больше всего любил он клёцки. Только рот разинет, прожевать не успеет, а клёцка уже сама проскакивает в глотку, будто её за верёвочку дёрнули. Уши шлёп, шея - оп, раздуется, точно утиный зоб, и готово дело: в животе клёцка. А случись сразу двум или трём застрять в горле, тоже не велика беда: Рокас только головой помашет, слезу стряхнёт, а пальцем пропихивать ни за что не станет. Боится руку проглотить.
Первое время Кризас смотрел да радовался, ложку в сторону отложив, но когда остался несколько раз без обеда, перестал глаза таращить и принялся уплетать за обе щеки, не бросая мудрых слов на ветер. Словно перед голодухой наедался.
Первое время они вровень ели. Однако вскоре сын и тут начал обгонять отца. Тогда Кризас хитрость применил. Довоенную!
- Дно у миски-то обливное, - заявил он однажды, уминая клёцки, и поближе придвинул миску.
Прямо под нос себе поставил.
Рокас только рот разинул и глазами хлопает, не зная, что сказать. Может, так и встал бы голодный из-за стола, если бы не мать, которая, раскусив отцову хитрость, передвинула миску к сыну и сказала:
- Три копейки заплатил и хвалишься. Отец снова миску к себе:
- Ничего, что дешёвая, зато крепкая. Но мать вновь подвинула миску к сыну и, придерживая руками, возразила мужу:
- Будешь по столу возить, так не только глина - сталь и та не выдержит.
В следующий раз Рокаса уже не надо было учить. Только отец добрался до подливки, Рокас тут же повернул миску и давай из-под клёцек соус черпать. Как из колодца.
Кризас снова повернул миску лункой к себе и мудро заметил сыну:
- Солнце по кругу идёт.
Мальчик недолго думая ещё раз повернул миску со словами:
- Идёт, идёт. Если ночь не остановит, так оно чёрт знает куда зайти может! - А сам одной рукой миску придерживает, другой клёцки наворачивает.
Только соус капает с подбородка.
- Вот и гром грянул! - Кризас трахнул парня между глаз, но твердолобый даже ухом не повёл, а отцовская ложка пополам треснула.
Пока старый Вершок искал другую, Рокас все клёцки умял, и отцу осталось лишь корку взять да облизать ею миску. И холодной водой запить.
Хоть и голоден был Кризас, а всё ещё радовался, что у него такое чадо растёт: "И ростом, и умом взял. Даже такого мудреца, как я, на словах и на деле перемудрил! Точь-в-точь бывший безделяйский пан Яцкус. Тот, бывало, пол-лося, полкабана, трёх зайцев в один присест слопает и ещё голодающим проповедь прочтёт. Даже квасом не запив!"
Пошёл отец лошадей кормить, а мать не выдержала и пожурила Рокаса:
- Нехорошо ты поступил, сынок. Отец - работник, кормилец наш, а ты не пожалел его, без обеда оставил.
- В следующий раз пожалею, - обещал сын. И пожалел!
Съел все клёцки, соус вычерпал, прибежал на конюшню и кричит отцу:
- Миску сам вылизывать будешь или мне прикажешь?
Целый день смеялись конюхи над Вершком, и не мог он урезонить их ни глупым, ни мудрым словом. Только пояс потуже стягивал.
А мать снова учила сына:
- Коли уж клёцек не оставил, мог бы хоть краюшку хлеба да крынку молока принести отцу. Ведь от голода и помереть недолго.
Обрадовался Рокас, что можно исправить дело, схватил ломоть хлеба, налил в крынку молока и бегом к отцу. День был жаркий, вспотел наш Рокас, притомился в дороге и решил напиться. Сел в канаву, запрокинул крынку, да так в три глотка и осушил её. Ни капли не оставил.
А придя на конюшню, протянул отцу пустую посудину и общипанный ломоть хлеба.
- Где же моя доля? - удивился Кризас, заглянув в пустой кувшин.
- Твоя доля была сверху, а моя - снизу. Никак не мог я до своей добраться, чтобы твоей не выпить, - оправдывался Рокас.
И отец был рад-радёшенек, что хотя бы сухим хлебушком удалось подкрепиться. Почерствелым мякишем голод утолить.
Вот каким сердобольным мальчиком был Рокас! Настоящий брат милосердия, только красного креста на лбу не хватало.
АРШИН
Хоть и добрым едоком был Рокас, а вот чтобы раз поесть и всю неделю сытым ходить, никак не получалось у него. Чуть отойдёт, бывало, от стола, по двору пробежится, в воробьев камнями покидает, морковинку - зубы прочистить выдернет и снова к мамке: есть давай! Мать с утра до вечера от плиты не отходит.
Целый день два чугунка на огне кипят. Но вот однажды бригадир Полуквас явился Дара-ту в поле звать.
- Не могу я, - объясняет женщина. - Как я своего младенца без присмотра брошу?
- Ну знаешь, ты и святого можешь вывести из терпения! - разозлился бригадир. - Нашла младенца! Парень косая сажень в плечах, а она мне сказки рассказывает! И не стыдно тебе за таким верзилой прятаться?
- Он хоть ростом и велик, а разум-то детский, -возражает мать- Что с него взять, с Вершка малюсенького...
- Ничего себе малюсенький! - возмутился бригадир.- Если он Вершок, то кого же тогда Аршином звать?!
