- Конечно.
- Но ведь на самом деле эта точка, может быть, в миллионы раз больше нашего Солнца. Об этом вы не подумали? Нет, сударь мой, точки вы никогда не видали и не увидите. Точка, к вашему сведению, понятие воображаемое.
- Что толку в воображаемых понятиях? - проворчал толстый, весьма раздосадованный своим промахом.
- А что толку в воображаемых художественных образах? - сейчас же спросил длинный.
Толстый отвечал, что на воображаемых, иначе говоря, - вымышленных художественных образах сплошь да рядом основаны произведения искусства. Но что может быть основано на воображаемой точке?
- Что? - выкрикнул длинный, сверкая острыми птичьими глазками. - На воображаемой точке, если хотите знать, построена прекраснейшая из всех наук мира - математика!
Слова его, как ни странно, произвели на толстого сильное впечатление.
- Удивительно! - произнес он, уставясь на длинного так, словно только теперь увидел его по-настоящему. - Первый раз в жизни мне вдруг пришло в голову, что искусство и наука не такие уж противоположности. Есть между ними и кое-что общее.
Длинный тоже взглянул на него с интересом.
-Любопытная мысль! Впрочем, - добавил он поспешно, заметив, что толстый так и вспыхнул от удовольствия, - впрочем, погодите радоваться. Мысль любопытная, но... неправильная. Что там ни говори, стихи так и остаются стихами, а математика - это МАТЕМАТИКА! Просто ничто на свете не обходится без воображения.
- Что верно, то верно, - горячо поддержал его толстяк. - Вот я, например: что бы я делал без воображения? Да я без него как без ног!
- Вы хотели сказать - как без рук?
- Нет, нет, именно без ног.
- Но почему, если не секрет?
- Как бы вам объяснить... Видите ли, ноги играют в моей жизни особую роль. Я путешественник.
- Это я уже успел заметить, - съязвил длинный.
- Боюсь, вы меня не поняли, - снисходительно пояснил толстый. - Я путешественник не обычный. У меня совсем особые маршруты. Сегодня мне взбредет в голову завернуть в средневековую Италию, а завтра я уже в Египте времен Эхнатона и Нефертити1.
- Что вы говорите! - подскочил длинный. - До сих пор я думал, что такие прогулки совершает только один человек в мире: я сам.
- Как?! - в свою очередь изумился толстый. - Вы тоже путешествуете по разным эпохам?
- Клянусь решетом Эратосфена, да! Вот уже несколько лет я кочую из века в век, из страны в страну и собираю автографы великих людей.
- Друг мой! - возопил толстяк, раскинув короткие ручки. - Обнимите меня, друг мой, ибо перед вами коллега и единомышленник!
Тут, выражаясь языком старинных романов, недавние враги пали друг другу в объятья и хлопали один другого по спине до тех пор, пока не вспомнили, что так и не успели еще как следует познакомиться.
Длинный с готовностью протянул толстому руку и хотел уже назвать свое имя, но новоявленный друг зажал ему рот ладонью: представляться в таком виде? Да за кого его принимают!
Он бросился к рюкзаку, достал бритвенный прибор и молниеносно побрился. Затем он выудил из тех же бездонных недр широкий клетчатый галстук, аккуратно повязал его прямо на голую шею и, слегка наклонив голову к правому плечу, медленно двинулся к длинному с улыбкой, исполненной почтения и достоинства, - ни дать ни взять, иностранный посол на приеме у английской королевы!
Длинный приготовился к знаменательному моменту по-своему. Бриться он не стал, зато из нагрудного кармана его рубашки торчала теперь логарифмическая линейка, заменявшая ему парадную форму одежды во всех случаях жизни. Путешественники торжественно пожали друг другу руки.
- Матвей Матвеевич! - сказал длинный отрывисто.
- Очень рад! - любезно ответствовал толстый. - Филарет Филаретович.
- Гм, - хмыкнул длинный, - имя у вас редкое, но очень уж пространное. Предпочитаю краткие обозначения. Что вы скажете, если я буду называть вас Фило?
- Фило, Фило... - несколько раз повторил толстый, словно пробуя имя на вкус. - По-моему, звучит неплохо. Но тогда разрешите и мне называть вас Мате.
- Не возражаю. Мате... В этом есть намек на мое увлечение. Ведь я в душе мате-матик!
- Да и я в душе фило-лог, - засмеялся толстый. - Филолог, иначе говоря - любитель словесности, а заодно и других искусств. И значит, вместе мы...
- Фи-ло-ма-ти-ки! - закончили оба хором и, взявшись за руки, принялись отплясывать какой-то диковинный танец, скорее всего заимствованный из репертуара племени ньям-ньям.
ВСТРЕЧА С ДАЛЕКО ИДУЩИМИ ПОСЛЕДСТВИЯМИ
-Клянусь решетом Эратосфена, это замечательно! - воскликнул Мате, когда оба они, обессилев, повалились наконец на песок. - Охотитесь, стало быть, за поэтами и художниками?
-Не без того! А вы - за математиками и астрономами?
- Не без этого.
- Это хорошо-о-о-о!
Но Мате внезапно помрачнел и сказал, что это не очень хорошо: ведь у каждого из них свои планы, и скоро... скоро им придется разойтись в разные стороны.
Фило чуть не заплакал от огорчения. Встретиться, для того чтобы расстаться? Нет, он этого не переживет!
-Послушайте, - сказал он через некоторое время, - а что, если нам завести общее плановое хозяйство? Выработать, так сказать, объединенный план по добыче автографов?
Как ни понравилось Мате это предложение, он счел все-таки необходимым предупредить, что ему предстоит довольно далекое путешествие: в одиннадцатый век!
Но Фило нисколько не испугался. Оказалось, он и сам туда направляется!
Дотошный Мате пожелал знать, куда именно. Фило виновато заморгал глазами и сказал, что место, к сожалению, указать затрудняется.
По его словам, человек, которым он интересуется, родился на северо-востоке нынешнего Ирана, в древней провинции Хорасан, в городе Нишапуре, но еще в юности вынужден был покинуть родину и большую часть жизни провел, скитаясь по разным городам. Так что, сами понимаете, разыскать его будет непросто.
- А вы уверены, что тот, кого вы разыскиваете, стоит таких усилий? скептически осведомился Мате.
Фило даже побагровел от негодования. Да знает ли Мате, о ком говорит? Ведь это же величайший поэт средневекового Востока - Омар Хайям!
- Хайям?! Я не ошибся?
- Помилуйте, какие там ошибки...
- Ну, - сказал Мате, - если не ошибся я, значит, ошибаетесь вы. Зарубите себе на носу: Омар Хайям - великий математик. А раз математик, значит, уж наверняка не поэт.
- Чушь, чушь и в третий раз чушь! - отрезал Фило.
Мате, разумеется, страшно разгневался: то есть как это чушь! Да он, если угодно, сам намерен взять автограф у Хайяма, так ему ли не знать...
Тут уж рассвирепел Фило: ах, так! Ему собираются перебежать дорогу! Так пусть же запомнит его соперник, что Омар Хайям - поэт, а раз поэт, то уж наверняка не математик...
Мате смерил его уничтожающим взглядом. Очень хорошо! Прелестно! Сейчас он ему докажет!
Он кинулся к своему рюкзаку, влез в него чуть не с головой, и оттуда вперемешку с дорожными принадлежностями фонтаном полетели циркули, угольники, линейки, потрепанное "Руководство по уходу за домашними собаками", три тома математической энциклопедии Клейна, задачник по геометрии Рыбкина, несколько испещренных формулами блокнотов и многое другое, чего Фило рассмотреть не удалось.
Когда рюкзакоизвержение кончилось, в руках у Мате оказалась книга в темно-зеленом коленкоровом переплете с золотым тиснением на корешке.
- Вот, - сказал он, трясясь от ярости, - вот вам сорок второй том энциклопедии Брокгауза и Эфрона. Смотрите, - он судорожно перелистал страницы, - здесь черным по белому сказано: Омар Алькайями - математик. Ну, что скажете?
- Ничего не скажу! - огрызнулся Фило и в мгновение ока очутился у своего рюкзака, после чего содержимое оного брызнуло наружу с такой силой, точно посреди пустыни внезапно забил мощный исландский гейзер.
Когда гейзер иссяк, в руках у Фило оказалась точно такая же книга, как у Мате. Он перелистал ее с быстротой фокусника, манипулирующего картами (фрррр!), и сразу нашел нужное место.
- Вот вам семьдесят третий том той же энциклопедии. - Он потряс раскрытой книгой под самым носом у Мате. - Здесь тоже черным по белому написано, что Хайям Омар - поэт. Так кто из нас прав, вы или я?
Мате заглянул в книгу, почесал подбородок...
- Ни вы, ни я, - сказал он неожиданно спокойно. - Права энциклопедия Брокгауза и Эфрона: в одиннадцатом столетии на Востоке было два Хайяма поэт и математик. И, так как жили они в одно время и в одних и тех же местах, ничто не мешает нам разыскивать их вместе.
Раздражение Фило мгновенно сменилось бурным восторгом.
- Мате, вы гений! - кричал он, обхватив своего спутника где-то на уровне селезенки. - Какое счастье, что мы все-таки встретились!
- Да, - сказал Мате, - вот уж поистине встреча с далеко идущими последствиями!
Фило скорчил лукавую мину.
- Намекаете на дальность наших будущих маршрутов?
- Намекаю на то, что нам пора в путь.
- Вот что значит трезвый математический ум! - назидательно сказал Фило и потянулся за своим рюкзаком.
