– Ну что ж, – сказала черепаха, – как жил, такова и честь ему, видно: где уложила его смерть, там пусть и лежит на страх другим.
Услышал ее слова Андропка и запричитал:
– А я как же? Что я без него делать буду?
– А ты-то о нем что плачешься? – удивилась Кири-Бум. – Он же тебя обижал при жизни, помыкал тобой.
– Помыкал. Проходу от него одно время не было.
– Колотил тебя. Много ты от него перетерпел.
– И это одно время было, – уронил заяц слезу на мертвого медведя.
– Из рощи тебя гнал.
– И это было. Где ни увидит, бывало, и ногами топает: вон с глаз долой.
– Так что же ты тогда о нем убиваешься? Он тебе столько плохого сделал…
– Да ведь не все же плохое, и хорошее было.
– Это от медведя Тяжелая Лапа хорошее? У него же доброта в сердце на семь замков замкнута была.
– А я ключик подобрал к его сердцу, оно и открылось, обогрело меня.
Черепаха не верила, а заяц говорил правду. Побегал он по роще, прятался ото всех и понял: сила – у сильных. Вон как разбегаются все в стороны, когда появляется медведь Тяжелая Лапа. И решил Андропка поближе к медведю держаться, понравиться ему решил. Чуть что, бывало, бежит к нему за советом. Лето на пороге – он в берлогу к медведю.
– Помоги, пожалуйста, наставь на путь верный. Кроме тебя никому задачи не решить моей. Только твоему разуму под силу она.
Обсыплет медведя словами липучими, польстит ему, он и раздобреет.
– Чего тебе? – гудит.
А Андропка поближе к нему придвигается.
– Да вот посоветоваться пришел к тебе: пора ли мне морковку рыть.
А откуда медведю знать – пора зайцу морковку рыть или нет. Он морковью не кормится. Но приятно медведю, что Андропка за советом к нему пришел. Другие зайцы, даже когда позовет он их, в кусты кидаются, а Андропка сам, без зова пришел.
И спрашивал медведь у зайца:
– А сам-то ты как думаешь?
– Да вроде рановато.
– Тогда погоди, – решительно советовал ему медведь Тяжелая Лапа. – Поспешишь, всех насмешишь. Зачем тебе это.
Идет Андропка домой, рассказывает встречным:
– У медведя Тяжелая Лапа был сейчас. Вот голова. Ума недюжинного медведь. Совет с ним держал: пора ли морковку рыть. «Погоди, – говорит. – Спешить в таком деле не надо». Как он советует, так и сделаю – спешить не буду.
А ступит, бывало, осень на порог, опять Андропка к медведю бежит.
– Помоги, пожалуйста, наставь на путь верный. У тебя ведь голова – другой такой не найти.
Польстит медведю, и отмягчит у него сердце.
– Чего тебе? – гудит.
Посоветоваться к тебе пришел: пора или не пора капусту на деревенских огородах зубрить.
А откуда медведю знать: пора или не пора зайцу капусту зубрить? Медведи капусту не едят. Но и приятно ему, что Андропка за советом к нему пришел. Другие зайцы бегут от него, даже когда он позовет их, а Андропка сам, без зова пришел.
И спрашивал медведь у зайца:
– А сам-то ты как думаешь?
– Да вроде пора. Морозцем ее уже поприжало. Самый раз вроде.
– Тогда беги и зубри, – решительно советовал ему медведь Тяжелая Лапа. – Упустишь время – потом не наверстаешь.
И шел заяц опять домой, хвастался:
– У медведя Тяжелая Лапа был сейчас. Недюжинного ума медведище. Совет с ним держал: не пора ли капусту на огородах зубрить. Говорит: «Пора, Андропка, беги, а то опоздаешь». Побегу сейчас. Как он советует, так и сделаю.
Встретил однажды Андропка зайчиху на просеке весной, глянул на нее, всплеснул ушами и помчался со всех ног к медведю.
– Помоги, пожалуйста.
– Чего тебе? – прогудел медведь Тяжелая Лапа.
– Посоветуй скорее, – приплясывал от нетерпения заяц. – Пора или не пора мне жениться?
А откуда медведю знать – пора зайцу жениться или нет. Но и без совета оставить Андропку не хочется. Ведь он один только изо всей рощи навещает его.
Спросил:
– А сам-то ты как думаешь?
– Думаю, что пора, – подпрыгнул заяц.
– Тогда женись, – решительно посоветовал ему медведь Тяжелая Лапа. – Только и жениться, пока молодой. Состаришься, кто за тебя, за старика, пойдет?
Летел после этого заяц по роще, кричал всем:
– Опять у медведя Тяжелая Лапа был, совет с ним держал. Недюжинного ума медведище, во всем разбирается.
И всегда так: сходит к медведю и хвастает. Слушают его звери и думают: «Андропка-то у медведя запросто в гостях бывает. Надо подальше от него держаться, а то придушишь невзначай, беды потом не оберешься».
Доволен был Андропка. Смело по роще ходил, весь страх потерял, не гнулся, как бывало. Говорил всем с гордостью:
– Оттого у меня все в жизни складно получается, что я без совета медведя Тяжелая Лапа ничего не делаю. Его советами живу.
Доволен был и медведь Тяжелая Лапа. И тоже ходил по роще и говорил всем:
– Глядите, не обижайте Андропку. Он заяц правильный. Пока моего совета не спросит, ни за какое дело не возьмется. Оттого и не ошибается ни в чем. Жениться собрался и то ко мне за советом прибежал.
И шел дальше. И вскоре слышно было, как он еще убеждает кого-то:
– Вот вы все говорите – заяц, заяц. Нет, зайцы, они тоже разные бывают. Взять вот Андропку, к примеру. Очень правильный заяц.
И начинал свой рассказ о правильном зайце.
– Опорой он был мне в жизни и защитой, – говорил Андропка черепахе и размазывал по щекам слезы. – Увидел я, одинок он, и стал ходить к нему. И была мне от него польза. А теперь что я без него делать буду? Не любят меня в роще, и все за то, что я с медведем Тяжелая Лапа дружбу водил.
– Что ж, – сказала Кири-Бум, – это ведь не только у нас и в других рощах подхалимы не в чести. Перед кем шею гнул? Эх, ты, Андропка. Он у нас в роще только тем и славился, что дурью силу в лапах имел.
– А что я мог? Он – медведь, я – заяц. Мне всегда и везде больно. Всяк по загривку метит.
– У нас в роще не один ты заяц и другие есть, да они ведь не пошли на поклон к нему. Гордость в себе имели. Один ты подлизун такой выискался.
– Что ж, если я робким таким родился.
– Не родился – вырос. Подхалимами не рождаются, подхалимами вырастают. Плохо тебе будет теперь. Андропка, ох, плохо!
– Что ты меня пугаешь, – всхлипнул заяц. – Я итак весь слезами изошел. Ты бы лучше посоветовала мне, как быть. Медведь мой умер, товарищи от меня отвернулись. Один я.
– А ты советовался с кем, когда к медведю ластился и товарищей своих на него менял?
– Нет.
–То-то, сам ты их отшиб от себя. И как сумел потерять, так сумей и найти. И нечего слезы лить. Не такой уж ты горький.
– Так ведь тяжело мне. Один благодетель был и тот помер.
– Водицы вон из родничка попей, авось легче станет.
– Я уж пил, не помогает.
– Ну и я твоему горю не помощница, – сказала черепаха и пошла своей дорогой.
Хотела было позвать кого-нибудь, чтобы похоронили медведя Тяжелая Лапа, все-таки он – медведь. Нехорошо, если он будет на виду у всех в овраге лежать и будут клевать его вороны с коршунами. Но тут же решила:
– Пусть полежит. Пусть все видят и запомнят пусть все: как прожил ты свою жизнь, такова тебе и честь после смерти.
За Яблоневым оврагом повстречался черепахе Кири-Бум Ивашка, сын покойной медведицы Авдотьи. Шел он от Мишука, нес мед в ведерке. Чуть узнала его черепаха: совсем медведем стал Ивашка. Округлел, раздался. А года два назад, как и Машута, медвежонком по роще бегал. Большим озорником был. С медведя Тяжелая Лапа пример брал. Буянистый был, обижал маленьких. Без отца рос, пристращать некому было, вот и озорничал. Станет его, бывало, стыдить медведица Авдотья:
– Разве можно так делать, Ваня?
Огрызнется Ивашка:
– Медведю Тяжелая Лапа можно, а почему мне нельзя?
И шел в рощу безобразничать.
И хитрым рос Ивашка. Так и глядел, кого бы надуть, у кого чего выманить. Попадало ему часто за это, но все равно Ивашка от привычки своей – хитрить – не отказывался. В сказках его пробирала Кири-Бум у сосны с кривым сучком. Слушал ее вместе со всеми Ивашка и поскрипывал от злобы зубами. А когда рассказала черепаха однажды, какой сон приснился Ивашке в воскресенье, сказал Ивашка сердито:
– Я тебе этого, Кири-Бум, никогда не прощу.
И пошел прочь от сосны. А сказка вроде и безобидная была. Рассказывала Кири-Бум:
«Уснул Ивашка после обеда в воскресенье и приснился ему сон. Приснилось ему, будто пришел к нему Мишук и говорит:
– Идем, Ваня, в соседний лес помалинничаем. Пошли они. Забрался Ивашка в малинник. Очень ягодный куст нашел. Сидит, обирает его, Мишука не зовет.
А Мишук аукает, кричит ему:
– Ты где, Ивашка?
Молчит Ивашка. Сидит под кустиком, ест, не отзывается. Отзовись, придет Мишук, рядом подсядет. Горсть сорвет – убыль ему, Ивашке, на целую горсть меньше достанется. Лучше уж помолчать.
Промолчал Ивашка, не откликнулся на голос Мишука. А Мишук покричал, поаукал и затих. Обобрал Ивашка малину с куста, выбрался на полянку. Смотрит – нет Мишука. Туда, сюда – нет нигде.
А лес чужой, темный. В одну сторону кинулся Ивашка – нет ему конца, в другую кинулся – стоит лес стеной непроходимой. И не знает Ивашка, куда бежать ему, где искать дом свой. Приложил лапы ко рту, закричал изо всей мочи:
