-- Белья вы мне дали прошлый раз три гарнитура -- считал Разбойник. -По триста марок -- итого девятьсот. Двести, скажем, за шелк -- семьсот с меня... Вы за неделю сколько гарнитуров белья наковыряете?
-- Три, иногда три с половиной, если порется быстро и вышивки поменьше...
-- На сигареты значит хватает.
-- Я махорку курю, дешевле.
-- Так вот вам сигарета, и теперь к главному делу перейдем. Я устраиваю вечер с вашим выступлением и моими пояснениями. Гонорар -- сигаретами. Думаю, что будет много, а если махорку предпочитаете -- я откуплю. План у меня такой...
Разбойник, блестя глазами и широкими жестами, пояснил однако только половину плана. Суть ей нечего знать. Настоящая же его идея заключалась в том, что он решил обработать несколько человек из УНРРы. Скоро, говорят, она преобразуется в другую организацию, и та будет по настоящему ведать переселением за океан. Сам он еще не решил, будет ли, и куда переселяться, но связи -- это все, и новые заработки всегда возможны ... а как к ним подойдешь, к такому начальству? Самогоном не угостишь, а явиться просто, и скажем часы поднести -- так и выгнать могут. Тут же дело чистое: литература. В крайнем случае -- возмутятся, но простят, а в худшем...
-- К скандалам я отношусь философски -- сказала Демидова. -- Тем более, что попрошу Викинга рядом со мной встать -- поостерегутся морду подставить. Сперва я очень расстроилась, что многие не поняли. Но я скажу несколько вступительных слов именно для тех, кто не понял.
-- Публику подберу, не беспокойтесь. С разбором, не каждому свободный вход. Значит, договорились. А вы бы еще кого привлекли к этим парашютам, пусть глаза себе портят, а вам половина за идею пойдет...
Когда он ушел, Демидова задумалась, и не заметила, что на махорочной самокрутке навис тлеющей уголек корешка. Уголек упал, прежде, чем она, ахнув, смахнула его на пол, -- и в белом парашютном шелке лежавшего на столе клина осталась аккуратная круглая дырочка с коричневыми краями. Хорошо еще,
что попало в самый узкий угол -- а то чистый убыток! Горестно поругиваясь, Демидова рассматривала дырку -- и вдруг ее осенила вдохновенная идея. Края дырки были как оклеены тончайшей нитью, слегка выпуклой бежевой корочкой. Ну да, ведь это искусственный шелк, и от огня... подшился сам собой, никогда такого тонкого рубчика иголкой не сделать. А что, если ...
Демидова схватила ножницы, отрезала узкую полоску шелка, порылась в ящике стола, вытащила длинный гвоздь, вбила его в кусочек палки, и открыв дверцу топившейся печки, принялась сосредоточенно поворачивать гвоздь в огне, чтобы он раскалился. Потом осталось только провести раскаленным гвоздем по краям полоски шелка -- чтобы получилась подрубленная лента, сама собой собиравшаяся в сборки.
-- Открыт новый секрет производства! -- торжественно объявила Демидова остывшему гвоздю, за неимением других слушателей. -- А еще говорят, что поэты непрактичны! Из таких оборочек сколько воротников сделать можно ...! И на блузки ...
Надеть белую шелковую блузку было бы не только первой стадией воспаления легких, но и полной безвкусицей при окоченевших руках. Из-за этого пришлось со вздохом отказаться и от "моцартовских" манжет, которые так хотелось сделать. Но воротник к платью вышел такой, что Оксана, которую Викинг подхватил все таки, как она ни упиралась -- только ахнула, и тут же начала соображать, что если дать кусочек шпека Демидовой, то может быть, она согласится сделать ей такой же...
В столовой пансиона на Хамштрассе набралось столько людей, что Разбойнику пришлось "Удалиться в альков", как он сказал, и открыть дверь в смежную комнату фрау Урсулы, выставив ее на кухню за еще одну пачку сигарет. Лучшие стулья он вытащил в первый ряд, усадив почетных гостей из УНРРы. Остальные разместились, как могли, сидя и стоя -- всем было интересно послушать.
Демидова волновалась немножко, когда Разбойник потряс заливчатым колокольчиком, тоже заимствованным у фрау Урсулы, и объявил, что программа начинается.
-- Мне бы хотелось сперва сказать несколько слов в свое оправдание -начала она и взяла лежавшие на столике листки, исписанные лиловым карандашом. -- Вот письмо, полученное от одного читателя, который пишет, что обращается от имени многих других. Из какого лагеря передали это письмо -почта ведь теперь почти не ходит -- так же безразлично, как и его фамилия, хотя он подписался. Но важно то, что он пишет. "... когда я прочитал ваш рассказ, то не мог поверить просто, что его автор и автор 'Дипилогической азбуки' -- одно и то же лицо. Как вы могли в этой Азбуке так посмеяться над нами! Очевидно, вы сами не видали страданий и у вас спокойная счастливая жизнь, но это не дает вам еще права ..."
-- И так далее... Демидова положила листок на стол. -- Повидимому, это не только мнение одного автора письма, потому что он его только писал, а другие выбили стекла в сарайчике, где я живу. О вкусах и взглядах не спорят, но фактические данные следует уточнить. В эту войну у меня умерла мать, пропал без вести муж, сестру увезли во время советской оккупации, брат убит на фронте, а две мои дочки погибли при налете ... Живу я пока что в сарайчике и подголадываю, как все. О "счастливой спокойной жизни" при таких обстоятельствах пожалуй говорить не приходится. Но я считаю, что все время плакать невозможно. Один наш большой поэт сказал, что "смеяться вовсе не грешно над тем, что кажется смешно", и никакого греха я в этом не вижу.
Она говорила спокойно и ровно, без нажима, и Викинг, столбом подпиравший потолок у стены за нею, одобрительно качнул головой. По залу пронесся легкий шум, и наступила неловкая пауза -- нелепо же аплодировать человеку, только что заявившему, что он потерял всех своих близких?
-- Браво! -- крикнул на весь зал Викинг, мгновенно схвативший положение -- так руля держать, Демидова! Кип смайлинг!
"Зал встал, как один человек, и устроил автору долго не смолкавшую овацию!" выскочил вдруг вперед тоже нашедшийся Разбойник, и все действительно, последовали его команде, как отдали честь. Аплодисменты были слышны, как потом уверяла фрау Урсула, через весь коридор на кухне, где посуда так звенела, что он должна была посмотреть, не разбились ли стаканы.
Демидова побледнела сперва, как ее роскошный воротник, прикусила губы, но удержалась.
-- Спасибо, -- поклонилась она залу, когда слушатели, все еще аплодируя, стали усаживаться, -- ну а теперь давайте примемся за мою пресловутую Азбуку. Поскольку атомная бомба, расщепив атом, разрушила также многие азбучные истины, то приводимые ниже размышления отнюдь не претендуют на полноту, ибо, как сказал уже Козьма Прутков, нельзя объять необъятного.
-- "А" -- сказал, снова выступая вперед, Разбойник, решивший стать конферансье.
-- А -- Ауслендер -- откликнулась Демидова, садясь за столик и беря рукопись. -- Представитель чрезвычайно многочисленного племени, наводнившего Германию в период начала нашей эры. Говорили ауслендеры с туземцами, а иногда и между собой на особом наречии, состоявшем главным образом из двух слов: "никс" и "гут". При помощи этих слов и жестов они упразднили всю грамматику, а письменности у них вообще не существовало. Наиболее характерные черты племени ауслендеров: 1) небритый, лохматый, растерянный и голодный вид; 2) полное безразличие к господствовавшему тогда в Европе понятию "ферботен". Там, где каждый порядочный немец уже остановился в священном трепете перед "ферботен", ауслендер только начинал разворачиваться; 3) к числу лучших нравственных качеств ауслендеров относится их поразительное единодушие в борьбе с внешним врагом, который назывался "немец"; 4) все ауслендеры стремились вернуться на родину. Для того, чтобы УНРРе стало понятно, почему ауслендеры хотели, но не могли, а Дипи могут, но не хотят, будущим историкам придется написать не мало томов. Пока это непонятно никому, кроме Дипи. 5) В отличие от других завоевателей Европы ауслендеры ничего не приобрели, но зато теряли постепенно все: дом, родину, близких, вещи и документы. Движимое имущество заключалось в чемодане, а недвижимое в жене, детях и престарелых родителях. 6) Немцы дружно презирали ауслендеров и без различия пола и возраста шли на них единым фронтом под лозунгом "ферботен". Но ауслендеры не сдавались. К концу войны их засилье в Германии было настолько велико, что в центре Берлина, на Александер-платц было очень трудно найти берлинца германского происхождения."
-- На Александерплатц -- пояснил Разбойник -- было второе отделение берлинской префектуры для иностранцев. Я первый раз спрашивал, как туда пройти, у тринадцати людей подряд. Все оказались иностранцами и все отвечали: "никс ферштеен!"!
"Однако, конец войны оказался гибельным для этого племени. Через несколько недель после перемирия ауслендеры исчезли, переродившись в ДИПИ.
"Б" большое -- бомба. Человеческое изобретение, сводящее на-нет не только все остальные, но и самого изобретателя. Бомбы бывают разные, но наибольшим успехом пользуются атомные. Не потому, что они сделаны из атомов -- это еще можно было бы стерпеть, а потому, что начинают разрушение именно с них.
