нельзя командовать машине «Ти-ха-ай!» и «Вперед до полного!..». Поэтому следовало бы сделать корабль и с машиной и с парусами, ведь были же такие… Ну хорошо, а как же будет называться корабль? Все задумались. Действительно, какое же имя дать кораблю?
И тогда Капка сказал:
– Знаешь, как пусть называется?.. «Арсений Гай». Можно так?
– Ну, это уж как начальник наш решит, – отозвался Сташук.
– Нет, пусть так и зовется: «Арсений Гай», – упрямо и решительно повторил Капка, сам вслушиваясь в звучание этого имени, которое ему показалось в эту минуту особенно прекрасным и значительным.
– А кто это такой – Арсений Гай? – поинтересовался юнга.
– Это… – Капка остановился, подыскивая слова.
Валерка горестно покачал головой, Тимсон вздохнул в темноте.
– Он наш руководитель был в Доме пионеров… Мы ему всем обязаны, мы ему клятву дали, когда он уезжал, – проговорил Капка. – Эх, Виктор, вот хороший был!.. Его на фронте убили…
– Он вместе с нами сам и синегорцев надумал, – выпалил вдруг Валерка, решив, что скрывать больше уже нечего. – Ой, ты! Тимка, чего ты меня дергаешь?..
– Ничего.
Но было уже поздно.
– Так это вы и есть те самые, что записочку мне на первый день писали? – догадался Сташук.
– А кто же еще?
И Валерка, пересев на всякий случай подальше от Тимки, стал рассказывать Сташуку об Арсении Петровиче, и как они с ним начали играть в синегорцев и придумали Синегорию, и какой он был веселый, и как на рыбалке он поймал сома прямо в руки, и как, спасая ребят в бурю, не испугался, а выгреб против течения на са́мом быстряке, сколько он знал книжек, и что за дивные песни складывал сам, и какие сочинял смешные слова.
– Эх, Арсений Петрович!
– Этому, бывало, уж не соврешь, – заметил Тимка.
– Ему и врать незачем было, – сказал Капка, – он был свой… Сам все понимал. Ты еще придумать только собрался, а он уже наперед знает.
– И почему это так, что людей, как Арсений Петрович был, раньше всех убивают… Эх! – вслух подумал Валерка.
И замолкли мальчишки, вспоминая своего воспитателя, его веселую мудрость, душевную дружбу с ним. Нет его больше на свете, пусть тогда хоть имя ходит по Волге, чтобы отмахивали ему встречные пароходы, чтобы читали с берега надпись на борту и спрашивали, что за человек такой был на свете – Арсений Гай…
Потом потолковали о войне: «Говорят, немцы двинулись на Дон и Волгу… Сколько же везде народу мучается и не спит сейчас ночью!» Мальчики снова смолкли в суровом раздумье. Уже часа три, как не стреляли. Хотелось спать. Кругом было очень тихо. Даже собаки притаились по дворам и не лая ли. Начинало светать. Потянуло сыроватым холодком. Ползучий туман заплывал в окопчик. А когда он растаял, зазябший Капка встал, чтобы размяться, и увидел, что Рима, держа на руках давно уже спавшую Нюшку, сама прикорнула на плече у Сташука. Юнга сидел в одной холщовой матросской рубашке. Фланелькой его была укрыта Рима.
Сташук сидел неестественно прямо и напряженно. Не поворачивая головы, поглядывал он одним глазом на Римину макушку с гребенкой, готовой выпасть из спутанных волос, и старался дышать в другую сторону. Капка ревниво нахмурился.
– Ты бы отсел, а я на твое место, – великодушно предложил он. – Чай, уморился так?
– Ничего, пускай… спит она… разбудишь еще, – шепотом ответил Сташук. – Гребешок вот как бы не потерялся, – добавил он еще тише, не решаясь сам тронуть гребешок у спящей.
Капка подобрался к ним и тихонько поправил на голове сестры гребенку.
Вскоре колокола на пристанях ударили отбой. В Затоне громко, во весь дух, с шумным облегчением взревел гудок. И сразу стало как будто светлее, словно и солнце дожидалось отбоя, а теперь быстро вылезло из своего укрытия за горизонтом. Пески на Волге стали розовыми, как пастила. На траве, у щели, в которой сидели ребята, радужными искрами загорелись капельки росы. Захлопали калитки. Послышались везде голоса.
– Васька-а-а! – звал кто-то. – Васька-а-а! Вылазь, отбой был!..
Где-то заводили грузовик. Мотор нехотя затарахтел, натужно постреливая, – видно, остыл за ночь. Громогласно перекликались петухи. Отбой, отбой!.. Все кругом бурно оживало, светлело, переговаривалось, кукарекало. Утренний ветер прошелся по реке, ероша сонную гладь воды. Дым над загашенным пожаром в Свищёвке был уже не розовым, а бурым.
Валерка, спавший спиной к спине с Тимкой, проснулся:
– Ой, будет мне дома от мамы! – и принялся ожесточенно трясти Тимсона.
Тот вскочил, испуганно оглядываясь вокруг:
– Что? Бомбят? А?.. Отбой?
Рима тоже проснулась, одернула платье, зябко повела плечами и только тут заметила, что укрыта краснофлотской фланелькой. Она подозрительно взглянула на быстро отодвинувшегося Сташука.
– Ну и я пошел, – сказал юнга, – счастливо вам. Ох, будет мне надрайка от мичмана! Уж пять дневальств – это в лучшем случае.
– Что ж ты раньше не ушел? Побоялся в тревогу идти? – Рима хитренько прищурилась и, сняв с плеч фланельку, протянула ее Сташуку.
Юнга посмотрел на нее со снисходительной укоризной.
– Вот именно что боялся. Оно и заметно.
Он почти вырвал из ее рук фланельку. Натянул на себя, выпустил поверх синий воротник и пошел не оглядываясь.
– Дура ты, Римка! – заметил Капка. – Ей-богу, хуже Нюшки! Навязалась сама на плечо к нему, так что и пошевельнуться нельзя, а сама же дразнишься. Вот ему за тебя будет теперь в школе… Знаешь, как он меня тащил сюда, когда бомбить начали?
Рима удивленно глянула на брата, быстро передала ему на руки спящую Нюшку, выбралась из окопчика и побежала через пустырь за Виктором. Юнга шел, крупно шагая, так что разлетались в обе стороны клёши и вились от ветра ленточки за упрямым затылком. По сухой траве пустыря, отброшенная наискось, неслась за моряком утренняя тень, длинная и узкая, как вымпел. Рима нагнала его и, запыхавшись, окликнула негромко:
– Витя, ты что, обиделся?.. Не серчай!
Он остановился:
– Эх, Рима…
Только рукой махнул.
Глава 21
«Арсений Гай»
Неудачный день выбрал Капка для первого разговора с затонскими ребятами о баркасе. Ремесленники пришли не-выспавшиеся, но возбужденные событиями минувшей ночи. Только и разговору было, что о фугасках, зажигалках, зенитках… Все же Капка решил не откладывать дело и потолковал с кем надо в своем цехе, а в обеденный перерыв успел перекинуться словечком с ребятами, работавшими в других цехах. Тут опять едва не вышло столкновение с Ходулей. Он влез в кружок ребят, обступивших Капку на заводском дворе:
– Это еще вопрос, обязанный ли я на этих морячков работать, если, тем более, хорошего от них мало. Только и знают, что насмешничают над нашим же братом.
– Тебя, Дульков, кстати, никто и не просит, – отбрил его Капка. – Участвуют, кто желающие, добровольно.
– А ты спрашивал меня когда-нибудь, желающий я или не желающий? Ты бы взял да спросил: Дульков, ты имеешь в себе желание за это дело браться? Тогда бы и знал. А то у вас Дульков заранее
