И вдруг послышался слабый, прерывистый звук — как будто фыркнула лошадь. Звук был такой слабый, что Серёжа даже не успел определить, с какой стороны он донёсся.
— Слушай, Винтик! — приказал он собаке.
Винтик и так, казалось, прислушивался. С минуту они стояли неподвижно, притаив дыхание, пока снова не услышали звук — на этот раз долгий, пронзительный. Он шёл справа, из глубины леса.
Винтик поднял голову и посмотрел на Серёжу: слышит ли он? Да, Серёжа слышал. Но как мог Серко попасть в глубину леса? Наверное, дорога здесь делает крутой поворот, вот и кажется, что звук долетает из леса. Надо бежать напрямик, чтобы выйти наперерез Серко.
— Бежим, Винтик! Серко там! — крикнул Серёжа.
Не разбирая дороги, прямо через лесную чащу они устремились к тому месту, откуда всё ещё доносилось повизгивание полозьев. Обледенелые тяжёлые ветки соснового молодняка били мальчика по лицу, голове и плечам, но Серёжа не обращал на это внимания и всё шёл, шёл, задыхаясь от усталости, дрожа от нетерпения.
Потом поводок, на который был привязан Винтик, захлестнулся вокруг ствола молодой сосенки. Серёжа оказался по одну сторону дерева, Винтик — по другую. Мальчик попытался потянуть собаку назад — она рванулась вперёд. Сосенка гнулась и качалась, позванивая ледком на ветвях.
— Винтик, назад! — кричал Серёжа. — Винтик, слушаться надо! Ударю!
Винтик ничего не хотел понимать и рвался .вперёд. Он не давал Серёже перехватить верёвку, и мальчик, обозлившись, несколько раз пнул собаку.
— Вот тебе! Вот тебе! Будешь слушаться?
Собака взвизгнула, встала на дыбки, из последних сил натянула поводок и дёрнулась так сильно, что вырвала из Серёжиной руки верёвку вместе с варежкой. Ныряя в снегу, Винтик исчез в густой чаще сосняка.
— Винтик! Винтик! Сюда! — закричал Серёжа.
Он бросился за собакой.
С разбега он неожиданно скатился в неглубокий овражек, долго выбирался из него, а когда вылез и прислушался, нигде не было слышно ни скрипа полозьев, ни каких-либо других звуков. Звенело в ушах, шумели над головой деревья и больше — ничего!
Тревожно и боязно стало на душе у мальчика, невольные слёзы навернулись на глаза. Дядя Гриша провалился в шахту, Серко неизвестно куда девался, Винтик бросил его в лесу. Что теперь делать?
Найти дядю Гришу и рассказать ему всё. Он что-нибудь придумает. Но где он? Серёжа старался сообразить, в какой стороне осталась шахта, но не смог. Во время погони за Серко, а потом за Винтиком он совсем не следил за дорогой и теперь даже не знал, куда повернуть, чтобы вернуться к шахте.
Тогда он пошёл наугад, надеясь наткнуться на просеку и по ней добраться до шахты.
— Дядя Гриша-а! — время от времени кричал мальчик.
Серёжа очень устал и остановился у одной толстой сосны, чтобы немного отдохнуть. Только немного! Потом он пойдёт дальше, будет искать дядю Гришу, а вместе они что-нибудь придумают...
Валя Соколова ещё раз попыталась, найти пропавших. Но вскоре убедилась, что она только напрасно теряет время. Надо поскорее добраться до дома отдыха, рассказать о случившемся в штабе лыжных соревнований.
Решительно накинув на плечи находку, Валя стремительно побежала обратно к Светлому. «Сколько времени зря потратила! — досадовала она. — Только бы не опоздать, найти их во-время!»
Вдруг ей показалось, что впереди мелькнул огонёк. Она остановилась и прислушалась.
— А-ачёв! А-ачёв! — чуть слышно доносилось из леса, со стороны Светлого.
«Неужели?» — сразу обрадовалась Валя.
Так и есть: в лесу зовут Силачёва. На поиски-вышли лыжники. «Как они узнали, что в лесу произошло несчастье? — размышляла девушка, торопясь навстречу лыжникам. — Ну да чего проще: Серко пришёл на конюшню, и конюх Иван. Захарович поднял тревогу. Теперь хорошо, теперь они найдут! Вон их сколько вышло!»
В туманной мгле мелькали огоньки фонарей, а скоро стал слышен шум множества лыж.
Колонна шла быстрым размашистым шагом, во главе её двигался высокий человек с заткнутыми за пояс полами шинели. Это был главный судья соревнований Вадим Сергеевич Сомов. Валя знала его — он мастер лыжного спорта, преподавал этот предмет в техникуме, когда там училась Соколова. Перед ним, спокойным и серьёзным человеком, всегда подтянутым и решительным, Валя почему-то чувствовала себя оробевшей девчонкой, — и тогда, когда была ещё студенткой и сейчас, встречаясь с ним в доме отдыха.
В сотне шагов от Вали лыжники круто остановились. Очевидно, они присматривались к ней, и Валя поняла, что они не могут различить, что такое движется им навстречу: ведь у неё на плечах громадное одеяло.
— Это я, Вадим Сергеич! — крикнула Соколова.
Сомов заскользил ей навстречу, щёлкнула кнопка, и на лицо Вале упал яркий луч карманного фонарика.
— Это вы, Соколова? Что вы здесь делаете?
— Понимаете, Вадим Сергеич, — смутилась Валя, оглядываясь на обступивших её лыжников. — Вышла немного поразмяться, а на дороге встретила нашего Серко. Сани были пусты, и я пошла узнать, в чём дело...
— Одна?
— Я думала, что люди где-нибудь близко, — пробормотала Валя. Ей было досадно: вот уж никак не хотелось выглядеть такой бестолковой перед своим бывшим учителем, да ещё в присутствии лыжников.
— А вы знаете, сколько сейчас градусов? Это что у вас?
— Я нашла одеяло Мерсенёвой, Вадим Сергеич. Недалеко отсюда, в кустах у дороги...
Сомов отцепил фонарик и быстро осмотрел находку.
— Где нашли? Покажите место!
Валя повела колонну к повороту дороги, за которым было найдено одеяло. Сомов послал лыжников обследовать местность, а сам тщательно, шаг за шагом осмотрел кусты. Больше тут ничего не удалось обнаружить.
— Вы уверены, что это одеяло Мерсенёвой?
— Уверена, Вадим Сергеич. Я видела его несколько раз, когда заходила к Зинаиде Алексеевне... Как вы думаете, что здесь случилось?
Сомов пожал плечами:
— Откуда ж мне знать, Валя? Факт тот, что одеяло совершенно целое, нигде не порвано — значит, оно выдернулось из саней легко, никто на нём не сидел. Всё произошло где-то дальше...
Он напряжённо раздумывал, пытаясь хотя бы приблизительно определить район поисков. Из леса возвращались лыжники, и ответ был у всех один: нигде ничего!
Сомов собрал капитанов команд, и через минуту было принято решение: прочесать местность вдоль просеки, итти развёрнутым строем по обе стороны дороги, — если понадобится, вплоть до Собольского.
— А вы, Соколова, немедленно домой! Провожатого дать? — спросил Сомов.
— Не нужно, Вадим Сергеич. Дойду одна.
— Попросите директора послать по нашим следам лошадь. Неизвестно, в каком состоянии мы их найдем. — Хорошо, Вадим Сергеич, — сказала Валя и посмотрела в лицо Сомова, ставшее хмурым и суровым. Ей стало страшно: неужели уже поздно?
В конторе Собольской МТС в тот вечер шло заседание агротехнического совета. Сев — не за горами, а в МТС многое было ещё не сделано и разговаривали на совете сердито и круто.
Критиковали многих — и директора, и трактористов, и рабочих ремонтной мастерской, и водителей автомашин, задержавших завоз горючего. Даже комбайнерам досталось за медленный ремонт, хотя их машинам выходить в поле предстояло ещё не скоро.
Попало и Семёну Кузьмичу Истомину, дяде Серёжи Мерсенёва, к которому они приезжали в гости.
Расстроенный Семён Кузьмич вышел в соседнюю комнату, уселся за стол главного бухгалтера и закурил. Нажимает директор! Вообще-то правильно нажимает, ремонтом занимались плохо, но вот его, Истомина, напрасно осрамили при народе — он ещё ни разу МТС не подводил. И время ещё есть... Сердито посапывая, он прислушивался к тому, что говорилось в кабинете.
Загрохотал блок входной двери, в коридоре послышались торопливые шаги и рядом с Семёном Кузьмичом появился Женя. Отец с досадой посмотрел на сына:
— Ну, чего там ещё стряслось?
Вид у Жени был взволнованный, он даже не обратил внимания на недовольный тон отца.
— Пап, собака обратно прибежала,
— Какая там ещё собака?
— Ну Винтик, которого я Серёже подарил. Сижу я, разбираю конструктор, который дядя Гриша привёз, и слышу: под окошком кто-то скребётся и жалобно так поскуливает. Выскочил во двор, а это Винтик. Трясётся от мороза, едва в сени пролез и в избу норовит. А на поводке Серёжкина варежка пристыла. Вот!
Он отдал отцу мокрый шерстяной комок и продолжал:
— Мама говорит: «Ох, не зря собака прибежала! Чует моё сердце — беда с ними приключилась. Не надо бы пускать, на ночь глядючи!» Я, конечно, молчу, ничего не говорю, чтобы маму не расстраивать, а сам думаю: верно говорит. Серёжа — городской, ему трудно... Вон, Серка поить на речку сегодня водили, Серёжка пим потерял. С ноги он у него упал, а Сергей сиди-ит на лошади, шевельнуться боится. Кабы не я — он бы себе ногу отморозил, право слово!
