– Кэлпурния, зажги, пожалуйста, еще одну лампу. Это, кажется, Erythrodiplax berenice, или морская стрекоза. Единственная стрекоза, которая любит соленую воду. Но откуда она здесь взялась?
– Не знаю, дедушка.
– Ну конечно, не знаешь. Это был риторический вопрос, ответа не требуется.
«Зачем тогда спрашивать», – чуть не выпалила я. Но это было бы дерзко, а я никогда не дерзила дедушке.
– Странно, – продолжал он. – Обычно этот вид не встречается так далеко от прибрежных соляных болот.
Я принесла лампу и встала у него за плечом. Мне нравилось бывать в этой комнате, заполненной массой интереснейших вещей: тут стояли микроскоп и телескоп, хранились засушенные насекомые и ящерицы, заспиртованные животные, был тут и глобус, а еще – яйцо страуса, верблюжье седло, похожее на скамеечку, шкура черного медведя с оскаленной пастью – как раз подходящего размера, чтобы ловить внучек за ногу. И книги, груды книг, ученые труды в тисненых золотом потертых сафьяновых переплетах. И на почетном месте, на специальной полке – пузатая бутыль с Sepia officinalis, каракатицей, которую много лет назад прислал дедушке великий человек, сам мистер Чарлз Дарвин, перед которым дедушка преклонялся. Чернила на картонной этикетке выцвели, но кое-что можно было разобрать. Дед ценил этот подарок больше всех других предметов своей коллекции.
Он поднял голову, принюхался и спросил:
– Почему от тебя воняет, как от броненосца?
Ничего от него не скроется. По крайней мере, если это про Природу.
– Мне кажется, вам лучше не знать.
Такой ответ его позабавил.
– Броненосцы – их еще называют армадиллы, от испанского названия, которое означает «малыш с броней». Первые немецкие колонисты называли его Panzerschwein, «бронированная свинья». Мясо у броненосца светлое и, если его правильно приготовить, вкусом и текстурой напоминает свинину. Во время войны мы иногда готовили вкуснейшее блюдо из броненосца, конечно, если его удавалось поймать. Тогда они редко встречались, только иногда забредали в нашу часть света из Южной Америки. Дарвин неплохо изучил броненосцев, называл «милыми маленькими зверьками», но никогда не пытался их приручить. Хотя они редко кусаются, питомцы из них никудышные. Взрослые особи живут сами по себе, у них нет социальных связей, поэтому им ни в малейшей степени не нужно общество человека.
Дедушка не часто упоминал о Гражданской войне между Севером и Югом. Может, оно и к лучшему: многих ветеранов-конфедератов, живших в нашем городе, все еще мучила война – точнее, ее исход. И не стоит говорить Тревису, что его собственный дедушка с большим аппетитом ел на обед родственников Носика.
– Дедушка, я хотела попросить коробку от сигар, если у вас есть лишняя, и еще мне нужна книжка. Почитаю про броненосцев, хоть их у нас и нет.
Дед улыбнулся, протянул мне коробку и достал с полки «Указатель техасских млекопитающих Годвина».
– Некоторых животных нельзя одомашнить, даже непонятно почему. Не только броненосца. Например, бобра, зебру, бегемота и некоторых других. Многие пытались их приручить, но терпели грандиозную неудачу, иногда даже со смертельным исходом.
Я представила себе реакцию мамы на Тревиса с детенышем бегемота на поводке и возблагодарила судьбу, что бегемоты у нас не водятся. Я открыла справочник, и мы с дедушкой в согласном молчании занялись каждый своим делом.
Перед сном Тревис и я сбегали проведать Носика. (Мы договорились звать его Носиком, хотя и Броню полностью исключить не могли.) Носик скребся, царапался и не обращал на нас внимания, так что мы оставили его в покое.
На следующее утро Тревис дал ему еще одно крутое яйцо. Носик сожрал яйцо и, по-прежнему не глядя на нас, залез в гнездо.
– Я все равно с ним подружусь, – заявил Тревис. – Спорим, если я буду его кормить, он меня признает.
– Это будет корыстная любовь. Зачем тебе друг, который рад тебе только из-за кормежки?
Я рассказала о видах, которые невозможно приручить, но Тревис пропустил это мимо ушей. Ну и ладно, пускай убедится сам. Некоторые уроки можно усвоить только на собственном опыте.
Глава 2
Страшный конец истории с броненосцем
В отложении пампасов в Бахаде я нашел костный панцирь какого-то исполинского животного вроде броненосца; внутренность панциря, очищенная от земли, была похожа на большой котел.
Пару дней спустя Тревис появился за завтраком с темными кругами под глазами. О запахе я уже не говорю.
Мама встревожилась.
– Что с тобой? Откуда такая вонь?
– Все нормально, это просто кролики. Я их с утра кормил.
– Ну и ну! Не дать ли тебе ложечку рыбьего…
– Не надо, я здоров. Мне в школу пора.
И Тревис бросился вон из комнаты.
Чуть не попался! Мамино чудодейственное лекарство от всех болезней – самая большая дрянь на свете. Если вы здоровы, то после ложки рыбьего жира непременно заболеете. Одной чайной ложки достаточно, чтобы умирающий восстал с одра и ринулся в школу, в церковь или куда там еще тягостные обязанности призывают ребенка, обладающего отменным здоровьем.
По дороге в школу я спросила Тревиса, что случилось.
– Я принес Носика.
– Куда?
– Он спал со мной.
– Ты шутишь? Как ты затащил клетку?
– Я только его принес.
Я была поражена.
– Ты хочешь сказать… он бегал у тебя по всей комнате?
– Ты бы слышала, как он шумел.
С ума сойти!
– Он не хотел спать, так что я прокрался в кладовую и принес ему яйцо, но он не угомонился. Он совался во все углы и скребся броней о ножки кровати. Всю ночь шумел.
– Что-то не верится. А как же Сал Росс и Джим Боуи?
Тревис делил комнату с младшими братьями.
– Спали как убитые, – пожаловался он. – Вообще ничего не заметили.
– Теперь ты понимаешь, что держать Носика – дурацкая затея?
Я приготовилась со всей сестринской мудростью донести до Тревиса свои аргументы, как нас догнала моя одноклассница Лула Гейтс. Она иногда шла до школы вместе с нами. Куча моих братьев – включая Тревиса – сохли по ней. Новая ленточка в медово-серебристых волосах, глаза сегодня какие-то особенно зеленые, Тревис говорит, как у русалки. При виде Лулы всю усталость у братишки как рукой сняло. (Надо признаться, что он наделен особым даром быть счастливым. Тревис – из тех редких людей, чье лицо словно солнцем озаряется, стоит им улыбнуться. Все его существо наполняется таким заразительным счастьем, что мир не может не улыбнуться в ответ.)
– Привет, Лула! А знаешь, что у меня есть? Броненосец!
– Правда?
– Приходи, сама увидишь. Он ест с руки. Сможешь его покормить, если захочешь. Хочешь?
– Надо же, кого ты только не приручишь! Страшно хочу на него посмотреть.
Вот так – впервые в истории – девятипоясной броненосец поспособствовал ухаживанию и помог добиться расположения девушки.
Лула пришла на следующий день. Тревис был счастлив. Скажем так, братьев он переплюнул. Тревис достал Носика из клетки и протянул ему яйцо. Броненосец ел, как всегда, с аппетитом. Лула смотрела во все глаза, но взять Носика на руки отказалась. Все-таки она настоящая девочка, нежный цветочек. (Мы этого тогда не знали, но оказалось, что Лула поступила совершенно правильно.)
Все выходные Тревис проторчал в амбаре, безуспешно пытаясь приручить броненосца. Он обнимал Носика, кормил его с рук, полировал броню мягкой тряпочкой, но Носику, казалось, все было безразлично.
А за ужином Тревис удивил меня, напрямую обратившись к дедушке. Брат редко заговаривал с дедом, а может, и вообще никогда не заговаривал.
– Сэр?
Ответа не последовало.
– Сэр! Дедушка!
Дед очнулся от задумчивости и огляделся в поисках того, кто позвал его. Наконец он остановил взгляд на Тревисе.
– Да… что вы хотели, юноша?
Тревис слегка спасовал. Дедушка смотрел на него с нескрываемым любопытством.
– У… у меня вопрос, сэр, – начал он, чуть заикаясь. – Вы не знаете, сколько живут броненосцы?
Дедушка погладил бороду.
– Я бы сказал, около пяти лет. Это в природе. Однако известны случаи, когда в неволе броненосцы доживали до пятнадцати лет.
Мы с Тревисом в тревоге переглянулись. Дедушка это, конечно, заметил и удивился, но ничего больше не сказал.
Мы кормили Носика два раза в день, он отменно прибавлял в весе и, без сомнения, привык к тому, что больше не надо выходить из дома на поиски обеда. Он позволял Тревису ненадолго брать его на руки, но это было все. Он не радовался нашему приходу, хотя мы ежедневно приносили крутые яйца. Он так и не перестал атаковать угол клетки, пришлось даже укреплять угол обломком доски. Но Тревис, непонятно почему, любил Носика и не желал сдаваться. Впрочем, он всех животных любил.
Как-то утром я не обнаружила в кладовой ни одного крутого яйца. Виола на кухне чистила картошку. Очень много картошки. Мальчики росли и ежедневно уминали целую гору.
– Почему яиц нет? – спросила я.
