— Черт побери! — остановившись возле ловушки, сердито говорил Олег. Сколько трудов положили напрасно…
— Бывалый, видать, разбойник.
— Хитрющий, подлец! А все-таки рано или поздно добьемся своего: будет у нас висеть на стене росомашья шкура!..
Пройдя около трех километров по глубокому, проваливавшемуся под ногами снегу, мокрые почти По пояс, добрели мы наконец до берега реки Чуны. До становища бобров было недалеко. С осторожностью мы спустились на пожелтевший вздувшийся лед. В заберегах катилась весенняя вода, похожая на крепкий чай. Местами на поднятом водою льду темнели промоины.
Шагая по колено в воде, мы вышли на взгорбившийся, рассыпавшийся под ногами лед. Поначалу было страшно сделать лишний шаг. Конец заостренной палки уходил в лед, нередко проваливался насквозь.
Следуя за Олегом, я шагал смело, не думая об окружавших нас промоинах и провалах. Идя руслом реки, я любовался лесом, дремучей, полюбившейся мне рекою. Мы брели по льду. Пустынная, дикая окружала нас природа, и казалось, что до нас еще не ступала сюда нога человека. На берегах реки мы видели следы и помет лосей; упавшие, вмерзшие в лед деревья перегораживали нам дорогу.
Ровно год назад этим местом проходил человек, возвращавшийся с истоков реки. Обходя упавшее дерево, он зацепил лыжей — и на него выкатился скрывавшийся на берегу зверь. Нападение было так неожиданно, что, не успев сбросить лыжи, человек упал в снег.
Медведь навалился, стал мять ему ноги. Лежа под медведем, человек успел снять с плеча ружье и в упор навел его в голову зверя. Старый патрон дал осечку. Услыхав щелканье курка, медведь отскочил в сторону. Раненый человек привстал на снегу и выстрелил в него дробью. Громко рявкнув, пачкая кровью снег, медведь быстро укатил в лес.
Человек — это был один из сотрудников заповедника — хорошо знал повадки зверей. Желая узнать причину необычайного поведения зверя, позабыв о своей ране и зарядив ружье, он стал внимательно осматривать местность. Под берегом в незамерзавшей глубокой полынье торчала нога лося. Хорошенько осмотрев находку, человек убедился, что напавший на него медведь убил этого лося. Спрятав добычу под лед, зверь, видимо, ее караулил. Приблизившегося к полынье человека он заподозрил в покушении на свое добро. Защищая добычу, медведь нарушил неписаные лесные законы — первый напал на человека.
Известно, что в пустынных и глухих лесах далекого Севера медведи встают из берлог еще по снегу. Зимний вынужденный пост заставляет топтыгина просыпаться в апреле и отправляться в лес за добычей. Ранней весною голодные медведи раскапывают под сугробами муравьиные кучи, охотятся на лосей нагоном. Выследив стадо лосей, медведь-лосятник старается отбить одного лося, потом долго гоняет его по глубокому снегу. Крепкий весенний наст хорошо выдерживает тяжесть медведя. Проваливающегося в снегу лося медведь преследует, пока тот остановится от изнеможения, и тогда легко расправляется с выбившейся из сил добычей.
Летом Олегу удалось убить бродившего в Чуне разбойника-медведя. Встреча со зверем произошла в тех самых местах, где мы охотились на глухарей. Зачуяв человека, зверь смело вышел навстречу. На сей раз Олег был вооружен надежным карабином. Став на колено, он хорошо выцелил зверя. Смертельно раненный зверь все же пробежал несколько шагов. Охотник долго не решался подойти вплотную к огромной туше медведя, по которой в густой шерсти кишмя ползали муравьи. По-видимому, этих муравьев медведь набрался, раскапывая муравьиные кучи.
Мы идем по льду, любуясь девственной природой, с трудом выбираемся на берег, истоптанный копытами лосей. Здесь, в завороте реки, в заросшей корявым кустарником старице-глущице, обитал бобр. Мы осматриваем деревья осины и березы, — поваленные трудолюбивым дровосеком. Некоторые из поваленных деревьев имеют значительную толщину. Стоявшие у самого берега березы старательно свалены макушками в воду. Кажется, их валили опытные в своем деле лесорубы. Осины, поваленные в стороне от берега, были старательно разделаны на короткие отрезки.
— Хорошенько присмотритесь, — говорит, осматривая место, мой спутник. — Как разумно у них делается! Вот дерево: чем ближе к комлю, кряжи разделены короче. Так делают бобры, чтобы легче было таскать кряжи в реку.
Мы внимательно исследуем погрызы. Удивительно работают у этих зверей зубы! Кажется, острейшим инструментом, направленным опытной рукою, срезаны лежащие на земле деревья. Знающие люди утверждают, что, догрызшись до сердцевины, бобры оставляют на корню подгрызенные ими деревья, а ветер доканчивает дело.
Глядя на поваленные деревья, трудно поверить, что все это сделал зверь. Необычайное трудолюбие бобров объясняется необходимостью заготовлять на зиму запасы свежего корма. Как большинство грызунов, бобры питаются исключительно растительной пищей. Летом бобры кормятся ветками лозняка и березы, травой и осокой. В зимнее время довольствуются запасами заготовленного корма.
Живого бобра на свободе очень трудно увидеть. Веками преследуемые человеком, оставшиеся в живых бобры стали очень осторожны. Тем более интересно, что там, где налажена охрана, бобры становятся доверчивее, нередко ручными.
Обнаруженное место было покинуто бобром. По следам и полазам видно было, что хозяин посещает избранный участок. Об этом свидетельствовала нора зверя. Подземный ход в жилище был скрыт водою. В наружное отверстие я свободно просунул голову. Слабый зеленоватый свет проходил снизу. В глубине норы было устроено логово, устланное мягкой травою. «Неплохая квартирка для одинокого холостяка», — подумал я, рассматривая помещение бобра.
Стоя над берегом, Олег внимательно разглядывал вылаз бобра. Мы вместе наклонились над отпечатками круглых следов. Следы выходили из воды, цепочкою тянулись вдоль ледяной кромки и пропадали. Быть может, именно здесь гонялись выходившие из воды звери.
* * *
Любуясь ходом весны, мы жили на реке Чуне как отшельники и робинзоны. С каждым днем вступала в права весна. Чернее и шире делалась полынья. Со свистом пролетела над нею, присаживаясь, нарядная парочка гоголей, уже приготовившихся гнездиться. Каждое утро любовались мы плавающими в полынье лебедями. Чирикали на проталинах пуночки, свистела, шустро бегая по краю полыньи, северная птичка оляпка, по-весеннему наигрывали на своих флейтах щуры.
Опасаясь половодья, мы складывались в обратный путь.
Мы вышли из устья в полночь. Призрачным светом зачинавшихся белых ночей наполнена озерная долина. Похрустывая снегом, мы брели по льду — два человека, терявшихся в торжественной тишине северной прозрачной ночи. Немного морозило, пристывший, хрустевший под ногами снег облегчал ходьбу.
Мы прошли почти половину пути, когда впереди, отделившись от берега, показался какой-то пробегавший через озеро зверь.
Зверь бежал по льду, не останавливаясь. В сумраке ночи он казался катившимся по льду сказочным колобком.
«Наверное, это росомаха!» — вглядываясь в зверя и остановившись, подумали мы.
До пробегавшего зверя было далеко — он не замечал нас, — и я приготовился стрелять. На большом расстоянии трудно попасть в быстро катящуюся точку.
Не присаживаясь на колено, я с руки выпустил первую пулю, и нам показалось, что зверь прибавил ходу. Переменив патрон в тройнике, я старательно стал целиться.
Второй выстрел оказался удачным. Точно остановленный невидимою рукою, быстро катившийся колобок остался на месте.
Радуясь удачному выстрелу, мы побежали к лежавшему на льду убитому зверю, надеясь увидеть росомаху.
Призрачный свет белой ночи нас обманул. Вместо росомахи перед нами лежала на льду подстреленная пулею лисица.
С некоторой досадою и разочарованием смотрели мы на убитого хищника, возвращавшегося с ночной охоты.
Конечно, любому охотнику было бы приятнее убить редкого зверя росомаху.
Кладя добычу в мешок, все же мы очень радовались, вспоминая удачный выстрел, всегда делающий охотника счастливым.
Сегодня, выйдя за порог избушки, я услыхал пение глухаря. Наши собаки крепко спали, никто не мешал глухарю продолжать его страстную весеннюю песню.
Осторожно шагая по снегу, я стал приближаться. Глухарь пел недалеко. Не будь собак, с лаем бросавшихся на каждый шум крыльев, глухари пели бы над самой крышей.
У высокого, покрытого шапкою снежного пня я остановился. Глухарь точил надо мною. За его щелканьем я слышал пение других состязавшихся на току птиц.
Мне редко доводилось быть на таком «домашнем» току. Окруженный лесом, я слышал каждое движение сидевшей надо мною птицы.
