Из раздевалки толпой вышли участницы маскарада и приступили к главному делу дня. Школа позировала сначала целиком, затем бесконечное количество маленьких групп позировали отдельно, в то время как те, что не были в кадре, стояли за спиной фотографа и смешили остальных.
– Юные леди! – умолял измученный фотограф. – Будьте так любезны! Не шумите хотя бы две секунды! Из-за вас я испортил три пластинки. И, пожалуйста, пусть этот монах с края перестанет хихикать. Вот! Все готово. Пожалуйста, смотрите на отверстие дымохода и не двигайтесь, пока я считаю до трех. Раз, два, три… благодарю вас!
Он витиеватым жестом вынул пластинку из аппарата и нырнул в темную комнату.
Настала очередь Патти и Конни быть снятыми вдвоем, но Св. Урсула и ее одиннадцать тысяч дев[35] громко требовали пропустить их вперед по причине численного превосходства и подняли такой гам, что две цыганки вежливо отошли в сторону.
Керен Херси, изображавшая Св. Урсулу, и одиннадцать учениц младшего класса – каждая в роли тысячи дев – составили очередную группу. Должна была, как объяснила Керен, получиться символическая картина.
Когда очередь цыганок подошла во второй раз, Патти, к несчастью, зацепилась платьем за гвоздь и прорвала треугольную прореху спереди на юбке. Дыра была неприлично большой даже для цыганки, так что ей пришлось удалиться в раздевалку и скрепить края крупными стежками, воспользовавшись белой ниткой для наметки.
Наконец, самыми последними, они предстали перед фотографом во всей своей живописной грязи и лохмотьях. Фотограф был художником в душе и высоко оценил их наряды. Если все остальные явно выглядели участницами маскарада, то эти две были настоящими. Он сфотографировал их танцующими и бредущими по безлюдной вересковой пустоши с грозными облаками на холсте за спиной. Он уже собирался снять их в лесу у костра, над которым со связанных вместе трех палок свисал кипящий чайник… когда Конни вдруг отдала себе отчет в том, что в студии стало слишком тихо.
– Где все?
Она торопливо выбежала в приемную и вернулась, не зная, смеяться ей или содрогаться от ужаса.
– Патти! «Катафалк» уехал! А те, что едут на конке, ждут ее на углу возле магазина «Марш и Элкинс».
– Ох, негодницы! Ведь знали же, что мы здесь! – Патти уронила свои три палки и вскочила на ноги. – Простите! – обернулась она к фотографу, вытиравшему пыль с чайника. – Мы должны бежать!
– А мы без жакетов! – простонала Конни. – Мисс Уодсворт не возьмет нас в вагон конки в таком виде.
– Ей придется нас взять, – заявила Патти. – Она не сможет бросить нас на улице.
Они с топотом сбежали вниз по лестнице, но, прежде чем выскочить из дружеской темноты дверного проема на свет, на мгновение заколебались. Однако времени для девического смущения не было, так что, собравшись с духом, они нырнули в толпу, заполнявшую в этот субботний вечер главную улицу городка.
– Ой, мама! Смотри-ка! Цыганки! – взвизгнул маленький мальчик, указывая на проталкивающихся мимо Патти и Конни.
– Кошмар! – прошептала Конни. – Я чувствую себя как в какой-нибудь цирковой процессии.
– Скорее! – выдохнула Патти, хватая ее за руку и пускаясь бегом. – Конка подошла, и они садятся… Подождите! Подождите! – Она неистово замахала над головой тамбурином.
На перекрестке им преградил путь фургон транспортной конторы. Последняя из одиннадцати тысяч дев влезла в вагон, даже не бросив взгляд через плечо, и вагон конки со спокойным лязганьем покатил прочь, вскоре сделавшись лишь желтым пятнышком вдали. Две цыганки стояли на углу улицы и глядели друг на друга в полной растерянности.
– У меня ни цента… А у тебя?
– Ни одного.
– Как мы доберемся до школы?
– Понятия не имею.
Патти почувствовала, что ее толкают под локоть. Она обернулась и увидела юного Джона Дрю Доминика Мерфи, протеже школы и ее близкого знакомого, взирающего на нее с озорным восторгом.
– Эй, вы! Спойте нам и спляшите!
– Хорошо еще, что наши друзья не узнаю́т нас, – шепнула Конни, пытаясь извлечь хоть какое-то утешение из того, что ее инкогнито не раскрыто.
К этому времени вокруг них собралась довольно большая толпа, которая быстро росла. Пешеходам, чтобы пройти мимо, приходилось сворачивать в боковую улочку.
– Нам потребовалось бы совсем немного времени, чтобы заработать на билеты и доехать на конке до школы, – сказала Патти; смущенное выражение ее лица вдруг сменилось озорным. – Давай! Ты бей в тамбурин, а я исполню матросский танец.
– Патти! Веди себя прилично! – На этот раз Конни обрушила на спутницу весь свой остужающий запас здравого смысла. – Остается неделя до окончания школы. Ради всего святого, давай не допустим, чтобы нас исключили в эти последние дни!
Она схватила ее за локоть и настойчиво подтолкнула к боковой улочке. Джон Дрю Мерфи и его друзья следовали за ними несколько кварталов, но, наглазевшись вдоволь и поняв, что цыганки не предложат им никакого развлечения, постепенно отстали.
– Что будем делать? – спросила Конни, когда они наконец отделались от последнего из маленьких мальчиков.
– Думаю, мы могли бы дойти пешком.
– Пешком! – Конни продемонстрировала свою хлопающую подметку. – Ты думаешь, что я пройду пешком три мили в этой туфле?
– Ну хорошо, – сказала Патти. – Что же тогда ты предлагаешь?
– Мы могли бы пройти назад к фотографу и занять у него на конку.
– Нет! Я не собираюсь выставлять себя на посмешище, маршируя из конца в конец по главной улице в дырявом чулке.
– Ну хорошо, – Конни пожала плечами, – тогда придумай что-нибудь.
– Думаю, мы могли бы дойти до платной конюшни и…
– Это на другом конце города… Я не смогу пройти такое расстояние с моей хлопающей подметкой. Каждый раз, когда я делаю шаг, мне приходится поднимать ногу на десять дюймов.
– Ну ладно. – Патти в свою очередь пожала плечами. – Может быть, тогда ты придумаешь что-нибудь получше?
– Пожалуй, самый простой выход – сесть в вагон конки и попросить кондуктора записать стоимость поездки на счет школы.
– Да, и объяснить перед всеми пассажирами, что мы ученицы школы Св. Урсулы? Эта история за один вечер разойдется по всему городку, и Вдова будет в ярости.
– Ну хорошо… что же тогда будем делать?
С минуту они в растерянности стояли перед уютным домом, на крыльце которого играли трое детей. Дети прервали игру и остановились на верхней ступеньке, разглядывая цыганок.
– Пошли! – призвала подругу Патти. – Споем «Цыганскую дорогу». (Это была последняя песня, которую напевала вся школа.) – Я буду подыгрывать на тамбурине, а ты можешь отбивать такт подметкой. Может быть, они дадут нам пару центов. Это была бы отличная забава – заработать на проезд до школы… Я уверена, за то, чтобы меня послушать, стоит заплатить десять центов.
Конни бросила взгляд сначала в один, потом в другой конец пустынной улочки. Не было видно ни одного полицейского. Она неохотно последовала за Патти по дорожке к дому, и песня зазвучала. Дети громко аплодировали, и цыганки уже поздравляли себя с успехом своего представления, когда дверь открылась и на пороге появилась женщина… похожая на мисс Лорд.
– Немедленно прекратите этот шум! В доме больной!
Ее тон так же напоминал о латыни. Они повернулись и побежали прочь – так быстро, как только позволяла Конни ее оторванная подошва. Когда между ними и «латинянкой» осталось добрых три квартала, они упали на удобный порог и, прислонясь плечом к плечу, рассмеялись.
Из-за угла дома вышел мужчина, толкая перед собой газонокосилку.
– Эй, вы! Ступайте отсюда! – распорядился он.
Девочки послушно встали и прошли еще несколько кварталов. Они продвигались в противоположном направлении от школы Св. Урсулы, но, казалось, не знали, что еще можно было бы предпринять, и продолжали бездумно шагать вперед. Они уже добрались до окраины городка и вскоре остановились перед высокой дымовой трубой, окруженной группой невысоких зданий, – это были насосная и электрическая станции.
Луч надежды мелькнул в глазах Патти.
– Слушай! Давай зайдем и попросим мистера Гилроя, чтобы он отвез нас в школу на автомобиле.
– Ты его знаешь? – с сомнением уточнила Конни. Пережив столько публичных оскорблений, она несколько оробела.
– Да. Я знаю его очень близко. Он крутился в школе все рождественские каникулы. Мы даже один раз играли с ним в снежки. Пошли! Он с удовольствием нас выручит. И у него будет предлог помириться с Джелли.
Они прошли по узкой заасфальтированной дорожке к кирпичному зданию с вывеской «Правление». Четыре клерка и машинистка в приемной прервали работу, чтобы посмеяться над двумя нелепыми фигурами, появившимися в дверях. Молодой человек, сидевший ближе всех к двери, развернул свой стул, чтобы лучше видеть.
– Привет, девочки! – сказал он с веселой фамильярностью. – Откуда вы выскочили?
