К величайшему своему удивлению, Игорь написал контрольную без особых затруднений. Как-то так вышло - задачки вроде сами решились. Когда все уже было кончено, когда на перемене Игорь убедился, что у большинства ребят ответы сходятся с его ответами, он почувствовал вдруг совершенно необоримую слабость во всем теле, ему смертельно захотелось уснуть. Казалось, стоит подремать каких-нибудь пять-десять минут, и это валящее с ног чувство липкой, как грязь, усталости исчезнет.
Рядом со школьным спортивным залом была узкая длинная комнатушка, там складывали спортивный инвентарь, на длинном столе писали плакаты, там иногда выясняли отношения... Игорь заглянул в эту комнату-пенал, здесь никого не оказалось. В его распоряжении было двадцать минут. Не теряя зря времени, он бросился на сложенные в углу гимнастические маты. Подумал: "Пылью воняет..." - и тут же провалился, как умер.
Давно закончилась перемена, давно прошел урок, и только тут хватились: где Петелин? Портфель в парте, а самого нет...
- Синюхин, - спросила классная руководительница, - ты не знаешь, где Петелин?
- Он мне не докладывает! Но, может, за сараем загорает? Перед физкультурой мощности набирается?
- Сбегай посмотри и, если он там, приведи в класс.
Гарька отсутствовал минут десять, а когда вернулся (вернулся один), вытаращил страшные глаза и прямо от двери поманил классную руководительницу пальцем.
- Что случилось?
- На минуточку... по секрету... - и громким шепотом: - Он там... в спортзале... Плохое дело, пойдемте...
Когда классная заглянула в комнату-пенал, у бедной учительницы подкосились ноги: раскинувшись крестом на горке спортивных матов, лежал Игорь, вся нижняя часть лица и шея были залиты кровью, а рядом валялась пустая пол-литровая бутылка.
Учительница не сразу отважилась приблизиться к нему, а когда, преодолев испуг и растерянность, склонилась над ним, заметила: Игорь ровно и глубоко дышит, спит... Постепенно до нее дошло - красное не кровь, а чернила... Осмелев и как-то сразу остервенившись, она резко дернула Игоря за руку.
- Петелин!
Он вскочил, словно подброшенный пружиной, и ничего не соображающими глазами уставился на учительницу.
- Что за представление? На кого ты похож? Как это понимать? - тряся под носом у Игоря пол-литровой бутылкой, выкрикивала учительница. - В чем дело, Петелин? Что это такое?
- Бутылка, - сказал Игорь и потер лицо руками. Кожа была неприятно стянутой.
- Отлично! Изумительно! Нет слов... Вот в таком виде, в полной красе ты пойдешь сейчас со мной... И не вздумай увиливать...
- Пожалуйста, пойдемте, я что?..
Размахивая бутылкой, учительница повела встрепанного и перемазанного Игоря по коридору. Редкие встречные шарахались от них. Классная была человеком невредным и собиралась предъявить Игоря классу. Вот, дескать, полюбуйтесь и решайте, что с ним делать. Так классная предполагала, но получилось иначе. На лестничной площадке классная, Игорь и эскортировавший их Гарька столкнулись с тучным незнакомым мужчиной, медленно поднимавшим себя по ступеням; справа его сопровождал директор школы, чуть позади завуч и завхоз.
- Что, позвольте узнать, случилось? - удивленно спросил важный посетитель.
- Небольшое недоразумение, - начала было классная.
- Кто его? - спросил директор. - И за что?
- Я сам, - сказал Игорь.
- Как же это сами? - снова поинтересовался гость.
- Заснул и проспал, - ответил Игорь, - я до трех ночи готовился к контрольной... И вот... Прилег на минутку, а дальше не помню.
- А кровь? - спросил директор.
- Какая кровь? - удивился Игорь.
- Это не кровь, - сказала классная, - я тоже сначала подумала, это чернила.
И тут важный товарищ громко и искренне расхохотался:
- Ах, задери тебя черти! Напугал. Я думал, ты порезанный...
На том объяснение закончилось; все заулыбались и пошли дальше. Только Белла Борисовна, задержавшись на мгновение, тихо, почти шепотом сказала:
- Приведешь себя в порядок, Петелин, и зайдешь ко мне с дневником! Мало тебе было в школе отличаться, теперь на весь район прославился. Поздравляю!..
Не вдаваясь в подробности, Белла Борисовна записала в Игоревом дневнике: "Прошу родителей принять самые строгие меры! Поведение вашего сына выходит за все мыслимые пределы".
- Дневник покажешь отцу. Без его подписи в школу не являйся.
Валерий Васильевич прочитал запись в дневнике, никак своего отношения к резолюции Беллы Борисовны не проявил и довольно спокойно спросил Игоря:
- В чем выразилось твое нечеловеческое поведение?
Игорь рассказал, как было, ничего не утаивая и не смягчая.
- Ты веришь? - спросил он, напряженно взглянув в глаза Каричу.
- Верю. Только не понимаю - кто тебя раскрасил, для чего?
- Ясно - Гарька! Больше некому. Для чего? Просто так! Он гад! И с ним я еще посчитаюсь...
- Стоп! Синюхина ты пальцем не тронешь и слова ему не скажешь. Это сразу из головы выбрось! Понял? Не до него сейчас. Есть задача поважнее. И давай договоримся: или мы атакуем вместе, или выкручивайся сам...
- Как вместе? Чего мы вместе будем делать?
- Твоя задача - сдать все науки не меньше чем на тройки. В состоянии?
- Я же стараюсь.
- Стараться мало! Надо сдать. Понял? Теперь слушай дальше: в ближайшие пять дней ты в школу не идешь. Занимаешься дома.
Тут Карич позвонил в школу, и Игорь сделался свидетелем его разговора с завучем.
- Белла Борисовна, здравствуйте, с вами говорит Карич, родитель Петелина, если помните. Я получил ваше послание и принял меры...
Что говорила Белла Борисовна, Игорь, понятно, не слышал, но кое о чем мог догадаться по выражению лица Валерия Васильевича: завуч жаловалась на него - долго, обстоятельно, с подробностями.
- В ближайшие дни Игорь школу посещать не сможет, - сказал Карич. Как почему? Я же п р и н я л м е р ы, Белла Борисовна. Вы же сами меня об этом просили.
И опять говорила Белла Борисовна, а Карич терпеливо слушал и время от времени щурился, будто свет глаза ему резал.
- Видите ли, этого я как раз не опасаюсь... В семье, думаю, все уладится автоматически и мать поймет, она ведь тоже, что ни говорите, лицо заинтересованное... Лишь бы Игорь не пошел в инстанции жаловаться... Может! А что... Вполне...
Теперь, когда Карич вновь слушает Беллу Борисовну, глаза его откровенно смеются. И Игорь невольно начинает улыбаться вместе с ним - по индукции, что ли.
- Ну, вы уж извините, Белла Борисовна, все-таки я не профессиональный воспитатель, а так... дилетант... Нет-нет, понял я вас нисколько не превратно, возможно, слишком буквально...
Положив трубку, Белла Борисовна задумалась.
Можно ли было подумать, что этот вполне приличный с виду человек, так логично рассуждавший в ее кабинете, решится избить мальчишку, да еще не родного сына? Ужасно.
Ей вспоминаются суровые глаза Карича, его тяжелые руки, его необъятная грудная клетка... Кошмар! И виновата, выходит дело, она, хотя ей и в голову не приходило вкладывать скрытый смысл в свои слова.
"А какой смысл был в твоих словах? Что ты имела в виду, когда просила принять самые решительные меры? Какие более действенные меры, чем твои, есть в распоряжении родителей?"
Это спрашивала совесть.
И отмахнуться от нее было не так-то просто, особенно человеку, в самой основе своей неплохому.
"Кто ты, Белла? - не успокаивалась, вела свой допрос встрепенувшаяся совесть. - Ты восторгалась Макаренко, когда поступала в институт, ты собиралась совершить хотя бы маленькую революцию в педагогике, а теперь?
Теперь тебя прошибает, словно малярийным ознобом, при одной мысли, что Петелин может пойти в гороно, и будет комиссия, и придется писать объяснительные записки, униженно ждать решения...
Кто же ты, Белла? Неужели обыкновенная, пошлая неудачница?
И кто виноват в этом? Сама. Больше спрашивать не с кого, Белла".
Так, размышляя, она вышла на улицу и почему-то вспомнила, как однажды в доме отдыха судьба ее свела с директором профессионально-технического училища Балыковым. Он даже пытался за ней ухаживать - робко, правда, и довольно неуклюже. Но дело не в этом. Как она позавидовала тогда спокойной уверенности этого Николая Михайловича, его убежденности в своих педагогических концепциях и принципах.
О чем бы ни заходила речь - а говорили они главным образом о своей работе, - на все у Балыкова был готовый и всегда веский ответ.
Вспомнив Николая Михайловича, Белла Борисовна даже вздохнула: и откуда только берется в людях такая уверенность. А она еще снисходительно поглядывала тогда на Балыкова...
Синюхина встревожена. И снова причина беспокойства - непутевый ее сын.
Что-то он подозрительно тих все последние дни и почти безвыходно сидит дома. Странно! Обычно его домой и медом не заманишь: или по двору гоняет, или допоздна утюжит окрестные улицы, или болтается вокруг стадиона, где не столько "болеет" за выступающие команды, сколько меняется значками.
