Всю следующую неделю я так и ходил с Таней. Предлог всё тот же – я её защищаю. Но мне и самому с ней было хорошо, даже школьные уроки не казались так уж в тягость. Мы болтали о том о сём. При мне она уже почти не зажималась, и я хоть услышал наконец-то, какой у неё смех. А это ведь тоже важно. Неудачный смех, ну, там, гогочущий, писклявый или хрюкающий – в общем, вариантов масса, – вполне может свести на нет первое приятное впечатление. Но у неё, к счастью, оказался смех мелодичный и нежный. Смеяться бы ей и смеяться таким смехом.
Хомячки её не трогали, по крайней мере, при мне. Но обстановка в классе была накалена. Думаю, выскочка вряд ли забудет Танин выход из-под печки и при первом удобном случае отомстит ей. И это меня серьёзно напрягало. Была бы эта Запевалова пацаном – вопросов бы никаких, а так…
– Надо с твоей подругой что-то делать, – сказал я Тане, кивнув в сторону выскочки.
Она взглянула испуганно:
– Что?
– Мочить, конечно. Да шучу. Не знаю. Не решил пока. Выпилить бы её из школы, но так, тихо-аккуратно, а то пускать всё на самотёк опасно. Для тебя.
Таня улыбнулась. Улыбка у неё тоже красивая, да…
Под конец четверти нам чуть не на каждом уроке заряжали контрольные и проверочные. Я бессовестно списывал у Тани, а если давали два варианта, то она успевала сделать и за себя, и за меня. Особенно насела на меня англичанка, потому что как-то так получилось, что её уроки я почти все прогулял. Но она оказалась понимающей. Пару ставить повременила. Дала на дом какой-то тест.
– Вот, Расходников, сделаешь перевод текста. Ответишь на вопросы. Там, ниже, смотри. И на обратной стороне ещё задания по грамматике. Выполнишь всё, будет тройка.
После школы мы пошли ко мне. И это была полностью инициатива Тани. Я ей признался, что мой английский застрял где-то на уровне start, restart, play on и game over. Ну и ещё по мелочи.
– Давай я сделаю твоё задание? Мне раз плюнуть. Честно! Только ко мне, наверное, не получится. У меня сегодня папа дома. Он… – Таня запнулась.
– Да понятно. Ну, можем и ко мне.
Пока Таня в моей комнате корпела над английским, я, как радушный хозяин, суетился на кухне. Заварил чай, нарезал батон, сыр, колбасу. Сунул в микроволновку бабкин фирменный пирог. Микроволновка тренькнула – готово. И в дверь тоже позвонили. Я решил, что вернулась бабка. Открыл без всякой задней мысли. Но это оказалась Анита. Я даже онемел, как удивился. Она бесцеремонно ввалилась в дом, пока я стоял и хлопал глазами.
– Ты что, так и будешь меня на пороге держать?
– Да я тебя вообще не ждал.
– А кого ты ждал? И потом, у меня к тебе важный разговор.
– Давай поговорим позже, сейчас я занят.
– А я не могу больше ждать и не хочу. Что вообще происходит? Восьмого марта ты не удосужился мне даже позвонить, с праздником поздравить! И это после всего, что между нами было!
Анита и так явилась практически в состоянии аффекта, да ещё и заводилась с пугающей скоростью. Мало ли чего она могла наговорить! Хотел выдворить её за порог и объясниться в подъезде, но тут из соседней квартиры народ вывалил на площадку перекурить. Фиг бы с ними, но вроде бабка с одним из них контачит. А ей эти опереточные страсти знать незачем.
– Ладно, идём на кухню.
Я плотно затворил дверь, в надежде, что Таня не услышит наши разборки.
– Ты мне объясни, что это значит! У нас всё было хорошо, просто замечательно. Потом началось – то одно, то другое. Больная бабушка – это вообще баян, а не отмазка. Теперь ещё и эта дебилка, которая вечно за тобой таскается. Или ты теперь с ней? Кстати, почему ты со мной не пошёл на дискотеку, а с ней пошёл? Почему заступался за неё, когда должен быть на стороне своей девушки? Почему с праздником меня не поздравил? Зачем тогда было извиняться, и что я неправильно поняла? Почему сбрасывал звонки и за всю неделю ни разу не позвонил? Я болела, а ты!
– Столько вопросов…
– Да, Дима, столько вопросов!
– Слушай, вот зачем весь этот разговор? Давай просто разбежимся и всё. Будем жить, как жили.
Анита задохнулась от негодования.
– Разбежимся и всё? Как жили? Ты вообще что себе думаешь? За кого ты меня принимаешь? Думаешь, можно вот так мной попользоваться и выбросить, как ненужную вещь?
Анита орала так, что наверняка её слышали и Таня, и народ на площадке, и жильцы соседних подъездов.
– Я поняла! Это всё из-за этой дуры. Ты изменился после того, как стал её пасти.
– Какой ещё дуры?
Вот зачем я переспросил?!
– Как же, как же. Помню. «Эта дура таскается за мной по пятам. Достала уже! Откроет рот и вылупится», – декламировала Анита якобы моим голосом. – Или как ты там ещё её называл? Салатница? Да, точно! Тупая салатница!
– Закрой рот!
– Ого! А чего это мы хамим? Я ведь только твои собственные слова повторяю. Забыл, как ты её сам обстёбывал? Или что, ты теперь и правда с ней? Серьёзно?
Я промолчал.
– Ты же сам говорил, что ты с ней только из жалости ходишь, чтобы однокласснички убогонькую не обидели.
– Да заткнёшься ты уже?
– Не затыкай мне рот! Отвечай! – не унималась эта чёртова истеричка.
– Да пошла ты! Давай вали отсюда! Быстро!
Тут уж я и сам разъярился не на шутку. У Аниты включился инстинкт самосохранения, и она махом сгинула.
Я сунулся в свою комнату, лихорадочно соображая, как теперь объяснить всё Тане, но её там не было. Таня ушла. А когда, в какой момент и, главное, что она успела услышать – оставалось только гадать.
* * *
Я звонил ей и в тот день, и на следующий, и через три дня. Абонент недоступен. Аккаунты в соцсетях она удалила. Оборвала все нити.
В школе она тоже не появлялась до самых каникул, хоть я и ждал её каждое утро у школьных ворот. Впрочем, я тоже забил на школу. Ходил только проверить, пришла – не пришла, а в класс даже не заглядывал.
Все каникулы я маялся разной ерундой. Точнее, старался отрываться на полную катушку – проверенный способ, чтобы отвлечься. Все клубы района с Костяном обошли. Костян тоже был в свободном плавании – Оля его всё же кинула.
– Всё верно ты про неё говорил, – сокрушался Костя. – В который раз уже! Ты всегда на их счёт прав оказываешься, как насквозь видишь.
– Да ни хрена я не прав и не вижу. Видел бы – не с тобой бы сейчас сидел.
От постоянных ночных бдений я стал похож на томминокера. Но всё равно – как восемь вечера, так рвали в клуб. С кем только не перезнакомились. Всё было. Но забывалось тут же. В телефоне завелись какие-то непонятные Маши-Даши. Иногда приходили совершенно дикие эсэмэски, типа: «Ты был такой зая». Надеюсь, что это просто кто-то шутил. Однако во всём этом угаре не было дня, когда я не думал о Тане. А как подумаю – так всё заноет, что места себе не находишь. В жизни со мной такого бреда не случалось.
* * *
Кто бы мне раньше сказал, что я буду с адским нетерпением ждать начала четверти! Вот бы я посмеялся! А теперь я ждал. И в первый же учебный день снова как болван караулил её у ворот. Но она не появилась…
«А как теперь?» – терзала меня глупая, беспомощная мысль.
Я всегда плевал на мещанские истории о двух половинках. «Человек – не половинка, всё это розовая чушь», – твердил я. А теперь мне реально было плохо – так, будто и вправду половину не половину, но внушительный такой клок из меня взяли и выдрали. И больно. И охота вернуть.
«Не могу терпеть. Не хочу терпеть», – засело в мозгу.
Сам не заметил, как оказался у её дома. У её двери. Колебался, и, кажется, долго. Позвонил. Дверь распахнули. Она… Стояла и смотрела – молча, не мигая. Смотрела так, как умеет смотреть только она одна, так, что душа вон…
20. Таня
Ниже бездны, выше облаков
Почему я не умерла? Почему моё сердце не разорвалось от боли?
Я сижу дома, носа на улицу не показываю. Сколько уже? Десять дней? Пятнадцать? Маме сказала, что заболела. Она верит. Но разве это неправда? Потому что так плохо, так до невозможности плохо мне никогда не было. Не ем, не читаю, не лезу в чат, вообще с кровати не встаю. Лежу пластом все дни напролёт. Раз за разом слушаю Unintended, настроив айпод на повтор. Слушаю и заливаюсь слезами.
Как же я счастлива была! Всего несколько дней назад. Даже не представляла, что бывает в жизни такое счастье. Настолько огромное, что ему, счастью, тесно в тебе, что тебя прямо распирает. Я не ходила – летала. Нет, порхала – выше неба, выше облаков. Пока мне не дали пинка под зад. И вот я в бездне. А дальше – ни-че-го.
Как же больно, Господи! И легче не становится. Напротив, только больнее. Первые дни я ещё злилась, обижалась, психовала. И всё равно это было легче, чем сейчас, когда я так тоскую. Помнится, забыть его решила. Вычеркнуть. Ха-ха. Хотела удалить все его фотографии, но не смогла. Телефон отключила, идиотка. Что и кому хотела доказать? А вдруг он звонил? Как теперь узнать? Самое ужасное, что после всего этого я поняла, что люблю его ничуть не меньше. Нет, даже больше, острее, мучительнее. Разве он виноват, что не любит меня? Нет. Я не должна была обижаться на него, считать, что он меня предал. Он ведь мне ничего и не говорил, и не обещал. А что целовались – ну у парней же с этим проще. Не обманывал он меня – всего лишь подарил кусочек счастья. А что назвал меня дурой, так я и есть дура.
