Трудно, даже убого жили люди после жестокой войны с фашистами. Теперь уже так не живут. Но праздник и тогда приходил к людям и не только в города, но и в глухомань муюнкумскую.
...Но вот все игрушки подвешены или наколоты на шипы, острые и крепкие, как швейные иглы, а тут как раз последние лучи закатившегося за барханы солнца пробились сквозь побеги разросшихся к вечеру "хвощей" и "папоротников", и елка высветилась яркими пятнами: зелеными и оранжевыми, красными и синими. Еще совсем недавно это была самая обыкновенная чингилина, а теперь она украшает хату. Егор ходил вокруг елки такой счастливый, что и не знал, куда себя девать.
Вдруг послышался лай собак, за окном замелькали тени.
- Папка приехал!
Елка забыта. Егора словно ветром выдуло из хаты. Воткнув ноги в поршни и натянув на голову малахай, мальчик кинулся за дверь.
Во дворе он растерялся. Тут кутерьма: скот, собаки, люди. Еще минуту назад большой двор - точнее, обставленная чингилем площадка перед хатой был пуст и просторен. А теперь здесь теснота и толкотня. Снежный наст, до этого лежавший нетронутой целиной, взрыт, истоптан, загрязнен.
Султан и Барсик, два рыжих ветерана-кабанятника, на которых Егор любил ездить верхом, из избытка чувств, от радости встречи повалили своего друга огромными лапами, лижут ему лицо.
- Ну, здравствуй, сынок! - услышал Егор простуженный хриплый голос какого-то незнакомого человека.
Егор встал и оторопело посмотрел на заросшего мужчину с почернелым лицом. А тот прижимает его к себе, неприятно кольнув щеку бородой, пахнущей махоркой, костром и пороховой гарью.
Тут же еще один человек - в лисьем малахае, - но он сидит на верблюде и дергает его за мурундук*, торчащий в изувеченной ноздре, принуждая того лечь, чтобы тоже спешиться.
Наконец узнав обоих - отца и брата Николая, - Егор позвал их в дом показать елку.
- Хорошая елка, - похвалил отец, снимая с себя патронташ с ножом и прочий охотничий доспех и передавая все это братке Володе. - Но мы ее краше сделаем. Вот погоди, согреюсь немного, я тебе фокус покажу ахнешь.
Отец и брат Николай разулись и в носках стали ходить по разбросанной траве. Затем расселись напротив огня, положив ноги на саксауловые чурбаки.
Егору не терпится узнать, что же это за фокус. Но отец словно забыл обещанное. Отогревшись, ушел с сыновьями развьючивать лошадей и верблюда. А вернувшись, сел к столу.
Напившись чаю, отец снова уселся на саксаулине против огня и принялся не спеша сворачивать большую цигарку из клочка газеты. Закурив, достал из бездонных карманов ватных штанов какой-то ржавый цилиндрик и велел принести плоскогубцы.
Егору казалось, что его просто разыгрывают, - так все это было непохоже на фокус! Вот братья - они иногда любят подстроить что-нибудь в этом духе. Обещают одно, а делают совсем другое. Думают, что он по малости лет не понимает обмана, а он все прекрасно понимает. Вот и тут: обещали фокус, а показывают железку.
Вскрыв плоскогубцами цилиндрик, отец извлек из него серебристую ленту, сверкающую при свете лампы, как сосулька в солнечный день. Он очень осторожно достал из цилиндрика ленту, и она блестящими кудряшками легла на чисто выскобленный стол. Вот это фокус!
Охотник Харитон не был фокусником. Ржавый цилиндрик - всего лишь конденсатор двигателя машины. Этот конденсатор, видимо испорченный, подарили геологи, с которыми охотники повстречались в песках.
- Вернешься, осторожно вскрой эту штуковину, - сказал шофер-геолог, отдавая охотнику ржавый цилиндрик. - Пацан твой обрадуется. А то ведь он у тебя ничего, кроме черепах и ящериц, не видит. Наверное, у него нет никаких игрушек...
Егор же, конечно, ничего не знал: про геологов и про то, как устроены конденсаторы. Он видел только чудо. Из маленькой, ничем не примечательной с виду железячки тянулась бесконечная лента. Братья осторожно разрезали ленту ножницами (о чем Егор немного пожалел) и украсили ею елку.
Серебристые полоски, дождем ниспадающие до самого стола, при малейшем движении воздуха касались колючих ветвей, шелестели, чуть слышно позванивали, трепетали, мерцали.
- Что-то долго нет Деда Мороза, - вдруг громко заметил отец. Поднимусь-ка на крышу, посмотрю, не видно ли где. Будет идти мимо, покричу, а то уже темно, может хату не заметить и мимо пройти. А вы тут сидите, никуда не уходите, - добавил отец, главным образом обращаясь к Егору.
Егор, однако, уже натянул на голову малахай и проворно искал под топчаном поршни. Тоже собирался на крышу, чтобы караулить припозднившегося Деда Мороза.
- Егор, а вдруг он придет с другой стороны и мы его не увидим? Войдет в хату, а ты в это время на крыше. Увидит, что тебя нет, осерчает, тут же уйдет. Он ведь и минуты ждать не станет, у него же много дел в Муюнкумах...
Егор остался в избе. Через короткое время после ухода отца в дверь постучали.
- Кто там?! - откликнулась мать, колготившаяся у плиты. Она грела воду в казане для мытья.
- Дед Мороз, - ответил голос за дверью, такой же простуженный, как у отца, только побасовитей и погрознее. Дверь открылась, и все увидели ЕГО.
Он был в лисьем малахае, надвинутом на глаза и закрывавшем почти все лицо. У НЕГО была большая борода, но не черная и жесткая, как у отца, а белая, мягкая, шелковистая - чисто шерсть овцы Зорьки.
- Ну как ведешь себя? Не проказничаешь, когда отец на охоте? Не безобразничаешь?
Егор оторопел. Он готовился к приходу Деда Мороза. Но таких вопросов не ожидал. Что отвечать?
Не очень-то примерно он вел себя. На неделе выбежал на улицу в одной рубашке и в поршнях на босу ногу. Хотя мать строго-настрого запрещает выбегать неодетым. Да еще лизнул иней с тележного колеса, закопанного во дворе, приспособленного для коновязи. Язык и прилип. На железном ободе остались окровавленные кусочки кожи. Но это пустяки по сравнению с тем, как он вел себя потом: все скрыл от матери и братки Володи, как раз приехавшего на каникулы. Знал, что скрывать нехорошо, а все же скрыл. Полдня сидел в углу и делал вид, что рисует, сглатывал потихоньку кровавую слюну. Лишь бы никто не догадался. Хотя и знал, что так делать не годится. Надо правду говорить, какой бы она ни была горькой или соленой. Гуляевская бабушка так учит.
Егор вспомнил именно этот случай, казавшийся ему верхом безобразия. И он молчал. Он готов был разреветься, если б не братка Володя, который энергично тряс головой и поощрительно подмигивал. Мол, давай, смелей, не трусь! Выручила мать:
- Егорушка у нас робкий мальчик, а так он хороший. Кизяки собирает, саксаул помогает таскать. Помощничек растет... А еще он басни знает!
Все, что говорила мать, было сущей правдой. Уж кизяков и саксаула он перетаскал...
- А ну-ка, расскажи басню, - прогремел Дед Мороз.
Ну, это куда ни шло. Читать басни легкое и приятное дело. Лучше, чем рассказывать, как язык приморозил.
Басни Крылова Егор любил, он их легко запоминал со слов братки Володи. Кроме басен Егор еще знал обыкновенные стихи: "Мороз-воевода дозором...", "Буря мглою небо кроет..." Песни знал хорошие: "Ермака" и "Бродягу". Но больше всего ему басни нравились, где звери, птицы и рыбы говорили между собой понятным человеческим языком. В баснях они вели себя почти как люди - совершали хорошие или не очень хорошие поступки, боялись, ошибались, обманывали друг друга, каялись.
Егор стал читать басни и прочитал все, что знал. Дед Мороз снял кожаную рукавицу и погладил мальчика по голове. Рука его пахла порохом и махоркой, как у отца.
- Дедушка Мороз, а ты живешь в песках и тоже охотишься на кабанов? спросил уже осмелевший мальчик.
- А то как же, - кротко ответил Дед Мороз.
- А ты на чем приехал? - допытывался Егор.
- На ишаке, - не сразу ответил Дед Мороз, посмотрев зачем-то в окно.
- Эх ты! Надо было с папиным караваном приехать. У него верблюд и две лошади казенные. Небось тебе бы нашлось место. Давно бы у нас был.
- Ишь ты какой шустрый! - удивился Дед Мороз. - Ну ладно, соловья баснями не кормят, принимай подарки!
И Егор получил ружье вместе с кожаным патронташем, набитым деревянными пулями. А сверх того - лук с камышовыми стрелами в матерчатом колчанчике. А братке Володе Дед Мороз вручил стопку тетрадей и коробку акварельных красок. А ведь он басен не рассказывал! Дед Мороз его даже не спросил про то, как он ведет себя в школе или на рыбачьем становище. Он только сказал ему:
- Здесь тетрадки в клеточку и в линеечку. Их тут много. Еще и на тот год останется, если не будешь зря расходовать бумагу. А исписанные тетрадки обратно в Кукуй привези. Обложки - Егору, остальное - на растопку печки и на пыжи. В хозяйстве что не сгодится. И постарайся, сынок, и нынешний год закончить похвальным листом. Словом, учись как следует, бери пример с Ломоносова. Бог даст, и ты станешь большим ученым. Отец Михайлы Ломоносова тоже ведь рыбу и зверя промышлял, значит, он был человек нашего роду-племени. Только промышлял на том конце света, у моря Студеного...
