13. Если кто опознает у кого-либо (свою пропавшую вещь), то ее не берет, не говори ему – это мое, но скажи ему так: пойди на свод, где ты ее взял. Если тот не пойдет, то пусть (представит) поручителя в течение 5 дней.
14. Если кто будет взыскивать с другого деньги, а тот станет отказываться, то идти ему на суд 12 человек. И если он, обманывая, не отдавал, то истцу можно (взять) свои деньги, а за обиду 3 гривны.
15. Если кто, опознав холопа, захочет его взять, то господину холопа вести к тому, у кого холоп был куплен, а тот пусть ведет к другому продавцу, и когда дойдет до третьего, то скажи третьему: отдай мне своего холопа, а ты ищи своих денег при свидетеле.
16. Если холоп ударит свободного мужа и убежит в хоромы своего господина и тот начнет его не выдавать, то холопа взять – и господин платит за него 12 гривен, а затем, где холопа застанет тот ударенный человек, пусть бьет его.
17. А если кто сломает копье, щит или испортит одежду, и испортивший захочет удержать у себя, то взять с него деньгами; а если тот, кто испортил, начнет настаивать (на возвращении испорченной вещи), платить деньгами, сколько стоит вещь…
Понятно, что «Русская Правда» отражала и фиксировала реальную жизнь ХI – ХII веков, но присмотришься – увидишь много знакомого по современности…
Было на Руси и церковное законодательство, извлечения из византийского, включавшее не только нормы, регламентирующие положение служителей церкви, но и нормы, регулирующие положение семьи, наследование (семейное право тогда находилось в юрисдикции христианского епископа).
Одновременно был переведен Закон градский – византийская «Книга эпарха» (эпарх – градоправитель Константинополя).
Нормы церковно-семейного права и Закон градский, составившие книгу «Мерило праведное», вместе с «Русской Правдой» с начала XII века оказались в положении неизменяемых законов, т. е. в некотором смысле играли роль конституции. И так продолжалось почти четыре века, в течение которых законодательствовать в пределах всей Владимирской Руси стало некому, хотя различные земли свои грамоты издавали (была составлена Новгородская судная грамота, Псковская судная грамота, некоторые князья издавали отдельные небольшие уставы). В это время связи между землями совсем ослабли. Наступил период глубочайшей раздробленности, вызванный вторжениями как с Запада, так и с Востока (с одной стороны немцев, венгров, поляков, с другой – Орды).
Следующим общерусским кодексом стал Судебник Ивана III (основателя единой Российской державы), который был издан в 1497 году. По сути дела, этим Судебником и закончилось создание исторической России. Но и при его подготовке «Русскую Правду» вместе с «Мерилом праведным» законодатели рассматривали как некий источник правоспособности. Эти законы уже никто не считал себя вправе изменять или дополнять. Такое же отношение к ним сохранилось при подготовке исправленного судебника, названного Судебником Ивана IV (1550 год), и «Утвержденной грамоты» Земского собора 1613 года.
Власть династии Романовых была признана легитимной, то есть законной. Документ закладывал представление о русском государстве как об империи – монархическом государстве во главе с самодержавным, не ограниченным никакой земной властью царем. Укрепление власти Романовых и российской государственности, развитие России как правового государства происходило при сыне Михаила Федоровича (первого Романова) – Алексее, прозванном Тишайшим. Одной из важнейших реформ эпохи стало Соборное Уложение 1649 года, в составлении которого царь принял самое непосредственное участие.
Самыми важными из новых законоположений можно назвать следующие:
1) духовенство было лишено права впредь приобретать себе земли, потеряло некоторые судебные льготы;
2) бояре и духовенство потеряли право селить около городов, в слободах, своих крестьян и холопов и принимать к себе закладчиков[13];
3) посадские общины получили право возвращать всех ушедших от них закладчиков и удалять из посадов всех не принадлежащих к общинам людей;
4) дворяне получили право искать своих беглых крестьян без «урочных лет»;
5) купцы добились запрета на торговлю иноземцев внутри Московского государства. Исключением был Архангельск.
Можно заметить, что все постановления Уложения сделаны в пользу служилых людей (дворян) и посадских (горожан), а высшая аристократия – бояре и духовенство – были лишены некоторых льгот: царь делал ставку на служилых людей. Боярская Дума потеряла свое значение: царь привлекал к правлению способных, а не родовитых людей. Опорой государя стала бюрократия. Госаппарат вырос за 50 лет (1640–1690 гг.) в три раза. Появились административные органы – приказы: Стрелецкий, Казачий, Рейтарский, Хлебный, Монастырский, Счетных дел, Литовский, Приказ тайных дел.
Москва XVII века не только добилась большого приращения территории, но посредством законченного развития самодержавия, полного установления крепостничества и кодификации [14] 1648 года определила на очень долгое время дальнейший путь развития России. Медленно, но верно развивалось общество, и вместе с ним шаг за шагом развивалось и законодательство. Пришла другая пора.
Судебник 1497 года. Лист из рукописной книги конца XV – начала ХVI вв.
Исторически во многих монархиях источником закона считался монарх, даже если закон вырабатывался коллегиально или социально, в результате серьезного общественного обсуждения. Разумные монархи предпочитали избегать единоличного решения – ответственность за то, чтобы закон был конституционен (т. е. не нарушал устоев общества, культурных и социальных традиций), лежала на монархе. Он в определенном смысле заменял собой конституцию.
Когда Русь и Европа переживали эпоху абсолютизма, многие монархи изучали труд Никколо Макиавелли «Государь», в котором были даны верноподданнические советы по управлению государством:
«Завоеванное и унаследованное владения могут принадлежать либо к одной стране и иметь один язык, либо к разным странам и иметь разные языки. В первом случае удержать завоеванное нетрудно, в особенности если новые подданные и раньше не знали свободы. Чтобы упрочить над ними власть, достаточно искоренить род прежнего государя, ибо при общности обычаев и сохранении старых порядков ни от чего другого не может произойти беспокойства. Так, мы знаем, обстояло дело в Бретани, Бургундии, Нормандии и Гаскони, которые давно вошли в состав Франции; правда, языки их несколько различаются, но благодаря сходству обычаев они мирно уживаются друг с другом. В подобных случаях завоевателю следует принять лишь две меры предосторожности: во‑первых, проследить за тем, чтобы род прежнего государя был искоренен, во‑вторых, сохранить прежние законы и подати – тогда завоеванные земли в кратчайшее время сольются в одно целое с исконным государством завоевателя.
Но если завоеванная страна отличается от унаследованной по языку, обычаям и порядкам, то тут удержать власть поистине трудно, тут требуется и большая удача, и большое искусство. И одно из самых верных и прямых средств для этого – переселиться туда на жительство. Такая мера упрочит и обезопасит завоевание – именно так поступил с Грецией турецкий султан, который, как бы ни старался, не удержал бы Грецию в своей власти, если бы не перенес туда свою столицу. Ибо, только живя в стране, можно заметить начинающуюся смуту и своевременно ее пресечь, иначе узнаешь о ней тогда, когда она зайдет так далеко, что поздно будет принимать меры. Обосновавшись в завоеванной стране, государь, кроме того, избавит ее от грабежа чиновников, ибо подданные получат возможность прямо взывать к суду государя – что даст послушным больше поводов любить его, а непослушным – бояться. И если кто-нибудь из соседей замышлял нападение, то теперь он проявит большую осторожность, так что государь едва ли лишится завоеванной страны, если переселится туда на жительство.
Другое отличное средство – учредить в одном-двух местах колонии, связующие новые земли с государством завоевателя. Кроме этой есть лишь одна возможность – разместить в стране значительное количество кавалерии и пехоты. Колонии не требуют больших издержек, устройство и содержание их почти ничего не стоят государю, и разоряют они лишь тех жителей, чьи поля и жилища отходят новым поселенцам, то есть горстку людей, которые, обеднев и рассеявшись по стране, никак не смогут повредить государю; все же прочие останутся в стороне и поэтому скоро успокоятся, да, кроме того, побоятся, оказав непослушание, разделить участь разоренных соседей. Так что колонии дешево обходятся государю, верно ему служат и разоряют лишь немногих жителей, которые, оказавшись в бедности и рассеянии, не смогут повредить государю. По каковому поводу уместно заметить, что людей следует либо изласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое – не может; из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести. Если же вместо колоний поставить в стране войско, то содержание его обойдется гораздо дороже и поглотит все доходы от нового государства, вследствие чего приобретение обернется убытком; к тому же от этого пострадает гораздо больше людей, так как постои войска обременяют всё население, отчего каждый, испытывая тяготы, становится врагом государю, а такие враги могут ему повредить, ибо хотя они и побеждены, но остаются у себя дома. Итак, с какой стороны ни взгляни, содержание подобного гарнизона вредно, тогда как учреждение колоний полезно.
