Настал решительный торжественный момент в жизни молодого завода, в жизни Нины Павловны. В цехе было тихо, так тихо, что Павел Петрович, конечно, услышал бы даже ничтожный скрип своего транспортера, но и транспортер действовал бесшумно. Печной работник клал «рюмки» в сеточки-люльки. «Рюмки» одна за другой плыли к электрованнам. Калильщики брали «рюмки» щипцами, погружали в свинец, выдерживали, вынимали, сбивали капельки свинца, окунали в масло, ставили на железный стол-каретку, а контролеры промеривали остывшие «рюмки».
Поток шел без перерывов и не требовал вмешательства Нины Павловны.
Она наклонилась к полному, важному старику, который сидел на стуле, упершись кулаками в колени, и внимательно следил за работой калильщиков:
- Профессор, первая сотня на исходе…
Снова тишина… Парторг что-то объяснял шепотом товарищам из горкома партии. Члены комиссии главка столпились возле контрольного стола. Кончался контроль первой сотни деталей. Годные «рюмки», получив меловую отметку «п» - «принята», - выстраивались пирамидкой; забракованные, получившие перечеркнутый нолик, отставлялись в сторону.
- В первой сотне девяносто одна годная, в том числе три с допустимым браком, - сказал один из членов комиссии профессору. - Начало хорошее…
- У нас бывало девяносто безусловных, - спокойно ответил профессор. - Нынешним результатом я недоволен.
- Бывало и девяносто две безусловных, - задумчиво проговорил Дикерман.
- Всего два раза, - откликнулась Нина Павловна.
- Но все-таки бывало! - И Дикерман лихо сбил с «рюмки» капельки свинца.
- Мне все же кажется, что ванны холодные, - сказал профессор. - Проверьте температуру, Нина Павловна.
- Хорошо, - ответила она безучастно, как человек, который боится потерять нить какой-то мысли, и продолжала следить за работой калильщиков, озабоченно сдвинув брови.
Сталь, сталь шла через руки калильщиков - сталь, такая крепкая и такая нежная, такая капризная, что возле нее впору было бы ходить на цыпочках и не дышать. Сколько хлопот доставила цеху непокорная сталь!
- Хорошо, профессор, - повторила Нина Павловна, забыв, что уже ответила ему, и осталась на месте, по-прежнему настороженная, почти окаменевшая.
Но ей всё мешали думать, всё мешали соединять в одну цепочку какие-то смутные догадки. Что это за шум в дверях цеха? Чей это звенящий голос: «Идемте скорее, идемте же!» Кто это мчится через цех? Катя? С каким-то незнакомым военным, который путается в полах шинели и придерживает пенсне.
- Нина! - крикнула Катя. - Ниночка! Папа жив! Смотри, папин портсигар! Это вместо письма. Ниночка!… Помнишь папин портсигар… твой подарок!
Прижав руку к груди, Нина Павловна оперлась на спинку стула и сказала:
- Зачем вы ее… так встряхиваете! Ведь это сталь…
Она пошатнулась, взяла из рук Кати портсигар, посмотрела и, как слепая, пошла в лабораторию, не замечая ничего, не зная, что по ее лицу катятся слезы, забыв обо всем на свете - и даже о комиссии главка, даже о побежденной «рюмке». Катя потащила за собой офицера, с которым вообще обращалась очень решительно.
Все продолжалось гораздо меньше минуты. Первым пришел в себя старший калильщик.
- Не сметь встряхивать «рюмку»! - закричал он на калильщиков. - Не сметь! Ведь это сталь, надо понимать!… У нашего инженера золотая голова!
Он вынул очередную «рюмку» из ванны, но не стряхнул с нее капелек свинца, опустил «рюмку» в масло, а потом не дыша, на цыпочках отнес закаленную деталь к столу.
- Как я сам не мог догадаться, что мы портили «рюмки»!… - Он счастливо рассмеялся. - Значит, муж Нины Павловны жив? Замечательно! Теперь ручаюсь за девяносто девять процентов абсолютно годных «рюмок». А?
Только тут все пришли в себя и заговорили об удивительном событии в жизни начальника термического цеха.
ПАРТИЗАНЫ
Ребята, конечно, не поняли, что случилось, а когда чуть-чуть поняли, Катя и счастливый вестник уже скрылись. За колоннами остался только рыжебородый фотограф. Он посмотрел на ребят с таким видом, будто только что проснулся, вздохнул и развел руками.
- Чего только не бывает, - сказал он. - Значит, ее папаша жив!
Ребята обступили фотографа, и он с пятого на десятое рассказал то, что вскоре стало известно всему заводу. Оказалось, что военный товарищ, приведенный фотографом за колонны, - это не совсем военный товарищ. До войны он работал в редакции областной газеты и писал очерки, а теперь служит в редакции фронтовой газеты и заодно посылает корреспонденции в свою родную уральскую газету. Недавно командование разрешило ему съездить на Урал и издать целую книгу военных очерков о бойцах и офицерах-уральцах. Перед отъездом домой он решил побывать в партизанском крае и собрать там материал еще для одного очерка.
Что такое партизанский край? Вот что такое: далеко за линией фронта, в тылу вражеской армии, объединились десятки партизанских отрядов, освободили от фашистов большой кусок земли и восстановили там Советскую власть. Фашисты посылают против партизан карательные отряды-экспедиции, но эти экспедиции исчезают бесследно - их уничтожают партизаны.
Время от времени в партизанский край прилетают эскадрильи советских самолетов и сбрасывают посылки - оружие, медикаменты и газеты. Недавно партизаны устроили в лесу свой первый аэродром, и к ним отправился самолет с медикаментами. На борту этого небольшого самолета устроился и сотрудник газеты.
За советским самолетом охотились фашистские истребители, но, к счастью, перелет прошел удачно. Сотрудник военной газеты очутился в центральном штабе партизанских отрядов и всю ночь беседовал с героями-партизанами. Он услышал замечательные истории о подвигах бесстрашных советских людей, которые уничтожали фашистов где и как могли. Особенно часто он слышал о партизанском отряде уральцев и его командире, которого все звали Инженером, так как у каждого партизана есть кличка.
В этом отряде офицеры и солдаты - уральцы. Они с боями вышли из вражеского окружения, встретились с партизанами и присоединились к ним.
Этот отряд, как призрак, появляется там, где его не ждут, и там, где он появляется, не остается живых фашистов. Один только Инженер убил их больше ста. Фашисты пообещали предателям за голову Инженера десять тысяч марок, но легче поймать тень летящей птицы, чем его. Сотрудник газеты хотел повидаться с Инженером, но это не удалось, так как отряд ушел выполнять какое-то боевое задание.
Ранним утром маленький самолет должен был отправиться в обратный путь. Сотрудник газеты попрощался с партизанами и занял место позади пилота.
Вдруг возле самолета появился высокий человек с удивительно синими глазами и русой бородой. «Вот и наш Инженер», - представил его начальник партизанского штаба. Синеглазый человек сказал: «Я слышал в штабе, что вы побываете дома, на Урале, в городе Н.». - «Да». - «Там у меня на заводе работают жена и дочь, - начал Инженер. - Их фамилия…» В эту минуту заревел мотор самолета. Инженер не смог закончить фразу, выхватил из кармана костяной портсигар, показал фамилию, вырезанную на донышке портсигара: «В. Галкин», и сотрудник газеты улетел с ним в руках…
Эту историю он рассказал своим уральским товарищам-журналистам, когда выступал в редакции с докладом о путешествии в партизанский край. Фоторепортер газеты тотчас же воскликнул: «Знаю Галкиных! Одна - токарь, другая - инженер на номерном заводе. И у Кати Галкиной удивительно синие глаза».
Ребята выслушали рассказ фотографа, будто волшебную сказку.
- Как… как я рада за Катю!… - сказала Леночка, отвернулась, пошла за станок и стала сморкаться в платочек.
- Я тоже очень рад, - сказал фотограф. - И я думаю, что, может быть, мой сын… тоже в партизанском отряде… Ведь это возможно, правда? - спросил он у ребят.
- Ясно! - уверенно поддержал его Костя.
- Вполне реально! - поддакнул Колька.
Странно было после всего этого снова увидеть себя на заводе, в цехе, возле станков, которые уже простояли четверть часа, но все это было, все это существовало, а «молния» с филиала напомнила ребятам, что грозный Мингарей Бекиров ждет ответа от фронтовой бригады: и теперь им хотелось в сто раз сильнее, чтобы ответ Мингарею был вполне достойным.
В эту минуту за колоннами появилась Катя - совсем необычная, тихая, даже робкая, будто она стеснялась свого неожиданного счастья, будто она боялась, что счастье может рассеяться, как легкий сон.
- Товарищ Шубин, - сказала она фотографу. - Нина Павловна просит вас непременно прийти к нам завтра с капитаном Стариковым пообедать… Товарищ Стариков уже записал наш адрес… Ребята, и вы все тоже будете у нас обедать…
- Садитесь, - озабоченно сказал фотограф. - Мне просто совестно, что я дал для доски Почета ваш старый портрет. Теперь вы на него совсем не похожи.
Он снял Катю с выдержкой и пообещал, что уже завтра принесет замечательный портрет. Потом фотограф отправился в термический цех разыскивать своего военного товарища, а за колоннами снова началась работа.
