отца так, словно впервые видит этого человека. Он всегда так слушает, и Азади не позволяет себе разочаровать сына.
— Сегодня я расскажу вам о Ниязкули́-халы́па, — говорит Азади. — Расскажу о том, как иша́ны Бухары испытывали силу святости таксира. Ниязкули-халыпа совершил многие подвиги во славу аллаха и его пророка Мухаммеда, поэтому эмир призвал таксира в Бухару, дал ему дом и хорошее содержание. Положение Ниязкули-халыпа при дворе было нестерпимым для завистливых ишанов. Они потеряли покой и долго думали, как бы изгнать святого человека из Бухары. И конечно, прибегли к навету. Нашептали эмиру, будто Ниязкули-халыпа хвастал, что может построить мечеть за одну ночь. Позвал эмир Ниязкули-халыпа к себе и сказал: «Тебе, таксир, положено иметь свою собственную мечеть. До нас дошло, что ты можешь построить мечеть за одну ночь. Я разрешаю тебе построить мечеть. Место для нее тебе укажут ишаны». Ишаны повели таксира и показали ему болото. «Вот место для твоей мечети!» — сказали они, смеясь. Ниязкули-халыпа не смутился. Он вернулся к эмиру и сказал ему: «Я построю мечеть во славу аллаха и его пророка Мухаммеда, но прикажи своим подданным этой ночью не выходить из домов». — «Будь по-твоему», — ответил эмир. Ниязкули-халыпа совершил молитвы и призвал к себе дэвов [20]. Он приказал им носить камни с горы Каф, которая стоит на краю света, поддерживая свод небес. Всю ночь носили дэвы камни, заваливали болото и строили мечеть. К утру все было готово. Но один дэв в ночной тьме заблудился и бросил свой камень не возле Бухары, а в арык, там, где живет племя эрсары. Этот камень до сих пор разделяет воду на две струи. Как видите, посрамлены были ишаны, но не успокоились. Решили они посмеяться над Ниязкули-халыпа. Положили на погребальные носилки завернутого в саван живого человека и пригласили таксира прочитать над ним заупокойные молитвы. Таксир прочитал молитвы и сказал людям: «Поднимите носилки!» — «Зачем, таксир? — засмеялись ишаны. — Ты читал молитвы живому человеку». — «Я читал мертвому». А человек и вправду мертв. Ужас охватил ишанов.
Гарры-молла Довлетмамед Азади сидит перед учениками, скрестив ноги. Глаза у него блестят. Он всматривается в лица учеников. Ученики знают, что от них хочет их учитель: они должны истолковать притчу.
— Ишаны — плохие, — говорит Гюйде. — Они жадные. Они сами хотят жить хорошо, а другим желают недоброго.
— Не все ишаны плохие! — кричит Акмурад. — Плохие ишаны бухарские, а хивинские хорошие ишаны! Учитель нам рассказал про Ниязкули-халыпа для того, чтоб мы знали: против святых нельзя идти.
— А что думает Махтумкули? — спрашивает отец.
Махтумкули опускает голову.
— Говори, сын мой. Мы ждем.
— Зачем Ниязкули-халыпа убил человека? — У Махтумкули в глазах колючие узкие огоньки.
— Тебе ответят твои товарищи, — говорит отец и тоже опускает глаза: вопрос для него неожиданный. Отцу тревожно: у младшего сына слишком нежное сердце для теперешней жестокой жизни, от которой ни мудрость, ни поэзия — не защитят.
— Над святыми нельзя насмехаться! — говорит Акмурад.
— Но святой не может убивать! — Махтумкули вскакивает на ноги.
— Сядь, мой сын, — приказывает Азади. — В ученом споре нужно сохранять спокойствие. Противник не должен понимать тех чувств, какие ты испытываешь.
Махтумкули садится.
— Я знаю, что нам хотел сказать учитель рассказом о Ниязкули-халыпе! — сияет Гюйде. — Я догадался, учитель!
— Скажи.
— Главное в жизни вера! Ишаны плохо верили, а Ниязкули-халыпа верил хорошо.
— Ты прав, Гюйде. Показная вера ишанов не дала им силы в споре с Ниязкули-халыпой. Ты понял теперь, Махтумкули?
— Учитель, ты говорил, что мы должны говорить правду. Мне жалко человека, убитого святой силой.
— Ты что же, хочешь, чтоб ишаны одержали победу над святым?! — сердится Гюйде.
— Нет, не хочу. Но мне жалко человека…
— Погуляйте немного, — прерывает опасный спор Гарры-молла.
Ученики выбегают на улицу. Акмурад дергает Махтумкули за рукав халата:
— Бежим до Сумбара! Кто первым коснется рукой воды, тот победитель.
Они мчатся к реке, и Махтумкули, привыкший бегать по горам, не знает усталости. Акмурад отстает.
— Давай прыгать через кусты! — тотчас предлагает он и перепрыгивает через колючую ежевику.
Махтумкули разбегается, взлетает в воздух, но одна нога цепляет за кусты, и он со всего размаха падает на колючую перину.
— Я победил! — кричит Акмурад. — Я победил!
9
После уроков Махтумкули спросил у отца:
— Акга, я трижды соревновался с Акмурадом. Мы стали с ним бороться, и я победил его. Мы побежали с ним наперегонки, и я победил, но когда мы стали прыгать вверх, почему-то победил Акмурад.
— Сынок, — улыбнулся Азади, — это неспроста. Вот, подумай сам. Пока ты стоял на земле, боролся, бегал, ты был непобедим, но стоило тебе оторваться от земли обеими ногами, и ты оказался беспомощен. Запомни, сынок, мы — гельмишеки. Мы пришли из страны землепашцев. Земля — наша надежда и защита. В небе у нас защиты нет, сынок. Но на земле нас не одолеть. Я скоро поеду за семенами пшеницы и думаю взять тебя с собой, сынок. Вернутся наши из похода, и мы поедем.
10
Гарры-молла Довлетмамед Азади поднимался до зари и шел с кетме́нем на поле, отводил воду из арыка, смотрел всходы на своей земле и на земле семей, из которых мужчины ушли в поход.
Когда гоклены вернулись из степей в Геркез, Азади уговорил Чоудур-хана и других знатных воинов подождать три дня с набегом. За эти три дня мужчины вспахали по Сум-бару земли и посеяли пшеницу. Воины были недовольны, они заботились о внезапности своего нападения, но Азади возражал горячим головам:
— О какой внезапности вы говорите, если не знаете, где сейчас Ханалы-хан и сколько у него людей. Пусть наши лазутчики, пока мы работаем на земле, разузнают о силе хана Гургена. А вот его лазутчики, которые наверняка нас выследили, принесут Ханалы-хану весть, что мы вернулись в горы не воевать, а сеять хлеб. Это притупит осторожность хана и его нукеров.
С поля Азади шел в горы, к родникам, вокруг которых он сажал дыни, арбузы, тыкву, джугару [21], лук, морковь.
Он давал охочим до земли людям семена, и те тоже разводили вокруг родников огороды.
В то утро Азади ушел смотреть свои посадки, а Махтумкули угнал овец в любимое гранатовое ущелье.
Мальчик сидел, наигрывая на гюйдуке [22] веселую песенку, потому что хорошо было в родных местах.
— Эн! Эй! — тихонько окликнули его.
Махтумкули подумал, что это Акмурад, и сделал вид, что не слышит.
Из-под чьих-то легких, быстрых ног посыпались в ручеек камушки.
Махтумкули обернулся: в двух шагах от него стояла жена Мухаммедсапы Акгыз.
— Беги за отцом, приехали
