девочка. – Она сняла полотенце с крючка.
– Нет, – ответила я. – Нисколечки.
– Хорошо, – сказала она. – В этом же нет ничего обидного.
– Но это же неправда.
– Видишь, ты и сейчас говоришь словно ребенок, – рассмеялась она и вышла из раздевалки, чтобы сменить спасателя, изнывавшего на правой вышке.
Сказать, что я больше не думала о Коули, или о Коули с Бреттом, или обо мне и Коули в течение следующих нескольких часов, было бы неправдой, но теперь к этим размышлениям добавились мысли о Моне и ее возможных мотивах. Несколько раз я принималась пялиться на нее, делая вид, что внимательно слежу за своим участком озера. К счастью, между нами было несколько ярдов воды, а темные очки не позволяли проследить, на что нацелен мой взгляд.
Разумеется, Коули не появилась. Какое там, раз Бретт в городе. Но кое-кто из регулировщиков заглянул, к тому же не с пустыми руками: он притащил с собой ящик пива.
Я не собиралась задерживаться после работы, но, когда я вешала свой свисток на крючок, в раздевалку зашла Мона, схватилась за мое полотенце, которое было обернуто у меня вокруг талии, скользнула ладонью между полотенцем и купальником на моем бедре и спросила:
– Ты же с нами, да?
И я осталась с ними.
Пока она прикрывала меня от любопытных выдрят, которые слишком мешкали, одеваясь, я перелила полторы банки пива в пустую бутылку из-под «Геторейда». Мы припрятали столько пива, сколько смогли, среди полотенец и в ведрах с песком, заперли двери и присоединились к регулировщикам, которые шли к мосткам.
Один из них, Рэнди, оттянул левую лямку моего купальника и сказал:
– Мы думали, ты тоже прогуляешь сегодня.
– Почему? – спросила я.
– Сегодня утром Коули заявила, что у нее жар, – пояснил он, беря слово «жар» в «воздушные кавычки».
– Ну, это ей Тай устроил, – встрял в разговор один из парней, подходя к нам.
– Один черт, – ответил Рэнди. – Мы все решили, что вы, девчонки, намылились в Биллингс или куда-нибудь еще. Может, она действительно заболела.
Мы остановились у правой вышки, выгружая контрабанду. Я почувствовала взгляд Моны.
– Ее дружок только что вернулся, – ответила я. – Вот у нее и начался жар.
– О-о-о… – Рэнди сделал вид, что подталкивает меня локтем, хотя стоял слишком далеко. – Любовная лихорадка, говоришь? Неплохо.
– Так мне говорили. – Я сделала большой глоток, закрутила крышку и бросила бутылку в Сканлан, а потом, проследив траекторию, нырнула за ней следом.
Какое-то время мы с Моной просто дурачились, восседая на широких скользких плечах регулировщиков, хватали друг друга за руки, дергали за ноги, хохотали, снова и снова шлепаясь в темную озерную воду. Потом все начали демонстрировать прыжки в воду, придирчиво оценивая «свечки», «бомбочки» и «домики» друг друга, но только мы с Моной смогли выполнить прыжок с переворотом с высокого трамплина. Когда мы обе оказались под центральной площадкой, все случилось само собой. Компания с шоссе плескалась на мелководье, гоняясь за протеями, и, хотя Мона три или четыре раза простонала что-то вроде «не могу поверить, что я – одна из тех студенток, которые гоняются за школьницами», это не помешало нам целоваться в едва пробивавшихся сквозь щели в деревянном настиле лучах, которые окрашивали воду вокруг нас в бледно-зеленый. И всё. Мы целовались минут десять. Я и эта губастенькая Мона, у которой ресницы такие светлые, что их почти не видно. Но когда я катила домой на велосипеде, моя голова гудела от пива и поцелуев. Я была со взрослой женщиной, студенткой! Выкуси, Коули Тейлор, выкуси! Я радовалась примерно двенадцать кварталов, а потом мне стало очень и очень плохо. В одну секунду я вдруг почувствовала, что предала ее или, что еще хуже, нас.
За несколько улиц до дома я решила, что напишу Коули письмо. Длинное письмо, в котором объясню ей, что даже если то, что между нами было, слишком серьезно и это ее пугает, вместе мы справимся. Мы просто обязаны, потому что это любовь и так поступают, когда любят. Даже произнесенные мысленно, эти слова напоминали мне песню из репертуара Whitesnake [23], но разве это имело значение? Я доверю бумаге все. Все, из-за чего я ощущаю себя глупой, неловкой, другой, все, о чем страшно не только сказать вслух, но даже подумать.
Машина преподобного Кроуфорда стояла на подъездной дорожке, но я не придала этому особого значения. Он часто бывал у нас, у Рут с этими ее бесконечными собраниями. Я поставила велосипед в гараж, схватила газету с крыльца, не удивившись, почему никто этого еще не сделал, открыла дверь, бросила газету на столик в прихожей и уже поднялась на три ступеньки вверх, когда вдруг Рут крикнула из гостиной:
– Кэмерон, зайди сюда, пожалуйста.
Услышав «Кэмерон» вместо «Кэмми», я поняла: что-то неладно – и с трудом проглотила комок, застрявший в горле. А потом, когда я стояла в дверях, обводя глазами гостиную (Рут и преподобный Кроуфорд сидели на диване, Рэй – в мягком кресле с невысокой спинкой; все в сборе, кроме бабули), я уже не могла справиться с нараставшим ужасом. Опять. Как тогда с родителями, только теперь бабушка. Я в этом не сомневалась.
– Может быть, ты присядешь? – Преподобный встал, уступая мне место на диване.
– Что с бабулей? – Я застыла на пороге.
– Она внизу, отдыхает, – сказала Рут. Она не смотрела, во всяком случае, не задерживала взгляд надолго.
– Потому что она больна? – прошептала я.
– Дело не в твоей бабушке, Кэмерон, – сказал пастор Кроуфорд. Он подошел ко мне и положил руку мне на плечо. – Мы бы хотели, чтобы ты присела, нам нужно побеседовать с тобой кое о чем.
«Побеседовать», слово из арсенала психологов, в устах такого вот Кроуфорда не имело ничего общего с беседой. Оно значило тягостный разговор о том, что вы вряд ли станете обсуждать в гостиной. Никогда.
– И что я на этот раз? – Я скрестила руки на груди и стояла, прислонившись к дверному косяку с таким видом, будто мне на все наплевать.
В голове – один за другим – проносились все мои грешки: пропажа пива из холодильника? Святой Розарий? посылка от Линдси? травка с Джейми? Нужное подчеркнуть.
Все четверо переглянулись. Я видела, что лицо преподобного Кроуфорда приняло выражение, которое бывало у него, когда он подбирал нужные слова во время проповеди, но не успел он ничего сказать, как с дивана донесся странный сдавленный всхлип. Это была Рут. Она быстро овладела собой, но, когда Рэй поднимался с места, чтобы подойти к ней, с его колен на
