Джоанн Харрис - Рунная магия

— Держись! — крикнула Мэдди Тору и, обхватив змеиный хвост, приготовилась нырнуть вместе с ним в неизвестное.

Тор последовал ее примеру, его пальцы вцепились в кольца Йормунганда, колени сжали бока чудовища. Немного похоже на скачку на неоседланной лошади, сказала себе Мэдди, не считая того, что лошадь безнога, три сотни футов длиной и сочится ядовитым гноем. Гной смердел, и все же девочка крепко держалась, зажмурившись от ядовитых испарений из змеиной пасти.

На мгновение Мэдди открыла глаза и обнаружила, что во второй раз летит над тошнотворными пейзажами Нижнего мира. Снизу доносились крики пытаемых; обрывки сновидений таяли под ней, точно облака. Они начали падать в яму. Воздух над ними кишел эфемерами. Мэдди закрыла глаза…

И вновь открыла их, когда Мировой змей с визгом полетел через тоннель огней, в конце которого кто-то — человек, подумала девочка, — казалось, висел и крутился на звездном колесе. Чудовище под ним уставилось на Йормунганда во все свои глаза. Затем они очутились на открытом пространстве, где серное зловоние исходило от огненных ям и женщина со светлыми волосами боролась с гигантским веретенообразным бронированным тараканом над воронкой, вымощенной человеческими костями.

Мэдди чувствовала, что Тор рядом с ней метает снаряды в эфемера внизу. Его сила была колоссальной, и сотрясений от его ударов хватало, чтобы проделать дыры в бесплодной земле под ними и заставить огромные куски Нижнего мира отправиться, бешено крутясь, в свободный полет.

Они пролетели над дюжиной аллей, сквозь дюжину камер и дюжину тоннелей. За ними сны разбивались вдребезги, стены камер рушились, сновидцы пробуждались. Мэдди могла лишь догадываться о многом из этого — ее глаза горели от змеиного яда, и ей приходилось тратить все свои силы просто на то, чтобы удержаться.

Громовержец наслаждался собой. До него все-таки дошла основная идея, хотя тонкости более или менее ускользнули. Тор был тугодумом, но знал, как выглядят демоны, а здесь их было полно. Вновь в обличье, метая мысли-стрелы, он был почти счастлив. Воспоминания о пяти сотнях лет тихо ускользнули прочь, как далекий сон.

Локи нигде не было видно. Его блекнущая подпись затерялась среди множества эфемеров и световых следов, а его фигурка — страшно маленькая по сравнению со здоровенной тушей Змея, что гнался за ним, — давным-давно пропала из поля зрения Мэдди. Ей оставалось лишь надеяться, что Локи еще жив. Кольца Йормунганда под ней свирепо хлестали по мере того, как Змей набирал силу, рубя и полосуя на своем пути, подобно механизму, что вгрызался в крепость снов, как в сено.

За ним разлетались осколки Нижнего мира. Сновидцы вырывались на свободу, но были они асами или нет, Мэдди понятия не имела. Эфемеры гибли, как под лезвием косы. На мгновение Мэдди даже показалось, будто она мельком увидела, что находится за стенами Нижнего мира: спиральная, сосущая темнота, скрепленная мертвыми звездами. Озноб пробрал ее.

О боги, это Хаос?

Мэдди закрыла глаза, не ослабляя хватки.

Хранительница Хель наблюдала сквозь ставни мертвого глаза.

— Снова выкрутился, — признала она не без восхищения. — Но Змей становится заметно больше. Конечно, если его страхи придают ему силы…

Шепчущий в ее руках отчаянно засветился.

— Просто убей его, — сказал он. — И девчонку тоже.

— Я не могу, — ответила Хель. — Я поклялась.

Часы смерти в ее руке — неотличимые близнецы тех, что все еще висели на шее Локи, — показывали пятьдесят одну минуту. Он вполне мог успеть — он был близко: своим всевидящим оком Хель наблюдала его приближение. Подобно комете, Локи блистал в вышине, Змей несся по его стопам, далее тянулся хвост сновидцев. Девять минут — даже меньше, — и, если он не успеет пересечь реку, его тело и тело Мэдди перестанут существовать, оставив их в ловушке Нижнего мира, который уже начал расходиться по швам, обнажая мертвый свет Запредельного мира.

— Девять минут ничего не решают, — настаивал Шепчущий. — Давай же, убей его, пока он еще больше не навредил.

Оракул говорил настойчиво, пульсируя зеленоватым светом и бросая беспокойные тени на лицо Хель.

— Ты просишь нарушить мое слово.

— Твое слово? — рявкнул Шепчущий. — Да что твое слово для такого, как он? Давай, он беспомощен. Убей его сейчас, ради богов, убей его, пока не поздно…

— Не могу. — Хель посмотрела на часы смерти. — Слово связывает меня еще на… восемь минут.

Шепчущий накалился, его цвета вспыхнули, как драконье пламя. Он знал, конечно, что торговаться с Хель будет нелегко, даже при полном содействии Локи. Но Локи — вырвавшийся из-под его влияния, вернувший свое обличье в Нижнем мире — принял сторону Мэдди и даже осмелился попробовать освободить богов…

«Думал, сможешь заслужить их прощение, Обманщик? Вернуть свое место среди асов? Думал, хотя бы Тор сможет тебя от меня защитить?»

С усилием Шепчущий смирил свою ярость. Боги могли сбежать, но куда они отправятся? Войти в Мир мертвых означало лишь смерть для всех них — ведь без тел они принадлежат Хель, и она вольна делать с ними что заблагорассудится.

Конечно, они всегда могут спастись через Сон, хотя тот тоже не лишен опасностей. Ведь нырнуть в Сон так близко от его истока означает риск, на который даже прóклятый дважды подумает, прежде чем пойти.

Осталось семь минут; Шепчущий рывком отвел взгляд от картины за рекой.

— Я могу тебе помочь, госпожа, — произнес он голосом, который внезапно стал медоточивым. — Я знаю, что тебе нужно, и только я могу тебе это дать…

Хель открыла оба глаза.

— Не понимаю, о чем ты, — удивилась она.

— Неужели? — спросил Шепчущий.

Текли секунды. Шесть минут.

— Неужели? — повторил Шепчущий.

— Я не могу, — ответила Хель, но очень слабо.

— Да нет, можешь, — умасливал Шепчущий. — Один маленький разрез — поистине крохотный, и все, о чем ты когда-либо мечтала, станет твоим. Жизнь за жизнь, богиня. Жизнь Локи — все ее пять минут — и взамен Бальдр вернется к тебе. Только вообрази. Бальдр, живой. Теплый. Дышащий. И твой, богиня. Весь твой.

Еще несколько долгих секунд Хель молчала.

— Я не могу нарушить слово, — наконец сказала она. — Равновесие Порядка и Хаоса зависит от моего нейтралитета.

— С тобой или без тебя, — заметил Шепчущий, — равновесие Порядка и Хаоса скоро будет нарушено.

На мертвенно-бледном лице Хель страстно пылал мертвый глаз.

— Это как же? — поинтересовалась она.

Шепчущий позволил себе роскошь улыбки.

— Ну что, по рукам, богиня?

— Немедленно объясни, чтоб тебе вороны глаза выклевали!

Сияя, оракул объяснил ей.

За рекой Локи пылающим снарядом бросился к воротам Нижнего мира. Хель видела, что он почти выгорел, его подпись напоминала угасающее пламя, лицо было искажено усилием и концентрацией.

За ним неслись Тор, Мэдди, Змей со Старостью, продолжающей цепляться за его хвост, и сновидцы. Сотни, тысячи сновидцев, толпами рванувших за ними, когда крепость распалась. Все направлялись к реке.

Дрожь пробежала по Миру мертвых, глубокая дрожь, которая сотрясла царство Хель до самого его основания, сдвинув камни, что лежали на своих местах с начала мира, пустив ударные волны по рядам мертвых, отчего заплясали кости, полетела пыль, туман рассеялся, а иссохшее горло Хель исторгло вопль ярости.

— Что здесь творится? — заорала богиня мертвых.

Часы смерти в ее руке показывали, что осталось не больше восьмидесяти пяти секунд.

— Это сам Хаос стучит к тебе в дверь. Хаос в поисках своих пленников. Если Локи спасется, он ворвется…

— Это Локи натворил?

— Убей его немедленно. Спаси свое царство и себя.

— А если ты ошибаешься, оракул?

— Тебе все равно достанется Бальдр. Стоит ли отказываться?

— Бальдр.

Второй раз за последние пятьсот лет Хель невольно вздохнула.

— Семьдесят секунд.

— Но я…

— Шестьдесят секунд — и ты увидишь Бальдра живым. Пятьдесят девять. Пятьдесят восемь. Пятьдесят семь…

— Хорошо! Хорошо!

Хель протянула мертвую руку — пальцы на ней были костями, хрупкими и желтыми в жутком свете. В ее паучьей тени спал Локи, одна его рука лежала на песчаной земле Хель, изуродованные губы кривила тонкая улыбка. Серебряная нить, что связывала его с Нижним миром, мерцала, как моток паутинки.

— Ну же, госпожа. Забери его жизнь.

Хель потянулась мертвой рукой и оборвала нить.

И в тот же миг раздался страшный звук чего-то рвущегося, раскалывающегося, расцепляющегося — словно сами миры рассыпались по швам, — и одновременно произошло следующее.

Рунный камень Сахарка стал черным, как деготь.

Один ощутил волну энергии, пронесшуюся мимо него, когда десять тысяч новопреставленных хлынули в Мир мертвых.