Ознакомительная версия.
"Так Аман Амадафов, поистине чуждый персидской крови и весьма далекий от нашей благости, удостоился благосклонности, которую мы имеем ко всякому народу, настолько, что был провозглашен нашим отцом, и почитаем всеми, преставляя второе лицо при царском престоле; но, не умерив гордости, замышлял лишить нас власти и души, а нашего спасителя и всегдашнего благодетеля Мардохея и непорочную общницу царства Эсфирь, со всем народом её, домогался разнообразными коварными мерами погубить. Таким образом он думал сделать нас безлюдными, а державу Персидскую передать Македонянам. Мы же находим Иудеев, осужденных этим злодеем на истребление, не зловредными, а живущими по справедливейшим законам, сынами Вышнего, величайшего живаго Бога, даровавшего нам и предкам нашим царство в самом лучшем состоянии. Посему вы хорошо сделаете, не приводя в исполнеии грамот, посланных Аманом Амадафовым; ибо он, совершивший это, при воротах Сузских повешен, по воле владычествующего всем Бога, воздавшего ему достойный суд. Список же с этого указа, выставив на всяком месте открыто, оставьте иудеев пользоваться своими законами, и содействуйте им, чтобы восставшим на них во время скорби они могли отомстить в тринадцатый день двенадцатого месяца Адара, в самый тот день".
- Так всем будет понятно, что делать. Пусть все знают, что Аман, замышляющий зло, уже повешен на площади, и пусть тоже боятся, - проговорила Эсфирь, прочитав перед Мардохеем свое продолжение послания.
От возбуждения щеки её разгорелись, даже волосы слегка выбились из-под накидки из прозрачного голубого шелка и змеились по щекам.
Неожиданно она встряхнула своими черными волосами и засмеялась.
- Да-да, они должны бояться, - сказала Эсфирь. - Иначе ничего не получится. Вот что я напишу в конце указа: "Всякий город или область вообще, которая не исполнит сего, нещадно опустошится мечом и огнем и сделается не только необитаемою для людей, но и для зверей и птиц навсегда отвратительною". Список с этого указа следует отдать в каждую область, как закон, объявленный для всех народов, чтобы иудеи повсюду были готовы к тому дню мстить своим врагам. Но почему ты все время молчишь, Мардохей? Почему на твоем лице нет радости?
Сейчас она повторила те же самые слова, которые совсем недавно говорил в этом же зале царь, но даже не заметила этого. Эсфирь даже брови подняла также выско и удивленно, дожидаясь ответа в виде россыпей благодарственных слов.
- Я просто внимательно слушаю, что ты написала, - спокойно ответил Мардохей. - Ты забыла, что когда я слушаю и пытаюсь что-то понять, то обычно всегда молчу.
- Нет, я хорошо помню это, Мардохей, - сразу же несколько смягчилась Эсфирь. - Но... но что скажешь? Кажется, теперь у нас с тобой вместе хорошо получилось?
- Да, теперь всем будет понятно, - согласился Мардохей. - Вот только зачем ты про меня та написала и назвала меня царским спасателем и всегдашним благодетелем? Я же только одни раз спас царя, да и то, когда случайно подслушал разговор - ты же и сама знаешь.
- Ничего, пусть все знают, что теперь ты, Мардохей, будешь вторым человеком в царстве после Артаксеркса, а среди иудеев тебе и вовсе не будет равных, теперь все в Сузах будут называть тебя великим, а ты всегда этого заслуживал. Я хотела просить перед царем за тебя, потому что хватит уж тебе неприметно стоять возле ворот. Мой господин и сам решил тебя возвеличить, и уже объявил своим советником. Но, зная тебя, Мардохей и твою разумную мудрость, я нисколько не сомневаюсь, что с каждым разом твое могущество и влияние будут ещё больше возрастать, и ты сделаешься в державе все равно, что второй царь.
- Но... но... - хотел что-то сказать Мардохей, но он не успел ничего ответить Эсфирь.
Потому что в этот момент распахнулась дверь, и слуги внесли для него роскошные царские одеяния яхонтового и белого цвета, мантию, подбитую шкурой леопарда, окрашенной в пурпурный цвет, венец, украшенный драгоценными камнями, какие носят на головах лишь ближайшие царские советники, украшения на шею и перстни на пальцы, пожалованные царем.
Мардохей стоял, неловно растопырив руки, пока слуги облачали его в дорогие одежды, восторженно перешептываясь между собой, потому что мужественная красота стражника ещё больше засияла, словно камень, обрамленный в дорогую оправу.
- Ты и впрямь похож на царя, - прошептала Эсфирь. - Но только ты будешь царем среди иудеев, нашим царем. Я знала, что когда-нибудь это случиться.
Мардохей поклонился царице и поспешно вышел из зала, чтобы отдать список с указа переписчикам, а затем - гонцам, которые должны были уже к ночи верхом на быстрых царских конях повезти письма во все концы царства. Он шел по залам царского дома, и все слуги перед ним кланялись, а некоторые и вовсе не узнавали теперь бывшего стражника. Мардохей представил, какой шум поднимется сразу же возле главных ворот, когда он появится в сопровождении отрока, подоборстрастно держащего край мантии, пожалованной с царского плеча!
- Я хочу выйти через дальнюю дверь, - сказал Мардохей одному из слуг. - Там ближе дорога к дому писцов.
Царский дом был таким огромным и незнакомым, что Мардохей ненашел бы тепеть даже ту дверь, через которую сюда входил, и не представлял, в какой части дворца он сейчас находится. Зато слуга с понимающим видом тут же закивал головой, и повернул в обратную сторону, снова проводя Мардохея мимо картин из камня, греческих скульптур, немыслимых размеров ковров и светильников. Наконец, перед Мардохеем раскрылась какая-то неприметная дверь и...в первое мгновение он зажмурился от яркого солнца, которое после полумрака царского дома слепило глаза. Теперь он понял, почему все евнухи и прислужники, выходящие на лестницу, обычно замирали на пороге, и некоторое время стояли, глядя перед собой, словно нарочно выставляли себя на всеобщее обозрение, а потом уже шли куда-то по своим делам.
Привыкнув к свету, Мардохей увидел, что он стоит сейчас на знакомой ему лестнице из черного камня, на самой верхней её ступеньке. Он впервые видел с этой точки обзора такой знакомый до каждой веточки участок сада, неприметные среди деревьев садовые ворота, свой дуб, кусты, место, на котором он простоял несколько лет. Отсюда, с верхней ступеньки, все это почему-то казалось маленьким и словно бы не вполне настоящим.
Мардохей пригляделся - на его месте ещё не стоял новый стражник, наверное, Каркас не успел ещё найти нового или до него не дошло известие о возвышении своего подопечного.
"Я всех хорошо знаю во дворце, и смогу навести здесь порядок, подумал Мардохей. - Ведь я изнутри знаю, кто и чего здесь стоит, и могу давать царю правильные советы, кого здесь следует наградить, а кого наказать по всей справедливости".
"Но - зачем мне это? - пронзила Мардохея другая мысль. - Разве мне это нужно?"
Мардохей ещё раз с тоской посмотрел на пустующее место под деревом, с солнечными пятнами на траве - даже не глядя на небо, по одним этим неровно раскинувшимся вокруг него пятнам, он умел без труда определять время, а вон в том большом дупле всегда держал воду, чтобы она слишком быстро не нагревалась. Теперь, накануне войны, он, увы, не мог больше позволить себе прежней свободы - нужно все время быть во дворце, воле Эсфирь, следить за переменами настроений царя, готовиться...
- Мардохей, ты ли это? - вскричал Джафар, когда Мардохей в сопровождении слуг приблизился к воротам - он должен был выглядеть внушительно, чтобы писцы поняли важность и срочность предстоящего дела, и быстро переписала указ на все языки народов, проживающих в ста двадцати семи областях царства Артаксеркса Великого.
- Я, Джафар, но отныне я - не стражник. Царь назнчил меня сегодня своим главным советником.
Джафар упал перед Мардохеем на колени и принялся что-то говорить быстро и неразборчиво, а когда снова поднялся на ноги, Мардохей увидел в глазах своего недавнего друга почтение и страх, самый настоящий страх.
- Слушай, Мародохей, я тоже хочу сделать иудеем, - прошептал Джафар. И принять иудейскую веру, раз твой невидимый бог и впрямь так помогает людям. Я, Мардохей, много хочу у него попросить. Ты скажешь мне, как это сделать? Но только не сейчас, а после того, как пройдет тринадцатый день месяца адар, ты ведь возьмешь меня в свою веру?
- Возьму, - сказал Мардохей. - У нас ещё будет время, ещё...
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ЗЕМЛЯ ЯХВЕ
...настанет наш день.
И стал этот день Днем гнева,
Днем скорби и тесноты,
Днем ужаса и опустошения,
Днем тьмы и мрака для многих, многих тысяч людей на земле, в ста двадцати областях Персидского царства от Индии и Эфиопии.
Но и этот День прошел, уступив место следующему.
...А пятнадцатый день стал днем пиршества и веселья. Когда в доме Мардохея закончилось празднование победы, он встал из-за стола и отправился во дворец - Эсфирь снова прислала своих слуг с просьбой срочно явиться перед лицо царя и царицы.
Ознакомительная версия.
