- Просил, - сказал я.
- Ну пошли. Только забежим за Виктором Санычем. Но Виктор Саныч, закатав рукава, вычерчивал на ватмане трюмы, размечал положение груза и отмахнулся:
- Некогда, Федотыч! Капитан ждёт. Это не то, что твоё хозяйство. Тут нужен расчёт!
- Ну ладно, - сдерживая улыбку, сказал мне Федотыч. - Что ж, пошли. Посмотрим, что ты скажешь про наше хозяйство.
- Только осторожно! - крикнул мне вслед Виктор Саныч. - А то он привык по сопкам бегать за козлами да кабанами. Охотник.
Из машинного отделения вырвался такой жар и грохот, будто навстречу летел невидимый раскалённый поезд. У порога стояло с десяток пар сандалий, а в сторонке несколько пар замасленных - сменных, только для машины. Федотыч надел одни, я - другие и, держась за поручни, стал спускаться за ним.
Надраенные металлические лесенки уходили вниз этажей на десять. Кругом грохотали механизмы, гулко двигались гигантские поршни. Они выдыхали жар и потно блестели от горячего масла, совсем как спины людей во время напряжённой работы. Шумел целый металлический городок. Тут и там сверкали яркие цилиндры и кубы. А в отсеке за решёткой работала такая электростанция, что не у всякого города найдётся.
Изредка нам кивали деловитые бледные машинисты.
Ладони припекало: поручни были горячие.
Я торопился, спешил за Федотычем. А он сбегал быстро, легко, как охотник по сопкам за козлами. Тренировка. Десять лестниц пробежали, а дно всё ещё было где-то внизу. Я взмок. Но и у Федотыча рубаха пошла влажными пятнами.
Наконец он остановился, открыл люк в палубе и сказал:
- Ну, вот мы и рядом с акулами. Тут тебе шахта гребного вала, на котором работает винт. А там, - он постучал в борт, - вода, акулы... Как, ничего хозяйство?
Я говорю:
- Ничего.
Поднялся наверх, вышел на корму под звёзды. Отдышаться. Смотрю, как бегут от винта волны, и думаю: это работа Федотыча. Ничего себе хозяйство! От звёзд до акул! И нужно, чтобы каждое колесико, каждый винтик работали как следует.
КИТЫ
Акул, однако, на этот раз мы не видели. Наверное, холодно здесь для них. Мы вошли в холодное течение. Это Куросиво добралось до самого севера, остыло и повернуло вдоль американского берега на юг.
Несколько раз, пока я красил трюмы, выпрыгивало из воды огромное стадо каких-то маленьких дельфинов и скрывалось у горизонта. Все уже привыкли, что смотреть здесь не на что, и не часто выглядывали за борт.
Но вот однажды на мостик вышел вахтенный с биноклем в руках. За ним показался капитан.
Я оторвался на минуту от работы. А боцман подвёл ладонь под шапочку с помпоном и сказал:
- Кит.
Я сначала ничего не видел, кроме чёрной качающейся бочки. Но потом бочка всплыла, вытянулась. А из самого её носа ударил вверх фонтан. Тут и я понял, что это кит.
Я ждал, когда он подойдёт поближе. Но кит близко не подходил, а всё нырял среди волн, то и дело выбрасывая короткие султанчики воды.
- Не подходит, боится людей! - вздохнул Никоныч. - Запугали. А сколько их тут бродило! В войну, бывало, идёт кит, а думаешь, не подводная ли лодка гонится. Запугали, выбили... - горько повторил он. - И море без них опустело. А как было хорошо. Посмотришь, плывёт рядом такая махина, фонтан пускает. И работать веселей! А теперь не то...
К первому киту подошёл ещё один, поменьше. Пристроился боком, и вдвоём, выбрасывая фонтан за фонтаном, они пошли в стороне от нас.
Я снова стал красить трюм. Окуну каток в краску, прокатаю лист посмотрю на китов. Плывут! Покрашу ещё - опять взгляну. Плывут!
Действительно, веселей. Море-то с китами живое! Живёт, небу радуется. И мне с живым морем весело!
НИЧЕГО СЕБЕ АМЕРИКА!
До Америки было ещё несколько суток ходу. А на палубе только и слышалось: Америка да Америка.
Мы уже подровняли шаровой краской фальшборт, подновили охрой трапы и докрасили палубу. А Витя взял кисть и стал закрашивать белилами рымы скобы на палубе.
- Ты что? - удивился я. Никогда такого не видел.
- Так в Америку плывём, - говорит. - Кто-нибудь из американцев о рым споткнётся, нос расшибёт, скажет: "По вашей вине. Платите за нос".
- Там так! - подтвердил Яша. Я засмеялся:
- Шутишь!
- Какие там шутки! - сказал Витя. - Ты лучше бери кисть и помогай!
Помогать так помогать.
Вытянули мы на палубе целое многоточие. Положил Витя на место кисть, закурил и выглянул за борт. А Яша подошёл, говорит:
- Что, Америки не видно?
- Да скорей бы... - вздохнул Витя. - В Америку, а оттуда домой, в отпуск. - И пошутил: - На огород! Целый год дома не был!
Это понять можно. За год любая палуба надоест. Это мне пока ничего. Америку посмотреть хочется. Да ещё Новая Зеландия и Австралия впереди.
А Яша погладил бороду и толкнул Виктора в бок:
- Ничего, не скучай! Придём в Лос-Анджелес, всё быстро раскрутится, если под забастовку не попадём. Ещё приедет Серж с Джоном, развеселит.
- Я ему кино везу, - сказал Витя.
- И у меня есть подарочек, - улыбнулся Яша. А я поинтересовался:
- Какой Серж?
- Да такой. Армянин. Говорят, мальчишкой его фашисты угнали откуда-то в Германию, а потом попал сюда.
- А почему не вернётся? - спросил я.
- Не так всё просто, - сказал Яша. - Родственников у него вроде бы не осталось. Жена американка. Дети уже... Сначала бедовал, а теперь прижился. Домик у него свой, магазинчик на колёсах для моряков.
- И не только это...
- Ага, - сверкнул Яша огромными глазами и посмотрел на море, будто там что-то увидел. - Заехали к нему в гости, а он вдруг достаёт из-под подушки автомат-пистолет и в нас целится. Как гангстер.
- Настоящий автомат? - усомнился я.
- А какой же! Новенький, боевой! Мы спрашиваем: "Зачем тебе? Охотиться, что ли?" А он говорит: "На всякий случай. Как ночью без автомата дверь открывать? Ограбят". Он без автомата ночью не откроет. Ни дом, ни свой магазинчик.
Я только присвистнул и усмехнулся: "дорого-дёшево", за скобы плати, автомат под подушку... Ничего себе!
Я тоже стал чаще поглядывать на горизонт: где же они, небоскрёбы Америки?..
ЗДРАВСТВУЙ, АМЕРИКА!
Каждый день во время обеда по судовому радио звучало:
"От порта Иокогама пройдено столько-то тысяч миль".
"До порта Лос-Анджелес осталось столько-то миль".
Выйдешь на палубу, поднимешь голову вверх и думаешь: даль-то какая! А посмотришь вниз, и мурашки по спине побегут: глубина-то какая!
Только однажды прочертил в небе след самолёт, один-единственный - из Сан-Франциско на Гонолулу - и пропал.
И вдруг по радио объявили:
"До порта Лос-Анджелес осталось 220 миль".
И началось! Один наглаживает брюки, другой драит ботинки. Наталья печёт пирог. Говорит: "Гости придут". А около своей каюты стоит электромеханик, чикает ножницами, как заправский парикмахер, смеётся:
- Всех электриков подстриг. Кто следующий?
Завтра Калифорния!
Небо стало голубым, жарким. Потянулись по нему тонкие сухонькие облака и отразились в океане. За бортом заиграли мазутные пятна. Мы вышли на большую морскую дорогу.
Теперь вся команда высыпала на палубу.
Вон от Лос-Анджелеса на Сан-Франциско или Канаду пошёл элегантный белый "пассажир", за ним увязался старик банановоз, а ещё дальше громадный танкер. И все иод разными флагами. Сияют, чуть в небе не отражаются.
Потеплела вода. И ожила вдруг. Откуда ни возьмись, прошла по борту черепаха. А из-под форштевня как вынырнул, как засопел морской лев! Разбудили!.. Спал на волне, как на диване.
Отфыркался он, ругнулся, наверное, и поплыл подальше. Сложил ласты на брюхе, усы - вверх. Досыпает, работяга!
Всю ночь плескались в глубине непонятные огни, вспыхивали звёзды, шумело что-то живое.
А утром, только я поднялся на ботдек, смотрю, - вокруг бело от крыльев. Парят в небе чайки. Садятся на мачты, на колонки грузовых стрел, держат гордо точёные головы, как ездовые.
Впереди голубеет над водой ажурный мост, и по далёким горам струится, перекатывается синеватый зной.
Прошла рядом с нами белая яхта под парусом, перегнулись через борт загорелые ребята, закричали:
- Привет, русские!
- Привет, привет! - помахал им Виктор Саныч. В белых перчатках, сияет: сам в порядке, "оркестр" в порядке. Никто не придерётся!
Вышел покурить Федотыч - тоже при параде.
П я побежал в каюту: надо бриться!
Намылился, подмигнул японскому кукольному семейству: "Ну что, не зря в плавание отправились? Вот и приплыли в Америку".
Задышали зноем бетонные причалы, засверкали под жарким калифорнийским солнцем тысячи разноцветных автомобилей. Будто волна выплеснула на берег колорадских жуков. Упёрлись в самое небо подъёмные краны. Из-за пакгауза вылетел на причал на голубом автопогрузчике могучий негр в оранжевой каске, тёмной пятернёй повернул руль... А высоко в небе закувыркался самолётик и стал выписывать по голубому ослепительными буквами: "Посетите нашу ярмарку".
Подставил я лицо солнцу и думаю:
"Ну, здравствуй, Америка! Как-то ты нас встретишь? Дорого, дёшево?"
