Жена, аккуратная, миниатюрная, сама такая же вся прибранная, как горница, на стенах которой висели почетные грамоты Никиты Евграфовича, сына Савелия рудничного техника - и спортивные дипломы Наташи, расставляла тарелки на столе, застланном праздничной скатертью.
- Здорово, мать! - пробасил Никита Евграфович своим рокочущим низким голосом, не очень подходящим к его небольшой, коренастой фигуре; такая октава была бы под стать и великану. Он повесил полушубок и вошел в горницу. За столом уже сидел сын Савелий. Он недавно вернулся с действительной службы в армии и еще не спорол петли для погон с гимнастерки.
Вазочка с вареньем, свежие шанежки, миска с мочеными яблоками посреди стола - все говорило о том, что в доме ждут гостью. Но дочери не было.
- А Наташка где? Самолет-то московский давно пришел. Я видел, физкультурники с аэропорта ворочались с музыкой.
Савелий отложил в сторону газету, которую читал:
- Музыке-то играть нечего, отец. Оплошали там, говорят, наши, - Быть того не должно! Москва, конечно, город центральный, однако против наших на лыжах сроду не выстоит. Не свычны они.
- Да будет тебе, старый! - вмешалась мать.- Выстоят, не выстоят! Вот приедет Наташенька, тогда и узнаешь, как они там управились, в Москве. Как раз к свежим шанежкам поспеет.
Савелий, принимаясь снова за газету, иронически усмехнулся:
- Только она к твоим шанежкам и спешит. Нашла чем утешить. Там им, верно, банкеты в Москве задавали, "Метрополь", "Националы", соус метрдотель, как нам, когда на слет ездили. А ты - шанежки!
Кто-то сбил снег у крыльца и постучался в дверь. Мать кинулась к порогу:
- Наташенька! Ну вот, хорошо, слава тебе господи!..
Но в дверях показался молодой парень в черной ушанке и форменной шинели, которая, видно, досталась ему после ремесленного училища и сейчас была уже порядком тесна.
- Добрый вечер, Никита Евграфович! И Антонине Капитоновне уважение мое! Здоров, Савелий!
- Заходите, заходите,- пригласила мать, подвигая гостю табурет, - С чем пожаловал? - поинтересовался Скуратов, оглядывая вошедшего.
- Я к Наташе вашей, дядя Никита, из редакции я.
- Погодь, паря,- остановил его Никита Евграфович.- Это каким же таким манером, однако, из редакции? Ты же на руднике у меня в ремесленном учился, на багермейстера пойти мне обещался.
Паренек смущенно комкал шапку. Он весь зарделся - от шеи до подстриженных по-спортивному висков, над которыми смешно торчал в разные стороны боксерский хохолок.
- Да я на руднике и работаю, Никита Евграфович. Только я в литературный кружок записался, стал собственным корреспондентом в редакции, в "Зимогорском рабочем". Вот, пожалуйста, удостоверение.
Он встал с табуретки, пододвинутой к нему Савелием, порылся в кармане, вытащил небольшую картонную книжечку, а потом, еще более смущаясь, вытянул из нагрудного внутреннего кармана вчетверо сложенную газету.
- А вот в газете заметка моя, можете посмотреть.
Скуратов взял газету, расправил ее твердыми, негнущимися пальцами, отставил подальше от глаз, на всю длину руки, слегка избычился, читая:
- "Дорогу молодым!" Фельетон До-Ре-Ми. Так то, однако, написано "До-Ре-Ми". А тебе разве так фамилия?
- Да нет,- заспешил, уже окончательно свариваясь от смущения, паренек.- Я Ремизкин, Донат Ремизкин, вот и получается: До-Ре-Ми.
- Псевдоним,- понимающе протянул, упирая на "о", Савелий.- Понятное дело. Это как в Москве. Кукрыник-сы есть, тоже по началу фамилий пишутся. Так втроем сроду и работают. В "Крокодиле" пробирают кого надо с песочком по международной политике.
- Так трое! - усомнился Скуратов.- А ты управляешься один-то за троих? Ишь ты, До-Ре-Ми! Ну, садись, До-Ре-Ми. Чего утвердился-то стоя? Сядь, говорю! Мать, угости шанежками-то. Ну, стало быть, однако, ты что же про Наталью-то нашу писать собрался?
Ремизкин встрепенулся, вскочил было, но снова сел:
- Да, во-первых, беседу хотел взять, какие впечатления о Москве и какие будут насчет гонки на рудниках ее прогнозы,
- Так ведь не приехала, однако, Наташенька,- сказала мать.
Ремизкин недоверчиво уставился на нее:
- Как же, я ее в аэропорте издали видел, только она - сразу в автобус и разговаривать не стала.
Все растерянно переглянулись.
- Выходит дело, вместо прогноза получается заноза...- протянул Скуратов.
С еще большим нетерпением ждали в этот день Наташу Скуратову на другой окраине Зимогорска, примыкающей к густому сосновому бору. Два ярких шарообразных молочно-белых электрических фонаря освещали крыльцо хорошо срубленного бревенчатого двухэтажного здания с вывеской "Зимогорская школа-интернат".
Нелегко было вернуться сюда после того, что произошло в Москве... Небось ждут не дождутся, когда приедет тетя Наташа, и уже заранее предвкушают, как будут, передавая из ладошки в ладошку, не дыша, рассматривать золотую медаль, как будут любоваться снимком хрустального кубка. Как же сказать, как объяснить им, особенно Сергунку Орлову, так убежденному в ее непобедимости, что не оправдала их надежд тетя Наташа, оплошала в Москве и возвращается ни с чем, раз навсегда закаявшись пытать свое счастье на большой лыжне. А как нахваливали, как уговаривали никого не бояться! Где, мол, тонконогим москвичкам, модницам-накаблучницам угнаться за Хозяйкой снежной горы. Чуть было не поверила, дура! Вот тебе и московские фу-ты ну-ты, ножки гнуты, каблук рюмочкой! Ну, теперь все, раз и навсегда!
Наташа решительно поднялась на заснеженные деревянные ступеньки крыльца, поставила чемодан, огляделась, вздохнула, на секунду задумалась и энергично дернула рукоятку звонка.
Тотчас же из-за дверей послышался знакомый хрипловатый и низкий голосок:
- Кто там?
- Открой, Сергунок, это я,- шепнула Наташа, почти приложив губы к дверной щели.
И дверь тотчас же распахнулась. Накоротко стриженный, круглолобый, тугощекий крепыш вылетел из нее и бросился на шею Наташе. Он был тяжелехонек. Наташа невольно пригнулась, когда мальчуган повис на ней. А за Сергунком вывалились прямо на мороз, купаясь в облаках пара, ребятишки - мальчата и девчурки, одетые в синие матроски. "Ишь ты, даже в праздничное вырядились ради меня!" -успела заметить Наташа.
Обнимая по очереди ребят и одного за другим вталкивая обратно в дверь, откуда валил паром теплый воздух, Наташа сердито приговаривала:
- Что вы! Что вы на мороз выскочили?! Живо, живо марш в дом! Простудиться захотели? Сергунок, кому говорю?!
А вокруг нее все прыгало, скакало, повизгивало, все лезло обниматься, тыкалось в щеки, губы, подбородок, совалось под руки, искало немедленного прикосновения.
- Тетя Наташа прие-ха-ла! Тетечка Наташечка вернулась!..
А Сергунок, уцепившись за рукав Наташи и протискиваясь с нею вместе боком в дверь, чтобы как-нибудь не отпустить ее от себя, заглядывал в лицо и все спрашивал:
- Тетя Наташа, а теть Наташа, ты кубок привезла? Он у тебя где?.. В чемодане? А где медаль? Покажи...
И вместе с другими мальчишками он тащил чемодан из рук Наташи, спотыкаясь, путаясь у нее в ногах и всем мешая.
- Тетя Наташа, а теть Наташа! А я тоже все время тренировался и новый поворот выучил прямо на ходу, вот так - смотри!
Отпустив Наташу, продолжая одной рукой держаться за чемодан, он попытался сделать прыжок с поворотом в воздухе и шлепнулся на пол под общий хохот ребят. Встал, легонько сопя, деловито отряхнулся, успел ткнуть локтем под бок кого-то из насмешников, пробурчал басом:
- Чего, однако, гогочете-то? Разок на разок не сходится.
- А ты и в прошлый раз на дворе носом тюкнулся, еще прямо в сугроб даже,ехидно заметила одна из девочек.
- Ну, а в следующий раз выйдет, обожди!
- Тетя Наташа,- спросила девочка, которая только что поддразнивала Сергунка,- тетя Наташа, вы в Москве всех перегнали?
Сразу стало совсем тихо. Наташа видела, с какой верой и азартным предвкушением смотрят на нее ребячьи глаза.
Она отвечала негромко, но спокойно:
- Нет, Катенька, всех перегнала Алиса Бабурина, чемпионка Советского Союза.
Ребята деликатно промолчали. Физиономии у них были расстроенные. Они напряженно вглядывались в лицо воспитательницы.
- И вас она перегнала? - очевидно еще не веря, пыталась уточнить Катя.
- Да, и меня.
- На чуть-чуть? На вот столечко? - еще надеясь на что-то, спросила Катя.
- Да нет, порядочно.
Все опять немножко помолчали. Сергунок с тремя другими мальчиками все еще держал на весу Наташин чемодан. Теперь они осторожно и неслышно поставили его на пол. Внезапно Сергунок мотнул стриженой головой:
- Ну и что же, разок на разок не сходится. А в другой раз, однако, вы всех перегоните. Да, тетя Наташа?
- Нет, ребятки,- медленно, очень медленно, чтобы самой вслушаться в каждое слово, сказала Наташа,-я больше никогда на гонки не пойду. С вами вот ходить на лыжах буду, а на гонки - нет.
А с лестницы спускалась дородная прямая Таисия Валерьяновна, заведующая интернатом.
