- Чего она раззвонилась? - спросил я.
- Так устроена.
- Мы разбудим весь город.
- Давай поднимемся выше, - предложил Рыж и поднял площадку над крышами.
Солнце косо смотрело на город, начиная свою обычную игру с тенями: бросило длинные прохладные пятна, чтоб постепенно поедать их, чтоб ворваться в открытые окна, засверкать в воде, в стекле, металле, высветить каждый уголок. Под нами бегали по упругой траве спортсмены, на крышах бросались с вышек в голубые чаши ныряльщики, высоко взлетали мячи и брызги. Рыж вертел своей золотой макушкой, и я догадался, как ему хочется спуститься и погонять мяч.
- Я тебя поднял с постели?
- Что ты! - обиженно сказал он. - Это они так поздно встают. - Рыж боднул головой, указывая вниз, не выпуская ручек управления. - Ты не волнуйся. Я, когда бежал к тебе, размялся. И забил пять голов. Правда, в пустые ворота.
Он осторожно подвел площадку к окну на пятом этаже. Перила коснулись подоконника, я увидел спящую Каричку и испугался, что она проснется. Ее лицо дышало таким глубоким спокойствием, что было бы величайшей дерзостью спугнуть сон, а эта глупая тарелка все трезвонила за нашей спиной. Я махнул Рыжу и даже оттолкнулся от стены, но успел положить на подоконник прозрачный черный шарик. Если смотреть сквозь него на свет, увидишь Галактику, и она будет вращаться, как ей положено: маленькое фейерверочное колесо, сотканное из миллионов искр.
Мы пристроились в холодке под деревом, выключили машину, чтоб не трезвонила. Улеглись на траве и разговаривали.
- Мама вчера испугалась. Заплакала и ушла, - рассказывал Рыж. Мартышка никого не узнала.
- Рыж, не называй ее так.
- Ладно. Хотя ей нравится.
- А ты?
- А я ходил под окнами и свистел. Ходил, ходил - даже надоело. Потом смотрю - Каричка выглядывает. "Ты чего здесь торчишь?" Это она мне. А я говорю: "А ты чего всех расстраиваешь?" Она делает большие глаза и говорит: "Я даже не знаю, почему я здесь. А где мама?" - "Ну где мама дома. Поговори с ней по телефону". Ну, она поговорила, я слышал, а потом мы еще долго болтали.
- О чем?
- О том о сем, - уклончиво сказал он. - Хохотали в основном.
- А мама? Успокоилась?
- Не, опять плакала. - Рыж подумал и нахмурился. - Странные эти взрослые. Например, я куда-нибудь иду. Она говорит: "Куда?" Я говорю: "Никуда". - "Зачем?" - "А низачем". Она сердится, хотя я говорю правду. Ведь я еще не придумал, куда я иду и зачем.
Я рассмеялся.
- Ты фантазер.
- Тебе хорошо, - сказал Рыж. - Что хочешь, то делаешь. Никакой опеки.
- Это верно, - согласился я. - Если не считать учителей в школе, я сам по себе уже семь лет.
- Скажи, а почему родителям надо все объяснять, как маленьким?
- Я думаю, они иногда забывают, что не все можно выразить словами.
- Я это часто замечал. Даже иногда легче написать и решить уравнение, чем найти слова.
Рыж задумался. Длинные его ресницы нацелились в небо, как боевые копья. Рыж думал.
- Скажи, - он перевернулся на живот, стал разглядывать травинки, - это правда, что раньше люди думали, что и в космосе, и в атоме те же самые законы, как и у нас, в обычной жизни?
- Правда.
- А почему?
- Потому что еще не знали как следует микромира и макромира. Не знали, что определенные законы природы действуют до определенных пределов, что у космоса и частиц свои особенные законы.
- Какая простая мысль! - презрительно сказал Рыж.
- Рыж, ты поросенок, - не сдержался я, и он удивленно повернул голову. - Когда ты родился, физики уже пересчитали элементарные частицы, и были уже гравилеты, и ракеты, и сверхсильные телескопы, и астрономы уже спокойно гуляли по далеким звездам, а мой отец первый раз полетел на Марс. А раньше ничего этого не было.
- Да, - признался он, - я забыл, что сто лет назад не было сверхсильных телескопов... Ты знаешь, Март, я иногда вижу космические лучи. В темноте, когда зажмурюсь, вдруг трах! - и пролетает какая-то точка. И тогда я начинаю думать: кто она, откуда прилетела и сколько вообще всяких лучей проходит через меня каждую секунду, а я их не замечаю... И еще... еще мне кажется, когда вот так прищуришь глаза, увидишь что-то такое, что никто не видел. Никто и никогда. Понимаешь?
- Ты будешь ученым, Рыж.
- Нет, - сказал он, - я хочу, как ты, на гравилете. Ну, поехали?
Беззаботно позванивая, мы поднялись к распахнутому окну на пятом этаже. А там уже стояла Каричка в голубой пижаме.
- Это кто мне подкладывает галактики, кто звонит под окном? - строго спросила она, хотя глаза ее лукаво улыбались. - Я больна, мне нужен покой, мне нужна тишина.
- Это мы, - ответил я очень важно, - Рыжик-Пыжик, Всемогущий Доктор Техники, и я - Вечный Студент, Бродяга Воздуха.
Каричка рассмеялась и вдруг стала печальной, вздохнула.
- Мне не нужен покой. Возьмите меня отсюда.
- Давай! - хором воскликнули мы, и даже тарелка поддакнула: трин-тра-ва. - Лезь в окно! - продолжали мы с воодушевлением и смолкли.
За спиной Карички вытянулся строгий белый халат.
- Прошу вас зайти в двенадцать часов, - сухо сказал халат. - И если можно, не в окно, а в дверь.
- Ребята, вас кто-то зовет. - Каричка показала вниз. - Я вас жду, приходите!
Она посмотрела на нас через шарик, в котором вращалась Галактика, махнула рукой, исчезла.
Мы молча опустились на тротуар.
Хозяин площадки шагнул через перила, осмотрел щиток управления.
- Нагулялись? А мне работать надо.
- Оставили б записку, мы бы все сделали, - пробурчал Рыж.
- Я и сам справлюсь. Будьте здоровы.
- С ней все в порядке, - сказал Рыж.
- Я в этом не сомневаюсь, - улыбнулся дядька. - После пяти будет стоять на том же месте.
Он на нас не сердился. Улетел, позванивая.
- С этими девчонками одни неприятности, - сказал Рыж. - Пойдем к Симу, а?
- Зачем?
- У меня есть идея.
Идеи Рыжа всегда неожиданны. Он как-то предложил: "Давай посмотрим твою коллекцию "соседей по космосу"!" Я удивился; как Рыж помнил про нее? В детстве я увлекался фантастикой и выписывал из всех книг, как выглядят разумные жители иных миров. Я собрал в ящике тысячи листков, и сейчас понимаю, что это была очень забавная история человечества - осмысление людьми себя, своего собственного "я". Главные фантасты Земли - ученые свели человека лицом к лицу со Вселенной. Человеку пришлось сломить гордость, признав, что ни он, ни его планета, ни Солнце не являются центром мира, и тогда они оказались достойными сторонами - маленький величественный человек и бесконечная величественная Вселенная. И еще до того, как были сосчитаны планеты, звезды и галактики, вырвались вперед мечтатели и заселили их фантастическими существами.
Помню, с каким восторгом, глотая книгу за книгой, ждал я неожиданных встреч. Мой ящик с описаниями "соседей по космосу" превратился в необыкновенную планету с самыми необыкновенными жителями. Эта моя планета так и осталась мечтой. Межзвездные полеты были еще не под силу людям, а сигналы, посылаемые к звездам мазерами и летающими зондами, оставались пока без ответа. Да, первые ракеты с приборами улетели на Юпитер и Сатурн, и наш институт ежедневно получает километры цифр от этих автоматов, ставших спутниками планет, и еще трещат в ушах аплодисменты, но если вспомнить - где же мечты о путешествиях со световой скоростью к голубым, белым, красным, оранжевым звездам, в гости к нашим разумным соседям? трезвый расчет мгновенно отрезвляет: пока нет энергии для таких скоростей.
Молчат звезды, молчат их планеты. Молчат, как те каменные черепахи, единственные живые существа, которых нашел на Марсе мой отец. И я, как только стал студентом и узнал серьезность всех физических законов, сразу же забросил свой ящик. Но однажды, перебирая старые бумаги, вновь открыл мою планету. Было жаль выбрасывать в мусоропровод эту забавную коллекцию пестрый мир детства. Попросив разрешения у Андрея, я переместил описания с помощью Сима в маленький электронный блок, величиной с книгу, не больше. Он был значительно меньше ящика и давно лежал в моем рабочем столе как старая школьная тетрадь, которую однажды находят и листают с улыбкой.
А Рыж помнил о коллекции.
Мы с ним пришли в Институт Солнца, в нашу лабораторию. Дверь была открыта, комната пуста. Я щелкнул включателем, и Сим мгновенно пробудился: уставив на нас оранжевый глаз, поздоровался, доложил, что Андрей на совещании.
- Как настроение, Сим? Как работа? - спросил Рыж. - Не перегружаешься?
- Могу не выключаться. Уже двести шестьдесят пять дней работаю без замены блоков.
Они говорили как приятели - металлический шкаф, упиравшийся плечами в стены, и маленький-серьезный Рыж. Рыж ладонью смахнул пыль со стекла, пробежал пальцами по клавишам, погладил железную кожу великана. Рыжа хлебом не корми - дай повозиться с машиной. Оставь я его здесь одного, и он забудет о времени, а мать поднимет тревогу: пропал сын.
- Я хотел бы проконсультировать новые стихи, - прогудел Сим.
- Не сейчас, - быстро сказал я. - У нас другая просьба.
