Глава первая
Все длинней, все гуще тени
От пригорков, от растений…
Брезжут звезды в синеве,
Роща смутная уснула;
Словно ведьма, ночь скользнула
И помчалась по траве.
Все синей бугры и склоны,
Все темней кустарник сонный
И косматые леса.
Вот на листьях в хмурых чащах
На зверьков, на птичек спящих
Пала первая роса.
Спят пастух и Миорица…
Пусть им добрый сон приснится!
Стадо подле них теснится,
Прикорнув средь влажных трав.
Алым венчиком кивая,
Спит гвоздика полевая,
Заяц, глаз не закрывая,
Дремлет, ухо приподняв.
Шар луны скользит украдкой
И с поспешною повадкой
Прячется в лохмотья туч.
Вестницам несчастий, совам,
Любо скрыться под покровом
Мглы, ветвей, отвесных круч.
И столетний дуб огромный
Захрапел в долине темной,
Мощной кроной шелестя;
И речная зыбь устало,
Затихая, прошептала,
Будто малое дитя.
Полуночный ветер вешний
Заплутал в ветвях черешни,
И везде, то там, то тут,
Слышен звук волшебной прялки —
Это феи да русалки
Шелк зари сучат, прядут…
Но проснулась Миорица,
И вздыхает, и томится,
Чуя близкую беду.
Буря воет прямо в уши,
Щелкает, как бич пастуший,
В бубен бьет, дудит в дуду.
Пред угрозой неизвестной
Зашатался строй древесный,
И мечтают дерева
Спрятаться в глухие норы,
Скрыться под холмы, под горы,—
Долу стелется трава.
У Миоры сердце сжалось,
И бедняжка заметалась,
Но лежал и нем и глух
Под кустом, как будто скован,
Неподвижен, околдован,
Андриеш, ее пастух.
Из-за берега речного
Заревела буря снова,
И овечки в старый лес,
Молчаливый и пустынный,
Побежали до единой
Через луг наперерез.
Черный Вихрь!
Со всех сторон
В мирный край вломился он!
Гнет в дугу леса и рощи,
Теребит чапыжник [8] тощий,
И вертится, и взмывает,
Скалы мнет, холмы срывает,
Предает луга огню,
Жжет дубравы на корню,
И летят, мелькнув едва,
Птичьи перья, дерн, листва…
И в кромешной тьме и вое
Исчезает все живое,
Исчезает в круговерти
Огненной и черной мглы,—
Мчатся птицы в лапах смерти,
Сучья, ветки и стволы,
Листья, корни, камыши,
Скалы, камни-голыши,
Бревна тяжкие, коряги…
Рвутся молнии-зигзаги
Между звезд, в разрывах туч.
Ветер яростен и жгуч,
И на берег, все сминая,
Катится волна речная.
Черный Вихрь дохнул на стадо, —
Мигом взвились овцы ввысь,
И, как в пору листопада,
Словно листья, понеслись
И пропали в душном дыме…
С громким лаем вслед за ними
Полетел и верный пес —
Всех коварный Вихрь унес.
…И безжизненная мгла
На притихший дол легла.
Нет Лупара, нет овец…
Лишь под ивой, как мертвец,
Скован чародейной силой,
Андриеш лежал застылый.
Дуб стонал в бессильной злобе,
Бузина да ива — обе
Трепетали, как в ознобе,
И приречные кусты,
Словно согнуты бедою,
Наклонились над седою
Взбаламученной водою,
Чтоб собрать свои листы.
Вот и солнце в полном блеске
Озарило перелески
И согрело пастушка,
Тронуло глаза и щеки,
Сжатый рот и лоб высокий,
Прядь льняную у виска.
Андриеш поднял ресницы:
— Ни овец… ни Миорицы…
Набежала на глаза
Непослушная слеза.
Не мерещится ль ему?
Всё погружено во тьму.
Сгинул, канул солнца свет —
Был да сплыл, и нет как нет.
Только, кажется, вчера
В небе шар сверкал с утра.
Удивился пастушок:
Пепелищем стал лужок.
Нет овец и нет ягнят.
Дерева в лесу горят.
Гибнут прямо на корню —
В жертву злобному огню.
Где теперь веселый лес?
Был — да вышел.
Весь исчез.
Головешки да зола —
Сожжены леса дотла.
И спросил, в слезах спросонок,
Изумленный чабаненок:
— Отчего не свищут птицы?
Отчего блестят зарницы?
Не журчит ручей веселый?
Высох луг, деревья голы,
В мертвых рощах — тишина,
Вся долина сожжена,
Всюду пусто, мрачно, дико.
Лишь кивает мне гвоздика
Одинешенька-одна!
Он в тревожном удивленье
Кинулся бежать в селенье,—
Вместо белого села
Только угли и зола.
Окна тусклые ослепли,
Утонули стены в пепле,
Тонкой струйкой тянет чад,
Хаты черные молчат…
Столько горя, столько боли
В хатах этих, в этом поле!
И, подавлен, опечален,
Вдруг он слышит — средь развалин
Будто кто вздыхает глухо…
Глядь, — к нему идет старуха
Из обугленных дверей,
По камням едва ступая,
В рваном рубище, слепая…
— Ты жива! Ответь скорей!
Иль ты призрак бестелесный?
— Я жива еще, дружок…
— Где же весь народ ваш местный?
— Черный Вихрь селенье сжег.
Колдовскою силой злою
По ветру пустил золою
Наши хаты чародей.
Сгибло множество людей,
Ну, а те, что уцелели,
Скрылись в рощах, средь ущелий,
В этот лес и ты иди,
Смелых гайдуков [9] найди,
С ними Вихря победи!..
Так старуха прошептала
И тотчас же с глаз пропала.
Андриеш в селе пустом
Постоял, взглянул на хаты,
Что спалил злодей проклятый,
И пошел своим путем…
— Где мой флуер? Где овечки,
Спавшие у светлой речки
Средь некошенного луга?
Где Миора, где подруга?
Где Лупар проворный мой?
Ветер! Ты хоть молви слово!
Как сыскать мне Вихря злого?..
Но, суровый и немой,
Ветер вдаль помчался снова.
— Тучка! Дай хоть ты ответ? —
Но ответа нет как нет…
Плачет мальчик; слезы градом
Брызжут на сухой песок…
И тогда раздался рядом
Еле внятный голосок:
— Андриеш, прошу, как друга!
Мне нужна твоя услуга,
Помощь мне твоя нужна!
— Кто тут шепчет?
— Бузина…
Черный Вихрь запутал туго
Сучья гибкие мои,
Где гнездились соловьи!
Помоги в напасти лютой,
Колтуны ветвей распутай,—
Видишь, как сплелись они,
Словно петли прочной сетки!
Развяжи их, расхлестни
И свободу мне верни!..
Пастушок распутал ветки,
И сказала бузина:
— Из моих ветвей одна
Пригодится для свирели.
Сделай дудочку! Она
Доведет тебя до цели.
В память нашей встречи срежь
Эту ветку, Андриеш!
И пастух из ветки тонкой
Сделал новый флуер звонкий,
К трепетным губам прижал,
Вдоль отверстий пробежал…
И над выжженной долиной
