простой перепечаткой марковского словаря: включены дополнительно все словарные пояснения А. В. Маркова из последовавших его публикаций беломорских записей, теперь переиздаваемых, а также из его рукописей, использованных в нашем издании.
Упомянутые в рецензии указатели предметов и имен принадлежали не А. В. Маркову, а самому рецензенту и по исполнению оставляют желать лучшего. Наше издание следует типу книг серии «Памятники русского фольклора», где указатели такого рода не предусматривались.
То, что сам А. В. Марков называл «список былин по содержанию», вследствие слишком радикального увеличения относящегося сюда материала, пришлось трансформировать. Дается Указатель сюжетов ста́рин и духовных стихов — с отсылками к номерам публикуемых текстов, но без указания параллелей. Они сообщаются по каждому сюжету отдельно — при компактном комментировании всех относящихся к нему записей, которые вошли теперь в наше издание. Комментарии группируются в нем именно по сюжетам, следуя традиции, которая утвердилась в нашей науке уже после А. В. Маркова — с появлением «Былин Севера» А. М. Астаховой.
Согласно той же традиции и в связи с расширением материала, даются отсутствовавшие у А. В. Маркова указатели исполнителей и мест записи. Наличие же в нашем издании, помимо основной его части, Приложения I, содержащего более сотни записей, не относимых к ста́ринам и духовным стихам, потребовало дать указатель их по первой строке.
Весьма важной частью издания является Приложение II, где напечатаны согласно современным принципам все сохранившиеся записи беломорских напевов — слуховые и выполненные на фонографе А. В. Марковым и А. Л. Масловым. [44]
В Приложении III воспроизводятся статьи и научные отчеты А. В. Маркова о результатах его поездок на Белое море, включая неопубликованные. Здесь же впервые печатаются цитированные выше посмертные оценки научной деятельности А. В. Маркова, принадлежавшие крупнейшим русским фольклористам того времени.
Был расширен иллюстративный материал марковских изданий. Помимо воспроизведения всех помещенных в них фотографий Б. А. Богословского добавлены его экспедиционные снимки, которые сохранялись у родственников А. В. Маркова, некоторые семейные фотографии; составлена географическая карта мест беломорских записей А. В. Маркова.
Считаю приятным долгом принести слова благодарности ученым, оказавшим значительное содействие работе. Это ныне покойный Н. И. Толстой; ныне здравствующие В. П. Аникин и В. А. Василенко (он сохранил и с готовностью предоставил мне документы, относящиеся к биографии А. В. Маркова). Это и некоторые из фольклористов Пушкинского Дома, в особенности, Л. И. Петрова, впервые составившая — специально для настоящего издания — посюжетную библиографию записей духовных стихов, [45] и рецензент-музыковед Е. И. Якубовская. Особая признательность — родственникам собирателя: его сыну А. А. Маркову, его двоюродной внучке Т. Ю. Корнеевой, ее мужу В. П. Корнееву и их дочери П. В. Корнеевой. Они любезно предоставили документы, относящиеся к биографии собирателя, и фотографии из семейного архива; я пользовался их советами и содействием. Благодарю также за чрезвычайно благожелательное отношение сотрудников Отдела рукописей Российской Государственной библиотеки (прежде всего — ныне покойного В. Я. Дерягина) и Государственного Центрального музея музыкальной культуры имени М. И. Глинки.
С. Н. Азбелев
О НАПЕВАХ БЕЛОМОРСКОГО СОБРАНИЯ А. В. МАРКОВА
После того как в 1877 г. американец Томас Алва Эдисон изобрел фонограф, у собирателей устного народного творчества появилась возможность использования звукозаписывающей аппаратуры. В России активное внедрение фонографа в практику фольклористов происходило на рубеже XIX—XX столетий. Здесь наибольшим размахом отличалась деятельность Е. Э. Линевой. Именно в ее публикациях со всей очевидностью были продемонстрированы те безусловные преимущества, которые обретал исследователь при работе с документальными звуковыми материалами. [46]
Принципиальными сторонниками использования звукозаписи в фольклористике оказались филологи А. Д. Григорьев и А. В. Марков, хотя их подходы несколько различались. А. Д. Григорьев отдавал предпочтение индивидуальной собирательской деятельности с последующей передачей фонографических валиков для расшифровки музыковеду И. С. Тезавровскому. [47] А. В. Марков привлек к участию в экспедиции 1901 г. музыковеда А. Л. Маслова, [48] наделив его широкими полномочиями: А. Л. Маслов осуществлял самостоятельные наблюдения, выполнял слуховые записи мелодий непосредственно с голосов народных исполнителей, принимал участие в записи народных певцов на фонограф, наконец, в процессе подготовки материалов к публикации расшифровывал фонографические валики.
В итоге нотные разделы двухчастного собрания [49] наряду с расшифровками включили в себя и напевы, записанные в экспедиции непосредственно на слух. Таким образом, публикация, с одной стороны, все еще сохраняла связь с традицией фольклорных изданий второй половины XIX столетия, а с другой — опиралась на новые принципы, связанные с обработкой документальных звукозаписей.
На основе материалов, собранных в совместной экспедиции, А. Л. Масловым были написаны две статьи. Одну из них он посвятил изучению проблематики народного духовного стиха, [50] другую — особенностям композиции былинных напевов. [51] Обе статьи оказались важными вехами в развитии русской музыкальной фольклористики и не утратили своего научного значения до настоящего времени. [52] Деятельность А. Л. Маслова-ученого отличалась достаточно широким диапазоном. Благодаря его усилиям как собирателя, расшифровщика и исследователя музыкальная часть собрания А. В. Маркова была достойно представлена российской научной общественности. [53]
По завершении работ, вызванных подготовкой к изданию материалов Зимнего и Терского берегов Белого моря, А. Л. Маслов продолжил сотрудничество с А. В. Марковым. Судя по рукописи, сохранившейся в Государственном центральном музее музыкальной культуры им. М. И. Глинки, он выполнил еще 22 расшифровки с фонографических валиков, записанных А. В. Марковым в результате обследования традиций Поморского и Карельского берегов Белого моря. [54] При отборе фонограмм А. Л. Маслов наибольшее внимание уделил музыкальным образцам народного эпоса (главным образом — духовным стихам и балладам), с изучением которых связывал, по-видимому, основное направление в своих научных исследованиях. К сожалению, его труду не суждено было получить завершения. Трагическая гибель ученого в 1914 г. лишила русскую музыкальную фолькористику одного из самых ярких ее представителей, чья творческая деятельность уже на первых этапах увенчалась несомненными научными достижениями. [55] Со смертью А. Л. Маслова интенсивность изучения песенного фольклора северных поморов заметно ослабла.
В результате широкомасштабной собирательской работы, осуществленной в районах Русского Севера уже в советское время, [56] наши представления о народнопесенной культуре поморов заметно расширились. Однако и на этом фоне публикации, выполненные в начале XX столетия А. Л. Масловым, прочно сохраняют свое место в ряду главных источников при изучении музыкальной стилистики севернорусского поющегося фольклора.
В дальнейшем отдельные нотные образцы из собрания А. В. Маркова включались в состав музыкальных иллюстраций академического собрания «Исторические песни», [57] появлялись на страницах былинных томов серии «Литературные памятники»; [58] 10 напевов вошли в музыкально-поэтическую антологию «Былины» Б. М. Добровольского и В. В. Коргузалова. [59] Музыковеды-фольклористы не раз обращались к Беломорскому собранию и в трудах общетеоретического характера, [60] и в исследованиях, посвященных отдельным явлениям народнопесенной культуры. [61] Иногда мелодии приводились как образцы для сравнения с песенным материалом, стилистически весьма отдаленным от севернорусского. [62]
И все же материалы, вошедшие в Беломорское собрание, уже хотя бы по своему объему предполагали более активное введение их в научный оборот. Но понятна и та осторожность, которую проявляли специалисты. Собрание А. В. Маркова рассматривалось музыковедами как собрание
