Вот так. Свалю все на него, пусть отдувается за нашу взаимную антипатию. Почему я одна должна страдать?!
— Таня, — строго воскликнула Оксана, — игра заключается не в том, чтобы каждый делал только то, что ему хочется!
Ни дать ни взять — профессор университета! Умничает! Ну в каждой, в каждой бочке затычка! Надоела!
— Не нужно уподобляться сбежавшей истеричке Але, — продолжила отчитывать меня Оксана, — Таня, ты-то ведь не такая, это я тебе говорю! Не дури!
Да как она смеет ругать меня, словно годовалого ребенка?! Думает, каждым можно манипулировать? Сказать: «Ты не такая!» — и по щелчку заставить выполнять свои команды? Не на ту напала! Раз подлец Донских молчит, повесил все на меня, тогда…
— Прости, Оксана, я не могу, — на удивление спокойно сказала я. Печально так сказала, сама от себя балдею! Умею же! — Я не могу целовать твоего парня, — все так же грустно продолжаю я. — Мы подруги вроде как. Понимаешь? Ты сегодня рассказывала, как Саша восхитительно целуется, как вы говорили обо всем, как были счастливы вместе… мне кажется, это еще вернется! — Я послала Оксане полный обожания взгляд. — Я в этом просто уверена! Вы такая красивая пара…
Мысленно я себя поздравляю. Оксана вознаграждена по полной программе. Теперь она рта не откроет!
Ребята перевели свои взгляды с меня на Оксану, а Саша неожиданно поднялся:
— Нет ни единого шанса, что мы с Оксаной снова будем вместе, так что ты зря беспокоишься.
Га-а-а-а-д! Вечно он все портит!
Оксана глянула на меня кровожадно и сладенько подпела ему:
— Вот видишь, Танюша, тебе не нужно думать о былом. Что было, то прошло, ты можешь без угрызений совести поцеловать его.
Остальные поддержали.
Я сделала все, что могла!
Смотрю на ухмыляющегося Сашу и ненавижу его пуще прежнего.
— Может, ты скажешь им наконец?! — тихо спросила я.
— Что именно сказать?
Издевается! Он глумится надо мной! Моему терпению пришел конец!
— Ты должен сказать им, что целовать тебя я никогда-никогда не стану — ни минуты, ни секунды! Даже если ты пройдешь от своего дома до моего на коленях. Никогда — ни за что! Я лучше съем мертвую крысу! Тебе стоило им сказать, что я тебя ненавижу!
Мой брат утомленно закрыл глаза, а Жанна икнула. Вадик засмеялся, Оксана вытаращилась, наверно, ей впервые было нечего сказать, Дрон скромно потупился, Паша закусил губу, Юля ойкнула, Люся прокашлялась, Нина выдвинула челюсть вперед, ну а Саша посмотрел на моего брата и сказал:
— Если бы она не была твоей сестрой, я бы ее отлупил!
Рома покраснел и сердито глянул на меня.
— Если бы она не была моей сестрой, я бы тебе помог!
— Какие страсти, — весело заметил Вадик.
Лучше бы он этого не говорил!
Рома тоже так подумал.
— Заткнулся бы ты! — бросил он.
— Какая проблема, — Вадик неожиданно подмигнул мне, — если какой-то девушке не нравится Донских до тошноты, это еще не конец света!
Он абсолютно прав! Вот он — мой парень, моя судьба! Тихонько горжусь им. Как же он мужествен и красив! Не чета собравшемуся тут дурачью!
— Мы что, больше не играем? — скромно уточнил Паша и обвел всех недоумевающим взглядом маленьких глазок.
Господи, нельзя делать людей мало того что уродами, так еще и настолько несообразительными!
— Сделаем переход хода, — решительно заявила Оксана, — крути, Саша.
— Неохота, — безразлично отозвался Донских.
— Да ладно тебе! — Оксана неестественно засмеялась. — Танька не понимает, от чего отказывается.
Ой уж, так и не понимаю. От плевка в лицо, вот от чего!
Донских нехотя взял бутылку и крутанул ее.
Все-таки проблема разрешилась. Я с облегчением набрала в легкие побольше воздуху, да так и не выдохнула, как хотелось — тягуче, с наслаждением. Воздух вырвался из ноздрей резко, точно пламя из пасти дракона. Проклятая бутылка снова указала на меня! Это какой-то сглаз. Меня сглазили!
— Вот и поиграли, — вздохнула Нина-челюсть.
— Злой рок судьбы, — тоскливо протянула Оксана.
Саша посмотрел на нее и поморщился.
— А по-моему, просто дурацкая бутылка.
«А по-моему, дурацкий ты», — мысленно негодую я.
Все головы одновременно повернулись ко мне.
— Таня!
Рома смотрит на меня… как же… ах, да, точно — убийственно смотрит. Кажется, я не только иногда мечтаю вслух, но и негодую тоже.
— Достала! — рявкнул брат. — Извинись сейчас же!
Извиниться? Перед Донских?! Да ни за что! «Дурацкий» — это еще самое лестное, что о нем можно сказать.
— Не вижу за собой вины, — твердо произнесла я.
— Тогда ты слепая!
Кажется, игрой под названием «Быть как все» я сыта по горло. Сразу можно было понять, что ни одна, даже начинающая, леди за пару часов в бесправную крестьянку не превратится!
Я поднялась и подошла к двери.
С меня хватит.
— Пойду, выпишу себе очки! — презрительно бросила я. — Только боюсь, что даже через самые толстые линзы я не увижу своей вины перед твоим дружком. Зато его вину передо мной по-прежнему видно невооруженным глазом!
Под молчаливое осуждение ребят я вышла за дверь.
А на улице светила луна. Маленький белый кружок на небе и тишина. Я шла по лесу напролом, лишь бы подальше от этих отвратительных развалин.
Все против меня, даже брат родной. Ужасная игра! Ну чего хорошего целоваться с каждым встречным-поперечным, когда хочется только с одним-единственным?! И вроде бы весело, захватывающе, но это ложь. Развлечение для тех, кто говорит: это просто игра. Не только говорит, но и думает так. А я могу лишь сказать, думаю я по-другому! Мне нужен один — тот самый — моя судьба, и целоваться с десятком всяких недостойных — это позор для леди. И пусть ОНИ шушукаются за спиной, пусть потешаются и пусть завидуют, что никому из них не хватает силы воли быть не как все.
«Толпа, нахлынув, в грязь втоптала то, что в душе ее цвело…» Да-а, вот кого надо слушать — великих поэтов, в особенности господина Тютчева! А выскочек, которым нечем похвастать, кроме виртуозного умения целоваться, слушают только слабые личности, да и не личности вовсе. Те, кто смирился, что нет у них собственного мнения и никогда уже не будет, те, кто вообще не соображает, зачем нужно это самое собственное мнение. Существа с биркой на ушке: «Личный батрак Оксаны». И ведь Оксана не плохая, она такая, какая есть, и не пытается подстраиваться. За одно это ее можно уважать. На месте Оксаны мог быть кто угодно, та же Жанна. А я не хочу… и не буду лицемерно дружить с людьми, которые беспрекословно выполняют чьи-то приказы. Они мне не нужны — это как барахло в квартире, которое проще выкинуть, чем спотыкаться об него постоянно. Но далеко не все так думают, кто-то сохранит барахло в надежде, что однажды оно может пригодиться. Но велик ли шанс, что так будет? Захламлять квартиру сомнительными вещами, захламлять свою жизнь людьми с биркой… зачем?
— Таня! — послышалось сзади.
Меня догнал брат.
— Куда ты ломанулась? Постой!
— Ой, Рома, оставь ты меня! — У меня даже сил говорить не осталось, после той, последней моей речи, про самые толстые линзы.
— Ты чего? Плачешь, что ли?
— Вовсе нет, что за глупость. — Я и правда не плачу, но если он станет меня жалеть — могу!
Рома пошел рядом.
— Ну чего ты к нему прицепилась?
— Отстань! — С Ромой можно разговаривать, как хочешь, он ведь брат.
— Нет, так не пойдет, — остановил он меня. — Таня, я сказал ему, когда мы в лагерь собирались, чтоб он тебя не трогал. И он ведь не трогал!
— Ага, а мяч!
— Это случайность!
Я-то знаю, что случайность, просто сказать больше нечего.
— Рома, ну а что ты предлагаешь? Я должна была с ним целоваться, после того… после того, что он сделал! Да с какой стати?
— С такой стати, что сама притащилась, сама села с нами играть, могла бы сообразить, как может получиться!
— Захотела и притащилась — мое дело! Что ж мне теперь из-за Донских из палаты не выходить?!
