Когда-то вся Земля была расплавленной. Вот почему у нее богатое железом ядро, в котором много и других металлов – зато на поверхности их мало [522]. Так что редкоземельные металлы в действительности совсем не редки. Их просто нет в значительных концентрациях в земной коре, а до земного ядра, где их полно, мы добраться не можем. Самая глубокая пока что просверленная человеком скважина уходит вглубь Земли всего лишь менее чем на пятисотую долю расстояния до центра нашей планеты, а ядро простирается до половины радиуса Земли.
В конце концов, любой расплавленный объект остывает и затвердевает. Но если в него на большой скорости врезается другое крупное тело, на их месте образуется поле рассеянных, расколотых на части космических обломков. Однако эти фрагменты уже успели перед столкновением пройти описанную выше фазу разделения на тяжелую и легкую фракции. Поэтому мы и видим теперь, что одни астероиды состоят почти целиком из чистого камня, а другие – из чистого металла. Будущему космическому шахтеру важно знать, что некоторые астероиды произошли из разбитого на части ядра бывшей протопланеты, которое испытало процесс дифференциации. Поэтому эти астероиды богаты редкоземельными металлами, а также и другими, которые мы зовем драгоценными: золотом, серебром, платиной, иридием, палладием.
Если вы получили доступ к многочисленным источникам редкоземельных металлов, вам больше нечего беспокоиться о том, что кто-то контролирует поставки стратегического сырья. Да, «космический рудоискатель № 1» – страна или частная компания – первым начнет разрабатывать недра ближайшего к Земле редкоземельного астероида, а значит, будет и контролировать эти поставки. Ну и что? «Космический рудоискатель № 2» уже спланировал полет на другой астероид и его разработку. Вот тут-то и начнут действовать нормальные экономические и политические законы. Первопроходец не захочет, чтобы кто-то заложил свою шахту на другом астероиде. Он захочет, чтобы все остальные покупали редкоземельные элементы, добытые на его шахте. Поэтому он назначит такую цену за свой продукт, чтобы каждому было дешевле купить металл у него, чем посылать свои космические корабли на другие астероиды. И если он завысит эту цену, все тут же бросятся строить шахты на собственных астероидах.
Нет никаких сомнений, что добыча полезных ископаемых на астероидах когда-нибудь станет триллионным бизнесом, даже если огромный рост предложения заставит снизиться заоблачные цены, по которым редкоземельные металлы продаются сейчас. Когда цена очень востребованных товаров падает, растут возможности их применения. Правда, строительство шахт на астероидах вряд ли начнется завтра – хотя в этом направлении уже появляется множество стартапов. Например, Метеорологический институт в Финляндии предлагает отправить флот наноспутников, движущихся на энергии солнечного ветра, для сбора данных по химическому составу нескольких сот астероидов. И все же пока придется искать другие решения проблемы. Может быть, кто-то изобретет смартфон, которому не требуется диспрозий. Может быть, кто-то другой наконец придумает заменяющий батареи механизм хранения и накопления солнечной энергии.
Астероиды не единственные малые небесные тела, способные принести нам немного мира и безопасности. На некоторых кометах воды столько же, сколько ее в Индийском океане, и она пресная; немного фильтрации, и вы получаете чистую воду. Изловить комету совсем не трудно: надо выйти на ее орбиту и отколоть от нее кусок. Кометы скреплены непрочно: они напоминают огромные снежки из грязного и мокрого снега. Они только и ждут, чтобы их развалили. Это может сделать даже мягкое действие приливных сил пролетающей мимо планеты. Когда вы заполучили кусок кометы, вы можете вывести его на орбиту вокруг того места, где в нем есть нужда, – вокруг Земли, Луны, Марса – словом, где хотите, – а потом время от времени летать к ней и откалывать от нее куски величиной с айсберг. Конечно, придется еще подумать, как это все устроить, но это уже инженерная, а не научная проблема. Любой умный инженер будет в восторге от такой задачи.
Вот вам одна из картин будущего, путь к миру и исцелению от вражды. В продолжающемся столетиями альянсе военных и звездочетов эти две касты чаще бывали друзьями, чем врагами. Теперь астрофизики и исследователи космоса – наследники древних звездочетов – могут получить космическую власть для уничтожения вечной причины войн.
Но до этого еще далеко. На протяжении тысячелетий войны между народами, регионами, религиозными течениями, кланами или просто несогласными или соперничающими друг с другом людьми всегда были на горизонте, а то и в полном разгаре. И все же, несмотря на ее вездесущность и постоянство, «мы (или, по крайней мере, мы – американцы) успели забыть, что значит война», писал известный историк Тони Джадт незадолго до смерти. «Отчасти это, возможно, потому, что в XX веке влияние войн, насколько бы глобальными они ни были, не везде оказалось одинаковым». В Африке, в Европе, в Латинской Америке, в Азии, на Среднем Востоке в прошлом столетии война «означала оккупацию, массовые перемещения, лишения, разрушения и массовую гибель людей», потерю человеком семьи и соседей, дома и привычной обстановки, личной безопасности и национальной автономии. Для победителей и побежденных, для обеих сторон, воспоминания об ужасах, пережитых в бесконечных гражданских войнах, были схожими. С другой стороны, Соединенные Штаты
все это обошло стороной. Американцы видят XX век в гораздо более положительном свете. США никогда не были оккупированы. Они не знали больших человеческих или территориальных потерь, захвата или расчленения. Кроме унижения в неоколониальных войнах (во Вьетнаме и теперь в Ираке) они не испытали никаких других последствий поражения. Несмотря на амбивалентную природу последних кампаний, большинство американцев по-прежнему считают, что войны, которые вела их страна, – «хорошие войны». Роль, сыгранную США в двух мировых войнах, и то, как эти войны закончились, – все это не нанесло стране ущерба, а наоборот, обогатило ее[, и поэтому] многим американским комментаторам и политикам опыт прошлого столетия говорит: «война работает»… Для Вашингтона война остается опцией – ив некоторых случаях главной опцией. Для остальной части развитого мира она стала крайним, исключительным средством [523].
Если полномасштабная космическая война все же когда-нибудь случится, она ничем не будет напоминать мировые войны, изображенные в романах «На Западном фронте без перемен» и «Нагие и мертвые», в стихах Зигфрида Сассуна и Уилфреда Оуэна [524]. Не будет она похожа ни на Вьетнам, ни на Ирак, ни на Афганистан. Не будет ни грязных, вонючих траншей, ни знойных, безжалостных пустынь; девятнадцатилетние мальчишки не станут брести вслепую через джунгли на другом конце мира; скрючившийся в попытках укрыться от обстрела моряк не увидит, как в ярде от него у его приятеля сносит осколком полголовы. Настоящая война космической эпохи будет стерильной, бесстрастной, педантичной и, вероятно, очень короткой. Государства будут рушиться в течение дня.
Как бы часто американские общественные деятели ни провозглашали особое, доминирующее положение своей страны, работа, которую необходимо выполнить в этом столетии, неизбежно должна быть совместной, кооперативной – что и стало главной идеей речи, произнесенной президентом Бараком Обамой на Генеральной Ассамблее ООН спустя восемь месяцев после вступления в должность:
Моя обязанность – действовать в интересах моей страны и моего народа, и я никогда не стану просить прощения за то, что защищаю их интересы. Но я глубоко верю в то, что в 2009 году – более, чем в любой другой момент человеческой истории, – у всех стран и народов интересы общие. <…> Технологии, которые мы применяем, могут либо осветить путь к миру, либо навсегда погрузить этот путь во тьму. <…>
