От тех традиционно-первобытных, древних временах, о «разложении» тогдашнего «строя» не осталось никаких письменных свидетельств. Однако принято считать, что конец патриархальщине пришел с развитием института частной собственности, когда рабы из неполноправных членов патриархальной семьи превратились в бесправных, жестоко эксплуатируемых и угнетаемых людей.
«Тяжелым трудом многочисленных рабов создавались богатства для небольшой кучки рабовладельцев».
Итак, не имея письменных источников, историки утверждают, что рабы появились еще в эпоху первобытности, как неполноправные члены патриархальной семьи. Эту стадию Маркс назвал патриархальной системой рабства, а Энгельс — восточным домашним рабством. Он писал, сравнивая «древний Восток» с «античной Грецией»:
«Иное дело домашнее рабство на Востоке; здесь оно не образует прямым образом основы производства, а является косвенным образом составной частью семьи, переходя в нее незаметным образом». [2]
Взгляды Энгельса и Плеханова кое в чем отличаются от взглядов самого Маркса, не говоря уже о марксистской теории, существовавшей в Советском Союзе. Маркс делил человеческую историю на две больших формации: общественную (первобытность) и общественно-экономическую (вся остальная история). Предполагалась еще и третья формация — безгосударственная, то есть коммунизм.
Общественно-историческую формацию Маркс делил на несколько способов производства: азиатский, рабовладельческий, феодальный, капиталистический. Правда, не было окончательной ясности с азиатским способом производства, и в некоторых работах Маркс называет его стадией рабовладельческого способа производства.
Позже, советские историки смешали марксовы формации и способы производства, все их назвали формациями, добавили коммунистическую формацию, а азиатский способ производства объединили с рабовладением. Так появилась известная «пятичленка»: первобытность, рабовладение, феодализм, капитализм и коммунизм (социализм считался первой стадией коммунизма). Проблемы возникают сразу: и при анализе «первобытности», и при переходе к «рабовладению».
Дмитрий Лялин пишет:
«Совершенно неприемлемой является характеристика раннеклассовых государств как „рабовладельческих обществ“, и, соответственно деление населения этих государств на классы рабов и рабовладельцев. Как известно, рабовладение не может быть характеристикой какой-либо одной формации, поскольку существует на протяжении всей истории человечества и характерно для любого общества в той или иной мере. Рабство — лишь крайнее проявление власти над человеком».
А мы напомним, что и поныне в любой семье имеются «неполноправные члены», это — несовершеннолетние дети и некоторые другие, например, больные родственники. Да и сами ученые обнаруживают, что патриархальная, или «восточная» система рабства существовала повсюду: в Азии, Африке, да и во всей Европе. И хронологический разброс этой системы, как и правила ведения военных действий, весьма велик.
Тот же Е. А. Разин сообщает, что:
«…остатки… пережитков периода разложения родового строя наблюдались у казахов XIX века, у которых противники по обычаю предков, перед тем как напасть, предупреждали друг друга. „Пусть укажут место боя“, говорили они; лишь после этого можно собирать людей для боя. Такая обстановка вооруженного столкновения исключала внезапность».
Другой весьма недавний по времени пример: вооруженные столкновения сахалинских гиляков. Сначала стороны пытались уладить дело мирным путем даже в обстановке кровной мести. Для этого каждый враждующий род выбирал посредника из нейтрального рода и снабжал его ценной одеждой, луком со стрелами и копьем. Такие посредники старались предотвратить столкновение с помощью выкупа, что часто и удавалось. А если не удавалось, то обиженный род нападал на обидевший. Дальше ход событий обычно бывал таким.
В нападении — как правило, ночном — участвовали все взрослые мужчины рода. Обидчики ожидали нападения с оружием в руках, собравшись в одну юрту, в которой был тайный запасной выход для устройства засад и вылазок. Женщины, дети и все имущество оставалось в других юртах без всякой охраны, так как все это считалось неприкосновенным по неписаным, но строго соблюдавшимся правовым нормам. Имелись и нормы продолжительности «войны»: она длилась всю ночь до рассвета. По окончании срока нападавшие удалялись, после чего подвергшиеся нападению производили подсчет убитых, и если потери противника были больше, то конфликт считался исчерпанным. Если же потери нападавших оказывались меньше потерь подвергшихся нападению, то последние отвечали таким же нападением на своего противника. Допускалось столкновение и в море, на рыбной ловле; на этот случай в носовой части лодки имелся подъемный щит для защиты от стрел.
Так что «искусства войны» в естественном сообществе, живущем в балансе с природой, не было, а правила «военных действий» — были. Что же подвигало людей к вооруженным стычкам? Потребности защиты района охоты или скотоводства данного племени. Собственность на землю, владение которой было необходимым условием первобытного производства; она создавала основы возможных столкновений между племенами. Но скажем прямо, представители любой популяции биологических организмов, будь то львы, волки или суслики, защищают свою территорию. Прав Разин: это еще не война.
Если численность сообщества превышала возможности природы, территория, занимаемая общиной, оказывалась недостаточной для обеспечения ее существования. Возникала необходимость или перемещаться всем племенем на другие земли, или расширять территорию, и это иногда служило причиной столкновения общин. Такие вооруженные столкновения людей были закономерными, но происходили они редко.
Итак, кровная месть, расширение территории племени, месть за нападение — вот из-за чего происходили вооруженные столкновения того времени.
Выше мы привели в качестве примера первобытных «войн» стычки казахских и сахалинских племен XIX века. Как видим, изучение жизни весьма далеко живущих друг от друга племен показывает сходные черты в вооруженных столкновениях. Те же черты можно найти и в поведении некоторых австралийских и африканских первобытных племен. Они редко прибегали к оружию. Всегда старались уладить конфликт мирным путем, и лишь в крайнем случае применяли против людей орудия охоты: копье, бумеранг, лук и стрелы.
У этих племен тоже существовали строгие правила, которые соблюдались при вооруженных конфликтах.
Нападение не могло быть внезапным; ему предшествовали переговоры. Столкновение происходило только на специально предназначенном для этого месте, а применению оружия обычно предшествовала длительная перебранка сторон, располагавшихся на некотором удалении друг от друга. Наконец, очень часто для разрешения конфликта прибегали к единоборству, а уж если завязывался «бой», то он сводился к действию метательным оружием, — бойцы попросту закидывали друг друга камнями и палками. При этом достаточно было пролития первой крови, чтобы потерпевшая сторона признала себя побежденной. Борьба не носила ожесточенного характера. Пленный не представлял ценности, и его или убивали, или принимали равноправным членом рода, или же отпускали.
С развитием общества картина усложняется. Если отбросить надуманные идеи о какой-то «классовой борьбе», и присмотреться к ходу эволюции общественных структур, становится ясным, что законы эволюции едины, — со временем развиваются все структуры, и военные тоже: совершенствуется организация, оттачивается мастерство.
В нашем понимании структуры, образующие социальную систему, есть ее целостные части, характеризующиеся устойчивыми связями и интересами, обеспечивающими сохранение основных свойств каждой из них во времени. На структуры — властные и производственные, научные и бытовые, армейские и идеологические (религиозные), торговые и финансовые — разделена единая социальная система. Среди них, конечно, можно найти и классы в традиционном понимании. Интересы структур не тождественны интересу системы в целом, но могут совпадать с ним в некоторых деталях.
