Этот двойственный подход – регулярно призывать к миру и при этом интенсивно готовиться к войне – прочно установился к тому времени, как Конгресс заложил краеугольный камень американской космической программы – Национальный закон США об аэронавтике и исследовании космического пространства 1958 года. В его вступительном параграфе, в секции 102(a), декларируется, что «деятельность в космосе должна быть посвящена мирным целям, направленным на благо всего человечества». Затем секция 102(b) гораздо более многословно декларирует, что космическую деятельность должно осуществлять гражданское агентство, за исключением тех случаев, когда это:
деятельность, характерная для или в основном связанная с развитием систем вооружения, проведением военных операций или защитой Соединенных Штатов (включая исследования и разработки, необходимые для эффективного обеспечения обороны Соединенных Штатов), которая должна находиться в сфере ответственности и проходить под управлением Министерства обороны.
Отметим, что «развитие систем вооружения» упоминается первым – и отдельно от «защиты Соединенных Штатов». Отвесив дипломатический поклон в сторону «мирных целей», Конгресс не оставляет никаких сомнений в том, что милитаризация и размещение оружия в космосе неизбежны.
Президент Эйзенхауэр маневрировал на минном поле «война – мир – дипломатия» обычным образом: шаг вперед, шаг назад, периодические упоминания преимуществ мира наряду с недостатками и высокой стоимостью гонки вооружений. И все это время он руководил быстро начавшимся в постспутниковую эпоху расширением американских программ межконтинентальных баллистических ракет и ракет среднего радиуса действия, как и инициативами в области военной космической техники и техники двойного назначения. В этих планах спутники-разведчики продолжали занимать почетное место.
Кроме проектов «БЭМБИ» (BAMBI) и «Защитник», среди военно-космических инициатив эры Эйзенхауэра были такие дорогостоящие и сверхсекретные проекты, как спутник-разведчик WS-117L (WS обозначало weapons system – «системы вооружения»); спутник MIDAS (Missile Defense Alarm System), предназначенный для раннего обнаружения запусков ракет – предполагалось, что он сможет предупредить о надвигающейся атаке советских МБР за тридцать минут вместо пятнадцати, обеспечиваемых наземными системами; спутник для сбора фотографических и электромагнитных данных SAMOS (Satellite And Missile Observation System); проект «Корона», созданный объединенными усилиями ЦРУ и ВВС, который превосходил по параметрам и WS-117L, и SAMOS и который в большой степени принял на себя задачи в области разведки, прежде выполнявшиеся самолетами-шпионами ЦРУ «У-2». Среди систем двойного использования, ценных как для военных, так и для гражданских пользователей, были метеорологический спутник для телевизионных наблюдений в инфракрасном диапазоне TIROS (Television Infrared Observation Satellite), совместно разработанный NASA и Управлением материально-технического снабжения армии, и созданная ВМФ навигационная система спутников «Транзит». Оба эти проекта начинались как чисто оборонные программы, но затем стали доступны и для гражданского использования – позже то же самое произошло с системой глобального позиционирования NAVSTAR (GPS), которая скоро станет приносить американской экономике 100 миллиардов долларов в год.
Другими важными инициативами, предложенными в годы президентства Эйзенхауэра, были, например, спутники связи первого поколения: «Эхо», надувная майларовая сфера, которая могла использоваться как пассивное реле для радиосигналов; SCORE, способный транслировать предварительно записанное сообщение; «Курьер», который мог как хранить, так и передавать данные. Почти все спутники связи обращаются вокруг Земли по геостационарным орбитам (ГСО), синхронизированным с вращением Земли. Как и Земля, они совершают один оборот ровно за один день, поэтому получается, что они неподвижно висят над одной и той же точкой земной поверхности. Идею о том, что ГСО была бы удачным местом для размещения спутников связи, впервые высказал в 1945 году писатель-фантаст Артур Кларк в подробной статье, в которой был поставлен вопрос: «Могут ли космические станции обеспечить трансляцию радиоволн на весь мир?» Да, могут – и обеспечивают [383].
Способы перехватывать вражеские спутники и баллистические ракеты тоже начали всерьез разрабатываться при Эйзенхауэре, как и идея выводить на орбиту целые созвездия спутников-бомбардировщиков. ВВС, которые надеялись сменить NASA в роли главной американской космической организации, независимо спроектировали управляемый экипажем пилотов космоплан многократного использования для разведки и бомбардировки «Дайна-Сор» (Dyna-Soar). Этот космический корабль – не будь проект закрыт прежде, чем состоялся хоть один полет, – должен был запускаться ракетой-носителем, аэродинамически планировать вокруг Земли в средних слоях стратосферы на высоте в 60 миль и приземляться как самолет. Некоторое время ВВС сотрудничали с NASA в исследованиях движения на гиперзвуковых скоростях и экстремально большой высоте, а также изучали возможность повторного входа в атмосферу, разрабатывая совместный проект космоплана Х-15 [384].
Реальная и потенциальная милитаризация космоса в большой степени была связана и с фигурой сенатора Линдона Джонсона, демократа из Техаса, который считал космическую тему многообещающей для своей партии [385]. Президент-республиканец, может быть, и хотел преуменьшить важность запуска советского спутника и не вступать в открытое состязание с красными, но долго это продолжаться не могло. Спустя пару недель поле запуска второго спутника Джонсон как председатель одного из подкомитетов могущественного сенатского Комитета по делам вооруженных сил открыл многомесячные слушания на тему о том, что было бы необходимо Америке для господства в космосе. Эти слушания, по словам одного из разработчиков Национального закона США об аэронавтике и исследованию космического пространства 1958 года, «протекали в напряженной атмосфере глубокой озабоченности состоянием национальной обороны США». Позиции сенатора Джонсона усиливались. За день до речи Эйзенхауэра «О положении в стране» в январе 1958 года на совещании сенаторов – членов Демократической партии он заявил:
Контролировать космос значит контролировать весь мир. <…> Если быть в космосе означает занимать наивысшую позицию – с которой можно полностью контролировать все, что происходит на Земле, – тогда наша национальная цель и цель всех свободных людей должна заключаться в том, чтобы победить и занять эту позицию.
На выборах в Конгресс в ноябре 1958 года демократы разгромили республиканцев. Почти немедленно после этого Джонсон начал маневрировать с целью обставить команду Эйзенхауэра по внешней политике. Кроме того, он убедил президента Эйзенхауэра позволить ему выступить на Генеральной Ассамблее ООН, состоявшейся в середине ноября 1958 года, с поддержкой американской резолюции о создании Комитета ООН по использованию космического пространства в мирных целях. Резолюция была принята. В своей речи сенатор Джонсон – для которого в январскую среду достижение господства США в космосе было единственной допустимой программой действий – в ноябрьский понедельник был готов заявить, что единственно верным путем является сотрудничество:
Сегодня космическое пространство свободно. Оно не затронуто конфликтами. Ни одна страна не имеет на него исключительных прав. Это положение должно сохраняться.
Мы в Соединенных Штатах не можем допустить, чтобы существовали владельцы космического пространства, которые могли бы позволить себе торговаться с народами Земли о цене доступа в эту новую область. <…> Мы знаем, чем выгодно сотрудничество. Мы знаем, как много теряется, если сотрудничества достичь не удается. Если нам сейчас не удастся применить опыт, извлеченный из полученных нами уроков, или даже если мы просто замедлим с применением этого опыта, то, как мы знаем, дальнейшее продвижение в космос может означать только добавление новых измерений в ведение войн. <…> Люди, работавшие бок о бок для того, чтобы достичь звезд, вряд ли снова опустятся в бездны взаимных войн и разрушений.
