Сентябрь подумала, что рычаги и кнопки будут перемещаться мягко, с приятными звуками и щелчками. Как только понял, что делать, взять и сделать – не проблема! На самом деле все оказалось не так. Понадобилась вся ее сила, чтобы вытащить рычаг дросселя куда следовало. Этак и запястье можно вывихнуть, пока не переведешь рычаг скоростей в нейтраль. Модель А, пробуждаясь, плевалась, хрипела и содрогалась, но не все это одновременно. Сначала Сентябрь дала слишком много газа; затем недостаточно быстро нажала на стартер после того, как выдернула обратно рычаг карбюратора двумя руками, причем плечам тоже пришлось серьезно поработать. Неудивительно, что мистер Альберт врезался в березу.
Папа положил свою теплую смуглую руку поверх рук Сентябрь и помог слегка опустить манетку зажигания. Были и другие странные слова – крыло, например, или сдвиг, – как будто машина была живая, только приболевшая.
Не будь Сентябрь так взволнована хриплым рычанием модели А, она заметила бы, насколько выросла за последнее время. Теперь она легко доставала ногами до педалей, сидела правильно и прямо без подложенных на сиденье увесистых книг и видела через ветровое стекло дорогу. Машина затарахтела, и сердце девочки забилось ей в такт. Когда она отпустила тормоз, машина зачихала и заскрежетала. Сентябрь издала победный вопль, который потонул в протестующем реве машины, и они, раскачиваясь и подпрыгивая, с гудением и стуком покатили вперед по грунтовой дороге. Когда надо было переключать скорости, модель А неловко дергалась вперед. Когда надо было тормозить, она выла и бормотала. Сентябрь не обращала на это внимания. В очках, залепленных грязью из-под колес, прильнув к рулю, она хохотала на майском ветру. В целом было очень похоже на езду верхом на виверне.
* * *
Больше в тот день ничего не случилось.
Не успела Сентябрь и глазом моргнуть, как благополучно зашло солнце и все закончилось – она оказалась в прежнем мире, где нет модели А. Прекрасная, ужасная, громыхающая машина снова скрылась в гараже мистера Альберта. За ее выхлопом не погнался никакой ветер никакого цвета. Вечером, лежа в постели, Сентябрь все еще чувствовала вибрацию во всем теле. Так бывает после целого дня в море, когда ты уже на суше и в безопасности, тебя еще долго убаюкивает мягкое покачивание волн. «Не буду я волноваться из-за того, что Зеленый Ветер сегодня не явился, – думала она под эхо переключения скоростей, пробегавшее под кожей. – Тетя Маргарет говорит, что беспокойством только плохих новостей накличешь».
Вместо того чтобы болтаться целый день где попало, она будет готовиться. То место, которое занимал в ее сердце страх, она заполнит готовностью и мерами предосторожности. Она теперь, как-никак, бывалая Авантюристка. Не годится вечно заявляться в Волшебную Страну как беспомощный ягненок, у которого за душой ничего, кроме шерсти. Взрослые не сидят и не ждут, пока с ними что-то случится. Они строят планы, они все продумывают. Копят деньги, выбирают места, пакуют чемоданы. В ту ночь Сентябрь спала очень крепко. Ей снились битком набитые чемоданы и списки вещей, где все до единой строчки отмечены галочками.
Первым и самым главным из приготовлений была банка с крышкой под кроватью. Некоторое время назад Сентябрь начала копить деньги. Она была дочь своей матери, очень бережливая девочка, копившая даже то, что, возможно, в будущем и не пригодится. А теперь у нее была ясная цель – Сентябрь изрядно надоело оказываться в Волшебной Стране в нужде и без средств. Нисколько не лучше, чем в ее собственном мире! Даже хуже, на самом деле, ведь она понятия не имела, что вообще деньги там значат. Однако на этот раз у нее ничего не найдется на обмен: ни Первых Поцелуев, ни рубинов из волшебного скипетра, который в Небраске вполне мог бы сойти за неподъемное бревно. Богатой ей не стать ни здесь ни там, но можно по крайней мере попытаться убедить волшебный народ, что медяки порой не хуже поцелуев.
Так Сентябрь начала предлагать свою помощь всем соседям. Большие поручения ей давали или маленькие – она никогда не жаловалась: кормила овец и цыплят, выпалывала сорняки. Развешивала белье, которое трепетало над травой, как белые паруса. Писала письма для мистера Киллори, который не умел читать и не собирался учиться. Ухаживала за вечно грязными и строптивыми рабочими лошадями Пауэллов, кормила их, мыла, расчесывала. Те в ответ только недовольно фыркали. Миссис Пауэлл дала ей полдоллара одной серебряной монетой, когда большая чалая кобыла оказалась жеребой, хотя уже никто и не надеялся. Сентябрь взяла на себя все поручения мистера Альберта, которые прежде выполняла ее мама, и разъезжала по всему округу, закупая и развозя то одно, то другое. Десяти-, пяти– и просто центовые монеты отправлялись в банку, мерцая в ее глубине, будто джем.
Быть предусмотрительным – значит быть наготове в любой момент, когда Волшебная Страна вздумает послать за тобой. Вот как Сентябрь представляла себе этот момент в самых тайных мечтах: целый мир приближается в прекрасной колеснице из воздуха, света и океана, целый мир приходит, чтобы забрать ее с собой. Тщательно все обдумывая и перебирая свои волшебные навыки один за другим, как бабочек в коллекции, Сентябрь поняла, что юбки и платья – не самая практичная одежда для путешествий. У нее была только одна пара брюк, и они стали ее любимым нарядом, потому что совсем скоро ей предстоит спотыкаться о каменные стенки и гоняться за голубыми кенгуру. В брюках легко двигаться, делать дела и дерзать.
Сентябрь каждый день измеряла отцу температуру, но, когда он предложил платить ей по десять центов за то, что она такая прилежная сиделка, Сентябрь не могла и не хотела принять эту плату. Она расспрашивала его о боли так, будто это была зачастившая в гости родственница, и записывала все ответы в книжечку, которую ей дали доктора. Отец ездил в Омаху каждые три месяца. Как же медленно врачи приводили в порядок его ногу! Ничего нельзя было поделать с осколком пули, застрявшим в бедре. Сентябрь всякий раз смотрела из окна, как он отправляется в госпиталь, усаживаясь в длинный блестящий «Паккард», который присылала за ним Ассоциация ветеранов войны. Иногда ей казалось, что на папе лежит то же заклятие, что и на ней, и он обречен снова и снова оставлять свой дом, чтобы возвращаться в какой-нибудь странный город.
Помогая то на одной ферме, то на другой, она часто вспоминала сивиллу, охранявшую вход в Волшебное Подземелье, где обосновалась ее, Сентябрь, собственная тень. Сивилла любила свою работу и с детства знала, что работа эта – такая же ее часть, как и сердце. «А для какой работы родилась я? – думала Сентябрь далеко не в первый раз. – Что я могу сделать полезного? Какое дело подошло бы мне так же естественно, как служба часового подходит сивилле?» Ответа она не знала. Ясно было только, что сажать овощи и водить машину – это не то. Блеющие овцы и одноглазый петух мистера Киллори, наверное, думали, что она недостаточно хорошо за ними ухаживает, чтобы посвятить этому всю жизнь. Она читала это в их черных глазах. Жеребая чалая кобыла не удостоила ее своим мнением ни в какой форме. Сентябрь считала, что у нее неплохо получается читать и думать, чему по большей части и учил папа до войны своих учеников. Ну и, похоже, она неплохо научилась свергать монархов. Но из этого, кажется, не сделаешь профессию. Сентябрь знала, что многие девочки прилежно готовятся к тому, чтобы стать хорошими женами и хорошими матерями своим будущим детям. Ее мама тоже стала хорошей женой и матерью, но еще она при помощи гаечного ключа и своей светлой головы заставляла самолеты летать. Сентябрь тоже хотелось применить свою светлую голову для чего-нибудь чудесного. Дожидаться, когда выяснится, в чем именно состоит ее призвание, было не легче, чем перестать искать приметы Волшебной Страны у каждой каменной стенки и каждого фонарного столба.
Сентябрь старалась наполнить свою светлую голову мыслями такого рода, набить под завязку, чтобы не думать ни о чем-то другом. Месяц май растворился в цветах и птицах. Июнь подхватил эстафету лета и припустил по своей сухой золотистой дорожке. Ночью в окно к Сентябрь заглядывала луна, которая в Небраске похожа на круглый тюк сена. Однажды, но только однажды, когда она смотрела на свою банку с монетами в лунном свете, ее посетила ужасная мысль, которую раньше она не впускала, как бы громко та ни стучалась в двери ее сердца. «Может быть, это потому, что я старею. Может быть, я не нужна Волшебной Стране, потому что я так старалась быть взрослой и вести себя как положено взрослым. Может быть, Волшебная Страна только для детей. Мне уже четырнадцать, а это совсем не то, что двенадцать. У меня даже работа есть, пусть и не самая лучшая. Я умею водить машину и не забываю каждый день в одно и то же время измерять и записывать папину температуру. Вдруг меня не пустят обратно из-за того, что я стала чересчур большой – нет, хуже того, чересчур обыкновенной».
