Ознакомительная версия.
Нури Халилов
Долгая дорога домой. Воспоминания крымского татарина об участии в Великой Отечественной войне. 1941–1944
© Халилов Э. Х., наследник, 2016
© Поляков В. Е., предисловие, комментарии, послесловие, 2016
© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016
* * *
Автор выражает искреннюю благодарность за помощь в создании книги президенту региональной общественной организации «Общество крымских татар «Инкишаф», члену совета по межнациональным отношениям при Президенте РФ Эскендеру Билялову, главе администрации города Саки Андрею Николаевичу Ивкину, заместителю главы Сакской администрации Шерифу Темуровичу Османову.
Рецензенты
Доктор культурологии, профессор Ульяновского авиационного университета В. Н. Гуркин.
Кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории НАН Украины Т. В. Пастушенко.
Жанр военных мемуаров (с французского mèmoires, «воспоминания») возник в России после Отечественной войны 1812 года, когда впервые были опубликованы воспоминания участников этих событий: Дениса Давыдова, Сергея Глинки, Надежды Дуровой… Все последующие годы, десятилетия и даже столетия от военных мемуаров, написанных участниками уже Великой Отечественной войны, их отличала одна существенная деталь – все мемуары новой волны писали не сами участники этих событий, а специально привлеченные им в помощь люди.
Почин был сделан в 1944 году, когда в Воениздате вышла книга пока только набиравшего популярность советского летчика Александра Покрышкина[1]. Всем было понятно, что фронтовому пилоту в ту пору было не до книг, а подлинным автором был корреспондент «Красной звезды» Николай Денисов, которому, кстати, и принадлежала, впоследствии приписанная А. И. Покрышкину, формула проведения им воздушного боя: высота – скорость – маневр – огонь.
Эта модель «творческого содружества» писателя и участника событий быстро получила всеобщее признание. При этом был достигнут следующий компромисс. Причитающийся за книгу гонорар «автор» и его «литературный негр» делили поровну. Ситуация несколько вышла из-под контроля из-за того, что многие книги этого жанра были отмечены Сталинской премией, делиться которой «авторы» не собирались. Конфликт стал достоянием общественности после того, как один из наиболее продвинутых «литературных негров», загодя, до начала работы над рукописью, потребовал у прославленного подводника, Героя Советского Союза Якова Иоселиани письменное обязательство того, что если их будущая книга получит Сталинскую премию, то ее поделят пополам.
Первые послевоенные годы действовал устный запрет И. В. Сталина на публикацию воспоминаний военачальников высокого ранга – от генерала и выше. В какой-то степени Сталин правильно рассудил, что «большое видится на расстоянье». Все издательства охотно публиковали только воспоминания партизан и, выражаясь современным языком, «полевых командиров» – офицеров среднего ранга. Их публикации не вызывали никаких проблем, так как приставленные к каждому из них редакторы начисто выхолащивали все оригинальное, а следовательно – опасное.
Примечательны строки из книги прославленного партизанского комбрига Ф. И. Федоренко, в бригаде которого, кстати, служил автор предлагаемых вниманию читателей воспоминаний: «Мне выпала удача встретиться и в непринужденной обстановке поговорить с П. К. Пономаренко[2], – был приглашен к нему на дачу под Внуково. Когда беседа коснулась Крыма, Пантелеймон Кондратьевич сказал:
– Мы же в Москве называли вас божьими мучениками… И диву давались, узнавая, что вы, применяясь к обстановке, несмотря на трудности и потери, уже в сорок первом и в начале сорок второго, то есть без раскачки, вели активные операции против врага. Так и в книге будет сказано.
– И про «божьих мучеников» напишете?
– Э, нет! Все равно редакторы исправят на «бесстрашных героев». Знаю я их, не первая книга»[3].
Показательно, что другой мемуарист, прославленный командарм Павел Батов, даже после смерти Сталина начал свои воспоминания[4] сразу с 1943 года. Зачем вспоминать о бесславных боях на Перекопе 1941 года?
С началом «оттепели» успевают появиться несколько знаковых книг, в которых впервые было упомянуто о репрессиях 1937 года[5], о тяжелых боях 1941 года[6].
Впрочем, этот период продолжался очень недолго, а качество издаваемых воспоминаний стало компенсироваться их количеством. В Воениздате на поток была поставлена серия «Военные мемуары», в которой все командиры были мудрыми, комиссары чуткими, а солдаты бесстрашными.
По мере того как годы войны отдалялись, а ее участников становились все меньше, появился совершенно новый тип военных мемуаров – подлинных воспоминаний, не прошедших сквозь призму редакторской обработки и не знающих цензуры, ну разве что собственную цензуру авторов, которые даже перед смертью избегали написать что-нибудь «лишнее». Впрочем, это уже было время, когда, как писал А. П. Чехов, мы по капле вытравливали из себя раба. Уже на склоне своей жизни эти люди писали не только по зову сердца, но и по настоянию своих детей, друзей, сослуживцев… Все это, как правило, без какой-либо надежды быть опубликованными. Наряду с желанием правдиво показать, как все было, в этих воспоминаниях была и определенная доля субъективизма. Нередко такие воспоминания таили в себе большой пласт невольной дезинформации, фактических ошибок, искренних заблуждений.
Сегодня, когда во многом стали доступны архивы и СССР, и Германии, оглядываясь назад, мы можем только ужаснуться тому, что ждало наш Крым. 16 июля 1941 года Мартин Борман выступал на совещании высшего руководства рейха: «Теперь очень важно не распространяться о наших целях перед всем миром… Мы не хотим заранее без всякой необходимости наживать себе врагов среди населения. В то же время мы сами должны совершенно ясно отдавать себе отчет, что мы никогда не уйдем из этих стран. Поэтому наше поведение должно быть следующим:
1. Мы не должны ничего делать, что может помешать достижению окончательных целей.
2. Кроме того, мы должны подчеркивать, что мы освободители.
Все иностранцы должны быть эвакуированы из Крыма, который будет заселен только немцами, включая значительные районы к северу от него»[7].
С другой стороны, в планах коммунистических вождей Крыму отводилась то роль нового Израиля, то еще какого-то политического образования, но тоже… без крымских татар. Ничего этого автор данных воспоминаний, естественно, не знал и знать не мог.
Ознакомительная версия.