Повесть о балтийском матросе - Иван Матвеевич Жигалов

Иван Жигалов

ПОВЕСТЬ О БАЛТИЙСКОМ МАТРОСЕ

«А в Балтийском флоте кипит… Настроение у матросов боевое…» — писал Ленин Горькому летом 1912 года.

В это время Павел Дыбенко служил на крейсере «Двина» (б. «Память Азова»), состоял членом РСДРП, вел активную подпольную работу среди матросов.

Созданный моряками после февраля 1917 года Центральный Комитет Балтийского флота — Центробалт, председателем которого был избран Дыбенко, стал надежной опорой большевистской партии в дни подготовки и проведения Октябрьской революции, установления и упрочения Советской власти в стране.

Павел Ефимович Дыбенко вошел в иервое Советское правительство. Он был первым народным комиссаром Красного Военно-Морского Флота Страны Советов.

В годы гражданской войны Дыбенко командовал частями и крупными соединениями Красной Армии, которые геройски и самоотверженно бились с превосходящими силами белых войск и интервентов, одерживали блистательные победы.

За личное мужество, умелое руководство войсками Дыбенко награжден тремя орденами Красного Знамени. А за заслуги в деле установления и упрочения Советской власти в районах Средней Азии и в борьбе с басмачеством награжден орденами Трудового Красного Знамени Таджикской ССР и Туркменской ССР.

Написать «Повесть о балтийском матросе» мне помогли произведения самого Павла Ефимовича, воспоминания его соратников по Центробалту и по службе в Красном Военно-Морском Флоте и Красной Армии как в годы гражданской войны, так и в мирное время. С некоторыми из них удалось встретиться. Много интересного о Дыбенко хранят архивные материалы, пожелтевшие от времени подшивки газет, комплекты журналов.

В тридцатых годах мне посчастливилось слушать Дыбенко, встречаться с ним на флотских и армейских учениях, на совещаниях и собраниях. Об этом рассказано в послесловии.

Пусть эта книга освежит в памяти советских людей прекрасный образ Павла Ефимовича Дыбенко — балтийского матроса, героя Октября и гражданской войны, выдающегося военного деятеля, много сделавшего для нашей социалистической Родины и ее Вооруженных Сил.

— Одним нищим больше стало, — невесело улыбнулся отец, посмотрев не неистово орущего младенца.

— Бог не без милости. Может, и даст ему счастье, — тихо произнесла жена.

У Ефима Васильевича и Анны Денисовны Дыбенко 16 февраля 1889 года родился шестой ребенок. Назвали Павлом. Его старшему брату шел десятый год, а дедушке — отцу матери — восемьдесят пятый. Семья — девять человек, а земли — полторы десятины. Таких малоземельных — большинство в Людкове, селе на Черниговщине [1]. Бедность вынуждала Ефима Васильевича после окончания полевых работ брать пилу, топор и отправляться на рубку леса к подрядчикам. Анна Денисовна стирала белье, мыла полы у богатых односельчан.

И дети помогали добывать хлеб насущный. Уже с шести лет Павла определили к местному кулаку присматривать за лошадьми. В двенадцать, окончив сельскую школу, переехал в Новозыбков, устроился на работу, по вечерам учился. Здесь и познакомился с подпольщиками, выполнял их отдельные поручения, расклеивал в городе листовки, был связным… В 1907 году участвовал в крестьянском восстании, охватившем два уезда — Новозыбковский и Стародубский. Два месяца держались восставшие. Вызванные войска и жандармы много деревень сровняли с землей, сотни людей бросили в тюрьму. И Павла четыре месяца держали под следствием. Выпустили за недостаточностью улик, но занесли в «черный список».

В Новозыбкове на работу никто не брал. Пришлось уехать в Новоалександровск Ковенской губернии к дяде. Но пробыл тут недолго, вернулся домой. Прошел слух, будто в Ригу приходят корабли со всего света, грузчики там на вес золота. Решил Павел отправиться. Родители на последние деньги справили новую одежду. Отец выхлопотал паспорт.

— Попытай, Павлуша, счастья, может, оно тебе и улыбнется. Нас оно стороной обходило.

Мать сшила мешок с лямками. Попрощался Павел с родными и поехал искать заветное счастье на берегах Балтийского моря.

Добрался до Риги, только грузчиком устроиться не удалось. «Своих безработных хватает». Долго бедствовал, случалось, и голодный ходил сутками… Под Либавой батрачил у кулака «за харчи». А заморские корабли не давали покоя. Вернулся в Ригу. Помогли бывшие балтийские матросы-грузчики: «Парень здоровый, — сказали, — работать может». Взяли в свою артель, а с двумя — Львовым и Филатовым крепко подружился. В 1909 году вместе с портовиками Павел вышел на первомайскую демонстрацию, даже выступил с речью против существующих порядков. Тогда-то и испробовал казацкой нагайки. Арестовали, обвинили в поддержке организации РСДРП и антиправительственной агитации среди рабочих. К суду, правда, не привлекли, а дело о политической неблагонадежности завели и с работы уволили… Перебивался кое-какими заработками. По вечерам учился на курсах электриков.

Приближалось время призыва. «Не пойду служить царю», — сказал Павел Львову и Филатову. Уклонился от явки на призывной участок. Вначале не трогали, а в декабре 1911 года вызвали в полицию и по этапу отправили в Новозыбков… Разрешили навестить родителей. Мать расплакалась. Отец с горечью произнес:

— Стало быть, не нашел ты, Павлуша, счастья. На царевой-то службе его и подавно не сыщешь…

Вместе с новозыбковцами-земляками Дыбенко повезли в Петроград.

Чугунные ворота с большими медными якорями затворились.

— Крюковские казармы, — объявил унтер-офицер Драгунов, сопровождавший новобранцев.

Этот не по-зимнему сырой день Павел хорошо запомнит: было первое воскресенье января 1912 года.

Унтер-офицера Драгунова словно подменили. Когда ехали в поезде, не кричал, даже казался робким. Теперь превратился в «шкуру», так унтеров называли за ревностную службу, собачью преданность начальству, постоянную слежку за нижними чинами. Матросов иначе не называл, как «хари», «морды», «серая деревенщина».

Тихие получали от Драгунова зуботычины, многие были обруганы. Придирался и к Дыбенко, вызывал на скандал, но прикоснуться боялся, понимал — этот верзила с недобрым взглядом и сам может влепить.

Вечером перед строем Драгунов объявил, что за* втра утром прибудет комиссия, рекомендовал на вопросы отвечать четко, не жаловаться и ни о чем не просить.

— Ясно, подлецы? — спросил в заключение.

Утром всех построили. Голубоглазый лейтенант раскрыл папку, стал называть фамилии и задавать вопросы. Дошла очередь и до Дыбенко. Павел ответил. Председателю комиссии понравились и ответы, и сам новобранец: высокий, ладно сложенный, красивый, с черными вьющимися волосами. Когда Павел сказал, что рост его два аршина, семь и четыре восьмых вершка, лейтенант воскликнул:

— Ого! Аккурат бы в гвардейский экипаж… — Помедлил. — Да вот… политически неблагонадежен… По донесению Рижского