Ознакомительная версия.
Татьяна Шмыга
СЧАСТЬЕ МНЕ УЛЫБАЛОСЬ
Литературная запись А. М. Даниловой
Думаю, не надо объяснять, как непросто было приступить к работе над книгой человеку, который никогда книг не писал. Я очень долго не могла решиться на это. Меня уговаривали более полутора лет, а я все отказывалась, буквально упиралась, уходила от серьезного разговора, ссылаясь на занятость, на отсутствие времени, на обстоятельства разного рода… Честно говоря, я просто боялась… Надо отдать должное настойчивости, терпению, умению убеждать, даже дипломатическому искусству редакторов издательства «Вагриус» — я наконец согласилась. Подумала, что если появилась такая возможность, то почему бы мне, прожившей большую жизнь в театре, о котором не так уж много написано, не поделиться тем, что было, что помню, не рассказать о тех, с кем работала и работаю, о тех, с кем свела меня судьба, о замечательных людях, в окружении которых я сформировалась и как человек, и как актриса.
Тот особый, многотрудный вид искусства, которым я занимаюсь всю жизнь, почему-то принято называть «легким жанром». Не берусь теоретизировать, поскольку я не искусствовед, но называть жанром такое явление, как музыкальный театр, нельзя — это неправильно, потому что он гораздо шире жанровых рамок. Как и в любом драматическом театре, где есть трагедии, комедии, трагифарсы, у нас тоже идут и комедии (например, знаменитая «Летучая мышь» — это же комедия с переодеванием), и драмы, и романтические трагедии, и фарсы. Каждый, кто хоть раз слышал столь знакомое «Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось?..», прекрасно знает, что «Сильва» — это самая настоящая мелодрама. Даже в балете теперь есть и драмы, и трагедии. А балет называют отдельным видом искусства, как и оперу. Оперетту же почему-то считают жанром, да еще легким. Это не только обижает актеров музыкального театра, но это и по существу неверно.
Вот почему мне хотелось восстановить справедливость и показать в книге, что оперетта — это такой же (не берусь судить, лучше он или хуже) достойный и самостоятельный вид искусства, у которого миллионы почитателей. Думаю, что последнее тоже имеет значение, и немаловажное. Впрочем, что тут долго объяснять, вдаваться в какие-то подробности, приводить аргументы «за» и «против» — надо просто ходить в Театр оперетты!
Кому-то может показаться, что в книге я рассказываю о своем театре, о коллегах в несколько восторженных тонах. Но я просто уверена, даже больше — убеждена, что у нас очень хорошие актеры, такие, которым могут позавидовать и драматические театры, и даже оперные, куда нередко приглашают наших певцов и певиц…
Так что ходите в оперетту, господа!
Как-то во время одного интервью меня спросили: «Чего в жизни вы боитесь больше всего?» Я ответила, что самое страшное для меня — это терять близких, друзей… Таких потерь, увы, пришлось пережить немало. Дорогие тебе люди уходят, и ты с особой остротой начинаешь понимать, что они значили в твоей жизни…
У меня на столике около кровати всегда стоит фотография мамы и папы. Их давно уже нет, но они всегда со мной. Каждое утро, глядя на их фото, я здороваюсь с ними и каждый вечер говорю им мысленно: «Спокойной ночи, дорогие…» И не перестаю себя корить, что при их жизни отдала не все, чего они заслужили, а лишь малую часть. Когда я начала работать над книгой воспоминаний, мои первые мысли были о родителях. У них я попросила благословения на непростое для меня дело. И первые страницы этой книги будут о них.
Мои родители были люди просто замечательные — красивые, добрые. И очень дружные: их отношения между собой — одно из самых светлых моих воспоминаний.
В детстве я мало знала о своих корнях. Так сложилось, что мы с братом выросли без бабушек и дедушек. Дед со стороны папы умер, когда папе было всего шесть лет, а мамин отец умер, когда ей едва исполнилось восемь. Так что дедов своих я знать не могла. А из бабушек я помню, и то не очень хорошо, только одну — мамину маму, бабушку Наташу. Она умерла, когда я была совсем маленькой.
По рассказам мамы я знаю, что мой дед Григорий работал в Москве десятником на строительстве церквей. Одной из последних его построек был большой Богоявленский храм в Дорогомилове, который начали возводить на пожертвования верующих в 1898 году на месте старой церкви. Сумму собрали значительную, так что храм построили очень большим — в нем могли одновременно молиться около 10 тысяч человек. Богоявленская церковь была в Москве второй по величине после храма Христа Спасителя.
Дедушка Григорий еще участвовал в водружении над новой церковью креста, а вот до окончания отделки храма он не дожил. Как вспоминала мама, церковь Богоявления была большая, белая. В 1932 году именно в ней отпевали бабушку Наташу, которая перед своей кончиной жила в Дорогомилове.
Через шесть лет красавец храм разрушили и на его месте построили большой серый жилой дом с огромными окнами-витринами (это на углу Большой Дорогомиловской и 2-й Брянской улиц). Как в жизни все переплетено: в этом доме, на месте храма, построенного моим дедом, теперь живет моя приятельница…
Мама рассказывала, что она запомнила, как деду Григорию привозили на дом мешки с деньгами — для выплаты строительным рабочим, которыми он руководил. И удивительное дело — рабочие не хотели брать за свой труд металлические деньги, а просили расплачиваться с ними бумажными ассигнациями, потому что тяжелые монеты протирали им карманы, а «бумажки» были легкими. Знали бы они, какую большую ошибку совершают: через десять лет бумажные деньги потеряют всякую ценность, а рубли царской чеканки впоследствии будут так цениться за содержание в них драгоценного металла. Их потом еще долго хранили в некоторых семьях — на черный день. Мама говорила: «Я так и вижу эти мешки с золотыми монетами». Теперь этим рублям и червонцам цены бы не было…
После смерти мужа бабушка Наташа осталась одна с шестью детьми: у мамы были еще сестра и четыре брата. Один из них утонул совсем молодым, а трое других погибли во время Великой Отечественной войны. Став вдовой, бабушка не растерялась. Судя по всему, была она женщина энергичная, потому что открыла небольшой трактир в своем доме на Нижегородской улице, в районе Абельмановской (тогда она называлась Покровской) заставы.
Бабушка хоть и имела «свое дело», но жила с детьми стесненно — все помещались в небольших комнатках позади трактира. Конечно, в доме со стороны двора имелись всякие пристройки и чуланчики, но они были предназначены для хозяйственных нужд. Бабушка держала там и птицу. И вот однажды с ее гусями произошел невероятный случай. Тогда во многих семьях было принято делать домашние настойки и наливки из всевозможных ягод. Делала их и бабушка Наташа — заполняла вишней большие высокие бутыли, которые назывались четвертями, насыпала сверху сахар и ставила их бродить. Одна из таких бутылей со временем оказалась негодной — перестояла, вишни в ней прокисли, и их выбросили на помойку.
Ознакомительная версия.
