Альфред Штекли - Кампанелла

Автор этой книги — прежде всего ученый. Таким он остается до конца, несмотря на то, что в интересах живости изложения он иногда заменяет сухой протокол остроумным диалогом и философское рассуждение превращает в оживленную беседу. Но это строго обосновано источниками, и нет в изложении ничего такого, что выходило бы за пределы научно допустимой гипотезы. Автор тщательно изучил все, что дошло до нас от самого Кампанеллы, все написанное о нем предшествующими исследователями. И на основании изученного материала автор с успехом воссоздал образ Кампанеллы — замечательного мыслителя, социалиста-утописта, великого мечтателя о счастливом будущем человечества.

Такая задача была весьма нелегкой. Образ Кампанеллы чрезвычайно сложен и противоречив, так же сложен и противоречив, как и историческая обстановка, в которой он жил и действовал. Кампанелла — один из тех людей эпохи Возрождения, о которой говорил Энгельс: «Это было время, нуждавшееся в гигантах и породившее гигантов, гигантов учености, духа и характера». Последователь философа-материалиста и естествоиспытателя — Телезия (1509–1588), ученый, доверявший непосредственному опыту в противовес церковному авторитету, мыслитель, близкий к материализму, Кампанелла был разрушителем всякого догматизма, подрывал самые корни средневековой религиозности, а вместе с нею и основы якобы самим богом установленного общественного порядка, и в этом отношении он шел дальше большинства гуманистов. Он поэтому был ненавистен всем силам реакции, бушевавшим в его время. Его несчастьем было то, что он жил и действовал в эпоху разнузданной католической контрреформации, в век инквизиции и иезуитов. Казалось все силы черной реакции ополчились против критики, которой подвергалась католическая церковь со стороны протестантизма, средневековая схоластика — со стороны свободного духа исследования.

Феодальная аристократия и освящавшая ее господство и ее привилегии католическая церковь, боясь потерять свой авторитет, а вместе с ним и материальные блага, собирали все свои силы, чтобы дать отпор новой науке. Мракобесы-инквизиторы послали на костер замечательного мыслителя Джордано Бруно, заставили великого Галилея отречься от своих открытий. Папство, которому был нанесен сильнейший удар реформационными течениями, с фанатической нетерпимостью относилось ко всякому проявлению мысли, несогласной с догмой. В Италии господствовали испанцы — оплот всеевропейской реакции. И вот в это-то время выступал Кампанелла — гуманист, певец человеческого труда, свободомыслящий философ, ученый и патриот, мечтавший об освобождении родины от испанского ига, а людей труда от эксплуатации. Отсюда своеобразие его деятельности и его многочисленных сочинений. Двусмысленность его утверждений давала повод видеть в нем подчас «лицемера» и «вечного симулянта». В самом деле, философ, почти материалист, ненавидевший всякий авторитет, он вместе с тем может иной раз показаться хвалителем католицизма и папства, итальянец, ненавидевший испанских насильников, он выступал чуть ли не энтузиастом испанской монархии, хотя он знал хорошо, что именно она была самой реакционной силой. Но все это было не больше, чем военные хитрости в ожесточенной борьбе с лютыми и бессовестными врагами. Обмануть врага, усыпить его бдительность или, как выражался в одном из своих сонетов сам Кампанелла, при помощи лжи довести до людей правду — все это Кампанелла считал морально допустимым и все это позволяет понять нам главное в противоречивых взглядах этого мыслителя.

В чем же заключалась его правда? Кампанелла, как и его предшественник Томас Мор, жил в переходное время от феодализма к капитализму. Он собственными глазами наблюдал как феодалы грабили простой народ. Но и новые порядки, которые шли на смену феодальным, были основаны на эксплуатации трудящихся. И он был одним из тех немногих благородных умов человечества, который поставил в общей форме вопрос: чем объяснить, что во все времена плохо живется тем, кто трудится, и хорошо — праздным бездельникам? Виноват во всем социальный строй, покоящийся на собственности, и этот строй должен быть в корне изменен. Кампанелла нарисовал идеальный общественный порядок в своем сочинении «Город Солнца» и наивно думал, что такой порядок может быть осуществлен, едва только люди познакомятся с ним. Но уже то, что Кампанелла понял великое значение коллективного труда и наибольшее зло видел в частной собственности, обеспечивает Кампанелле право на бессмертие.

Академик С. Сказкин

Ему велели повторить свое имя.

— Томмазо Кампанелла?..

Нет, его никто не знал.

— Сколько тебе лет?

— Скоро семнадцать.

В церкви резко прозвучал чей-то раздраженный голос.

— Какая наглость! Самоуверенный мальчишка хочет принять участие в сложном философском споре!

В самом деле, было отчего возмущаться. Уже несколько дней по всей Козенце были расклеены рукописные афиши и в городе много говорили о предстоящем диспуте.

В назначенный час церковь наполнилась народом. Старик ученый, которого ждали из Сан-Джорджо, сильно опаздывал. Собравшиеся открыто выказывали нетерпение. Как раз в это время в церковь торопливо вошел высокий юноша в белой доминиканской одежде[1] и сразу направился к тому месту, где, томясь в ожидании, сидели устроители диспута. Он поздоровался и сказал, что его учитель внезапно заболел и не в силах подняться с постели. Кто-то засмеялся. Все это пустые отговорки! Каждому ясно, что он просто струсил!

Юноша бросил на насмешника негодующий взгляд и, волнуясь, добавил, что учитель поручил ему выступить вместо себя. Раздался еще более громкий смех. Братья-проповедники так обеднели на ученых мужей, что, смотришь, скоро заставят спорить и младенцев прямо из купели!

Он стоит перед ними, стройный, худой, с бледным от волнения лицом и черными глазами, горящими от возмущения.

— Смеяться будет тот, кто одержит победу!

Откуда он взялся? Видели, как у городских ворот он вытер о траву запыленные ноги, снял с плеча грубые сандалии, обулся. Он очень спешил.

Имеет ли смысл начинать диспут? Конечно, не велика честь победить самонадеянного юнца, но здесь сегодня он будет выступать как представитель ордена доминиканцев, и пусть на их голову падет весь позор поражения, раз они не смогли выставить более подходящего человека!

Пожилой францисканец[2] поднимается на кафедру. Он выбирает труднейшие места из Аристотеля,[3] чтобы сразу запутать и сбить противника. Свои доводы он основывает только на авторитетах и старательно нанизывает одну цитату на другую. Они так пространны и так многочисленны, что противнику надо иметь недюжинную память, чтобы удержать в голове всю цепь доказательств и не захлебнуться в потоке схоластической учености. Опытный оратор, он уверенно заканчивает свою речь.