Возможно ли, чтобы новую любовь для мужчины «вымолила у Бога» его покойная жена? Предубеждения в любви — они преодолимы? «Как сердцу высказать себя, другому как понять тебя?[1]»
Есть много людей, которым это всё неважно, но только не нашим героям.
Поражает, до какой степени неисчерпаемо высок накал человеческих страстей, когда сближаются два «электрода» — мужчина и женщина. И молниеносно подключается всё, вся цепочка, весь генезис, уводящий в века и одновременно ткущий стратегию новых сочетаний и новую расстановку сил или бессилия, мгновения или вечности, что почти одно и то же.
Ольга Александровна Бредиус-Субботина как редактор «Романа в письмах» позаботилась о грозных надписях на некоторых письмах «Не публиковать!». Похоже, она позаботилась и об уничтожении части писем, как своих, так и Ивана Сергеевича Шмелёва. И никаких, разумеется, объяснений.
Наверно, искусство любви, как искусство изящной словесности, требует не только искренности, но и трезвого внутреннего самоконтроля. У женщины здесь «срабатывает» природная скрытность, инстинкт самосохранения, пусть даже детская поза смущения «кривит ножки» (И. Шмелёв).
Что произошло с нашими героями, как сложились отношения Ольги Субботиной и Ивана Шмелёва, случившиеся в годы Второй мировой войны и после неё? Тайна человеческой души не поддаётся расшифровке. В ней, в душе, незримо присутствуют и ткут «лик», «узор любви» (И. Шмелёв) их время, опыт предков, собственный опыт, инстинкт, чей-то просчёт или самонадеянность, потери и иллюзии; неизбежные, если даже невольные, обманы, непоправимые ошибки и стойкие заблуждения. И, разумеется, доверчивость, незащищённость открытого чувства. Любовь такова, каков человек. У сложных людей сложная судьба.
Часть первая. Франция-Германия-Россия-Голландия
Коротенькая телеграмма от 22 июня 1936 года из Парижа в Берлин профессору Ивану Ильину гласила:
«Супруга тяжело больна, невозможно приехать. Шмелёв».
Этой неожиданной телеграмме предшествовала долгая оживлённая переписка Ивана Сергеевича Шмелёва и его друга философа Ивана Александровича Ильина в связи с предполагаемой писательской поездкой в Латвию. Но, может быть, не столько в Латвию, сколько воспользоваться возможностью побывать вместе с женой Ольгой Александровной Шмелёвой в Изборске, который на тот момент был пограничной частью балтийских республик, и увидеть из Печёр Псков. Родину, без которой они были несчастны. Вот что писал Ильин, выражая общее с другом состояние отчаяния:
«Как тяжко утратить Родину. И как невыносима мысль о том, что эта утрата, может быть, состоялась навсегда. Для меня навсегда, ибо я, может быть, умру в изгнании…
От этой мысли всё становится беспросветным: как если бы навсегда зашло солнце, навсегда угас дневной свет, навсегда исчезли краски дня… и никогда больше не увижу я цветов и голубого неба… Как если бы я ослеп; или некий голос грозно сказал бы мне: «Больше не будет радостей в твоей жизни; в томленье увянешь ты, всем чужой и никому не нужный»…
Но не бойтесь этого голоса и этого страха! Дайте им состояться, откройте им душу. Не страшитесь той пустоты и темноты, которые прозияют в вашей душе. Смело и спокойно смотрите в эту темноту и пустоту.
И скоро в них забрезжит новый свет, свет новой, подлинной любви к родине, которую никто и никогда не сможет у вас отнять… и ваше изгнанничество станет действием и подвигом; и свет не погаснет уже никогда».
Итак, хотя бы на расстоянии 18 километров от Печёрского монастыря в ясный день увидеть купол Псковского собора. Как пел в эти же годы А. Вертинский, находясь «в степи молдаванской»: «Хоть взглянуть на родную страну!» Организацию выступлений Шмелёва брали на себя друзья Ильина в Риге. Так предполагали дружившие семьями Шмелёвы и Ильины, однако всё случится совсем иначе.
В этот же день 22 июня 1936 года спустя несколько часов вслед за телеграммой Иваном Сергеевичем Шмелёвым послано Ильину второе коротенькое сообщение:
«Дорогие, не могу не известить вас. Оля умерла сегодня в час тридцать дня после приступа сердца (грудной жабы).
Помолитесь за неё. Мне больно, но я постараюсь додержаться до конца. Ваш Ив. Шмелёв».
Шмелёвы прожили вместе сорок один год, с того далёкого времени, когда в 1895 году в церкви подмосковного имения матери студент второго курса юридического факультета МГУ Иван Шмелёв обвенчался с Олечкой Охтерлони, выпускницей Патриотического института, дочерью штабс-капитана Александра Александровича Охтерлони, участника Крымской и турецких кампаний.
Они прожили вместе больше сорока лет, никогда не разлучаясь, разделив в 1911 году славу знаменитого автора «Человека из ресторана», в 1921-м — расстрел в Феодосийской ЧК единственного сына Сергея и весь ужас революции и Гражданской войны в России, а затем утрату Родины и жизнь на чужбине.
После потери жены Иван Сергеевич не представлял себе дальнейшего существования, легко раздал, частью уничтожил почти весь свой писательский архив, раздарил книги, полагая только «додержаться до конца». Всё возможное время он проводил возле могилы дорогой жены в Сент-Женевьев-де-Буа, о чём писал неизменному другу Ивану Ильину:
«Живу?! В пустоте. Но она — при мне. Только для чего это длится? Всё во мне остановилось, и всё, кажущееся ещё живущим, самообман. Полное опустошение, тупость, отчаяние. Вчера выл в пустой квартире. Молитва облегчает, как-то отупляет. Всё — рухнуло».
Иван Ильин всё-таки убедил своего друга не отказываться от уже объявленного в рижской эмигрантской прессе визита хорошо известного в русских кругах писателя.
Но и в Латвии Шмелёв «будто бы совершает задуманное ко-гда-то с Ней вместе». И там, на «рубеже», он неизбывно почти физически чувствует притяжение места Олиного упокоения: «Лучше бы там, мотаться между квартирой временной и вечной». И всё-таки: «Изборск, Печёры… Я сразу узнал осенний воздух родного захолустья. Рубеж — сон, наваждение, шутка? И горечь, горечь…»
На обратном пути в Париж по настоятельной просьбе Ильина Иван Сергеевич остановился проездом в Берлине, встретился с русской молодёжью, учениками Ивана Александровича, в берлинском Доме писателей и журналистов. Именно эта встреча получит неожиданно роковое развитие спустя непродолжительное время.
Конечно, никак нельзя было предположить, что последующие за этой поездкой поначалу не очень приметные события повернут, перевернут жизнь Ивана Сергеевича совсем иначе, чем ему представлялось.
