Лев Самойлович УТЕВСКИЙ
Смерть Тургенева
1883–1923
Труды тургеневского общества
Атеней
Петроград
1923
Об авторе. Лев Самойлович Утевский (1897–1960) — литературовед, историк литературы, известен работами о Гончарове и Тургеневе.
Несмотря на обилие литературы о Тургеневе, отдельные моменты и даже периоды его жизни освещены чрезвычайно слабо. К таким периодам несомненно относится предсмертный период, болезнь, смерть.
Но не только слабая изученность этого периода жизни Тургенева привлекла к себе внимание автора.
Смерть — одна из тех проблем, которые занимали Тургенева в течение всей его жизни, смерти он боялся и не забывал о ней никогда.
Естественно, что его смерть (смерть — близость которой он сознавал) не может не остановить на себе внимания исследователя.
Настоящая работа написана больше двух лет тому назад и первоначально напечатана в Тургеневском Сборнике, изданном Тургеневским Обществом. Таким образом она не принадлежит к числу тех работ, которые пишутся специально по поводу юбилейных дат (в данном случае сорокалетия со дня смерти). Но эта юбилейная дата и те запросы, с которыми к автору по поводу нее обращались, побудили его издать ее отдельной книжкой.
За время, прошедшее с момента опубликованья настоящей работы в Тургеневском Сборнике, автору стали доступными ценные неизданные материалы из архивов П. В. Анненкова и Я. П. Полонского (ныне находящихся в Пушкинском Доме), которыми он смог дополнить настоящее издание. В частности здесь впервые использована переписка Тургенева с П. В. Анненковым за 1882 и 1883 годы и письма Я. П. и Ж. А. Полонских и А. Ф. Онегина, касающиеся болезни и смерти Тургенева.
Часть примечаний, по соображениям чисто техническим (в виду их распространенности) пришлось вынести в конец книги.
В заключение автор считает своим долгом выразить искреннюю благодарность М. Д. Беляеву и С. А. Переселенкову, предоставившим ему некоторые материалы, Ю. Г. Оксману, давшему ему некоторые указания, а в особенности Борису Львовичу Модзалевскому, с неизменной теплотой и исключительным радушием относившемуся к многочисленным просьбам автора о предоставлении ему различных материалов Пушкинского Дома.
Сентябрь
1923.
22-го августа 1883 г., в комнате второго этажа небольшого шале в Буживале, вдали от родины и русских друзей, изолированный от теплого общественного внимания, скончался после продолжительных, нечеловеческих страданий Иван Сергеевич Тургенев.
Смерть всегда была для великого писателя страшна, он боялся ее — это известно.
Он беспрестанно ее касается в своих произведениях, всегда изображая ее одинаково мрачными, одинаково грозными красками. Смерть — это «сила, которой нет сопротивления, которой все подвластно, которая без зрения, без образа, без смысла — все видит, все знает и, как хищная птица, выбирает свои жертвы, как змея их давит и лижет своим мертвым жалом» [1], «это страшное насекомое, зловеще шумящее крыльями, жутко и противно шевелящееся, возбуждающее отвращение, страх, ужас» [2]. И всегда это нечто грозное, страшное, от чего «тошнило на сердце, в глазах темнело и волосы становились дыбом».
Тургеневу еще девятнадцатилетним юношей пришлось столкнуться лицом к лицу с этой грозной силой. Пожар на пароходе, на котором он впервые выехал заграницу, заставил его пережить весь страх и ужас неизбежной, казалось, смерти. Повидимому, он встретил ее недостаточно мужественно. Недаром мать упрекала его в том «ридикюльном» пятне, которое это на него наложило. «Слухи всюду доходят» — писала она ему — «Се gros monsieur Tourgueneff qui se lamentoit tant, qui disoit mourir si jeune… Что ты gros monsieur — не твоя вина, но — что ты трусил, когда другие в тогдашнем страхе могли заметить»… [3] Да сам и Тургенев, в 1868 г., в письме в редакцию «С. — Петербургских Ведомостей», признавал, что «близость смерти могла смутить девятнадцатилетнего мальчика — и я не намерен уверять читателя, что я глядел на нее равнодушно» [4].
Это, конечно, лишь эпизод, но эпизод, пройти мимо которого было бы ошибкой. Ужас перед неотвратимостью смерти характерен для Тургенева в течение всей его жизни. Он продиктован общим его миросозерцанием, всем складом его личности, а не кораблекрушением, испытанным им в молодости, но и оно должно было оставить след. Ощутивши раз близкое дыхание смерти, он понимал тот ужас, который «кривил, искажал бледные черты» его Эллис. «Смерть мне тогда заглянула в лицо и заметила меня» — мог он сказать словами Чулкатурина («Дневник лишнего человека»).
Разум писателя никак не может примириться с ее неизбежностью, он тщетно ищет разрешения великой загадки.
Еще в одном из юношеских своих стихотворений («Вечер»), в час «глубокого сна — на небе, на земле» он задает вопрос:
Что если этот сон — одно предвозвещанье
Того, что ждет и нас, того, что будет нам!
Здесь света с тьмой — там радостей, страданий
С забвением и смертью слияние:
Здесь ночь и мрак — а там? Что будет там?
Вопрос неразрешим.
И грустно стало мне, что ни одно творенье
Не в силах знать о тайнах бытия.
А проникнуть в эту тайну он стремился всегда.
«Неужели смерть есть не что иное, как последнее отправление жизни?» — пишет он в 1861 г. графине Ламберт [5].
Самая естественность смерти его страшит. «Естественность смерти гораздо страшнее ее внезапности или необычайности» — читаем мы в том же письме.
Чувство, владевшее в жизни Тургеневым, прекрасно объясняется несколькими строками в «Накануне». «Смерть» — говорит он здесь — «как рыбак, который поймал рыбу в свою сеть и оставляет ее на время в воде: рыба еще плавает, но сеть на ней, и рыбак выхватит ее, когда захочет».
Сознание того, что он только рыба, барахтающаяся в сетях, расставленных страшным рыбаком — смертью, сетях, которые последний волен затянуть, когда ему заблагорассудится, его не покидало. «Мы все осуждены на смерть» — писал он графине Ламберт — «какого еще хотите трагического?»
Чем дальше, чем ближе к настоящей старости, тем ужас перед «страшной ямой», «ненасытной, немой и глупой, не сознающей того, что она пожирает» [6], но от которой «не уйдешь», все более проникает все существо автора «Стихотворений в прозе».
