Георгий Кублицкий
ФРИТЬОФ НАНСЕН
Его жизнь и необыкновенные приключения
— А-a… Похоже, что это и есть тот самый молодчик!.. — Рулевой Кристиан Баллон подтолкнул стрелка Оле Могеруда. К «Викингу», стоявшему на якоре у причала, шел высокий юноша со связками книг и чемоданом. На нем был длинный серый сюртук со множеством мелких пуговиц и узкие штаны, сильно раздувшиеся в коленках.
— Ишь, красавчик долговязый! — усмехнулся Оле. — Так и есть, идет сюда.
— Провалиться мне на этом месте — шесть футов два дюйма! — промолвил Баллон.
Оле смерил глазами фигуру, поднимавшуюся по трапу «Викинга»:
— Даже на шесть не вытянет.
— Я бы хотел видеть капитана Крефтиига, — с вежливым поклоном произнес молодой человек.
— Он на берегу, сударь, — церемонно раскланялся рулевой.
— А штурман Ларсен?
Рулевой снова отвесил поклон и показал рукой на старика с окладистой седой бородой. Тот стоял поодаль, у борта, и с тоской смотрел на берег, где красовалась вывеска хорошо ему известного питейного заведения; багровый нос штурмана Ларсена доказывал, что обществу трезвости до сих пор не удалось завлечь этого достойного моряка…
Молодой человек подошел к штурману и, заглядывая сбоку, представился:
— Фритьоф Нансен, студент Кристианийского университета.
Старик, не поворачивая головы, что-то буркнул в бороду.
— Простите?..
— Я говорю, что на месте капитана взял бы не господина студента, а лишнего зверобоя.
Кто-то фыркнул за спиной молодого человека. Студент покраснел, но сдержался. Молча прошел он к корме и уселся на свернутый канат.
Команда, как видно, была уже в сборе. Многие явно под хмельком: тяжеловесные шутки и дружеские подзатыльники так и сыпались. Грубоватые, рослые парни — они были тут как дома и, конечно, видели в пассажире чужую птицу, залетевшую в их гнездо.
Наконец на берегу показался капитан Аксель Крефтинг. Студент живо поднялся навстречу рослому моряку с черными, необыкновенно пышными усами. Молодцы на палубе прекратили возню, а кое-кто даже почтительно снял шапку.
Капитан пожал студенту руку и попенял Ларсену за то, что тот не отвел гостя в каюту. Старик проворчал, что нанимался на корабль штурманом, а не нянькой. Крефтинг сам проводил студента к каюте на корме у левого борта.
— Как раз напротив моей, — сказал он. — А сколько вам лет, господин Нансен?
— Уже двадцать.
— Отличный возраст!.. — Капитан покрутил пальцами кончики усищ. — Ну, устраивайтесь, располагайтесь…
В каюте — койка, привинченный к стене столик, на котором едва умещаются локти, шкаф для платья — и ничего больше. Втроем тут, пожалуй, не повернешься.
«Вот она, новая жизнь», — подумал Фритьоф, тщетно пытаясь запихнуть чемодан и книги под койку.
Отход «Викинга» из Арендаля, маленького портового городка на юге Норвегии, задержался. Другие зверобойные суда покинули родные гавани и уже ушли на промысел в Северный Ледовитый океан, а на «Викинге» все еще стучали молотками, грузили какие-то бочки и ящики, выверяли компасы. Еще бы, ведь судно было новехоньким и готовилось к своему первому полярному рейсу!
Но вот назначен день отхода. Еще накануне студент вывел на чистой странице дневника: «11 марта 1882 года, борт „Викинга“».
Спал он плохо, поминутно чиркая спичкой возле положенных на столике часов. Наконец-то стрелка доползла до пяти. Пора. Он застегнул на все пуговицы сюртук, пригладил торчащие русые волосы.
На палубе еще пусто. С берега легкий утренний ветерок несет запахи талой земли. Скоро начнут лопаться почки, нежными клейкими листочками оденутся березы. Весна…
А Фритьоф ничего этого не увидит — незнакомое холодное море будет качать его корабль…
Вскоре на судне поднялась нервная суета, за которой один скрывает горесть разлуки, другой — нетерпение, третий, новичок, — страх перед опасным плаванием.
Команда «Викинга» собралась со всей Норвегии.
Здешних, из Арендаля, в ней было мало. Провожать корабль пришли несколько случайных моряков, загулявших до утра, да старуха, кутавшаяся в черный платок. Тем не менее с «Викинга» громыхнули на прощание такое «ура», что в домах возле набережной захлопали окна и появились заспанные физиономии.
Дул свежий ветер, и на «Викинге» подняли паруса, помогая машине: надо было спешить.
Студент полдня провалялся на койке в своей каютке, похожей на клетку. Он не мог смотреть в иллюминатор: неустанно катившиеся друг за другом волны вызывали противную тошноту. Бедняга завидовал нырявшим в недра водяных гор дельфинам: им-то что — их не мутит… Нет, море не для него. Вряд ли он когда-нибудь сроднится с ним.
«Свободное, могучее море», — говорят поэты. Могучее — это верно, но как подавляет оно своим однообразием! И это чувство тошноты! А матросы спокойно и невозмутимо возятся со сломанной реей на палубе, через которую катятся сине-зеленые волны с белыми пенящимися гребнями.
На шестой день плавания Нансен проснулся бодрым и свежим. Что — стих ветер? Нет, судно по-прежнему кладет с борта на борт. Студент долго смотрел в иллюминатор — хоть бы что! Пошел на палубу, стоял у борта, пока не промок до нитки от брызг, — ни следа морской болезни!
Все радовало его в этот день. Он с интересом присматривался к жизни судна. Посередине палубы были свалены в кучу непромокаемые куртки, сапоги, фуфайки. Зверобои толпились вокруг, примеривая, выбирая, прицениваясь. Тут же стоял боцман и записывал, кто что взял.
— Но ведь все это можно было купить на берегу, до отхода судна? — Нансен подошел к рулевому Баллону, которого запомнил с первой встречи у трапа.
— На берегу? — ухмыльнулся Баллон. — Эх, сударь, у нас ежели кто получит сапоги на берегу, то, пожалуй, их потом найдешь разве что под стойкой у портового кабатчика! Половина молодчиков явилась к отходу с похмельной головой и без медяка в кармане. А вы как, запаслись всем теплым?
— Телогрейку взял бы, пожалуй. Да и брезентовую куртку… Не поможете ли выбрать?
— Отчего же нет?
И оба пошли к груде одежды.
— Куртку и штаны вам лучше сшить по мерке у нашего парусного мастера. А вот вшивку…
— Как?!
— Я хотел сказать — телогрейку.
Штурман Ларсен, стоявший подле, прошелся насчет молодчиков, тратящих денежки на одежду, которая им вовсе ни к чему. Нансен пропустил слова старого ворчуна мимо ушей.
