Нед Томас - Роберт Грейвс – поэт нашего времени

Роберт Грейвс — прежде всего поэт любви. Вот короткое стихотворение «В тени оливы», которое соединяет в себе его глубинное понимание этой темы с особыми формами выразительности, составляющими самую суть его мастерства.

Очевидно, что автор принадлежит к числу поэтов, отдающих предпочтение чувству и сохраняющих приверженность великой романтической традиции. «Назовите того лжецом, — говорит он в другом стихотворении, — кто скажет, что всё, что я написал о любви, было написано ради любви к искусству». Однако, несмотря на то, что искусству в системе его мышления отводится второе вслед за чувством место, его присутствие, тем не менее, ясно ощущается. Грейвс пишет и переписывает свои стихотворения, добиваясь предельной ясности и выразительности. Приведенное выше стихотворение представляет собою гибкое, хорошо организованное целое с размеренно-переменчивым ритмом, усиливающим динамичность и точность высказывания. Сперва — молчание, воцаряющееся между влюблёнными, затем — вздохи, в которых слышится признание глубокой власти необъяснимого чувства; всё это выражено в гармонических коротких стихах и движется к последней строке с её набором из пяти прилагательных, где напряжение нарастает крещендо — от «невинного» до «гордого», — демонстрируя нам развитие страсти влюблённых.

«Избранные стихотворения» Роберта Грейвса, вышедшие в свет в 1975 году, представляют собой том объёмом в 550 страниц, составившийся за десятилетия литературного труда, начало которого приходится на годы, предшествовавшие Первой мировой войне. Конечно, здесь есть множество юмористических и сатирических опусов, — к которым и сам Грейвс призывает не относиться так серьёзно, как к другим образцам его творчества, — но подавляющее число его стихов, так или иначе, говорит о любви. И более того, стихи самых разных лет обнаруживают такую степень стилистической близости, что у читателя постоянно возникают два вопроса. Первый — не имеем ли мы дело с поэтом, уже родившимся с определённой поэтической манерой, и никогда и никак не развивавшимся? И второй — не умаляет ли достоинств его таланта столь сильная и постоянно усиливающаяся сосредоточенность на одном-единственном лирическом сюжете, пронесённом им сквозь две мировые войны и все тяготы предвоенных и послевоенных лет?

Ответ на первый вопрос не прост и может быть получен только при правильном текстологическом подходе. Стихотворения в «Избранном» 1975 года — это не просто собранные в одном томе стихи 1926, 1938, 1947, 1959 или 1965 годов с некоторыми добавлениями. Поэт изменяет подбор и отбор стихов, кроме того, порой он переписывает уже известные стихи; так что перед нами как бы произведённая заново интерпретация Грейвсом самого себя. Тому, кто действительно захотел бы выяснить эволюцию творчества Грейвса, следовало бы вернуться назад, от сборников — к первоначальным публикациям. Тогда стали бы очевидны существенные изменения, происходившие в его стиле. Любому читателю ясно, что Грейвс поступил правильно, исключив из нового собрания те стихотворения, которые он исключил, но именно это и затемняет для читателя общую схему его развития. И то же самое справедливо в отношении движения темы.

Грейвс принадлежит к поколению, лишь немногие представители которого дожили до наших дней, к поколению, которое прямо из школы шагнуло в траншеи и битвы Первой мировой войны. В этой войне, между 1914 и 1918 годом, британцев погибло несравненно больше, чем в войне 1939–1945 годов. В любом английском городке, в любой деревне вы найдёте памятник с длинным перечнем имён жителей, павших на фронтах Первой мировой войны. Средние цифры потерь британской армии составляли 20 000 человек в неделю, а во время кампании на реке Сомма эти цифры возросли вдвое. Английские парни, попавшие в военную мясорубку, принадлежали стране, которая (в отличие от большинства европейских стран) уже в течение столетий не подвергалась иностранной оккупации и не вела войн на своей территории. Войны шли где-то далеко и вели их профессиональные военные. По началу они кинулись в бой с весьма наивными, хотя и героическими, представлениями о войне и патриотизме. Но очень скоро утратили иллюзии и обрели горечь.

Этому опыту обязана своим появлением на свет целая генерация поэтов, написавших о войне такие стихи, каких никогда и никто до них не писал, — проникнутые жестоким и злым реализмом с одной стороны, но с другой (как это было, например, в случае Уилфрида Оуэна), — обладавшие странной силой преображать ужас в своеобразную красоту. Грейвс принадлежал к этому поколению поэтов, и Зигфрид Сассун, горчайший из них, был его близким другом. В своей мемуарной прозе «Прощание со всем» Грейвс создал один из самых блестящих художественных документов, написанных по следам Первой мировой войны. Но те немногие военные стихи, которые удержались в составленных им поэтических сборниках, не отличаются никакой особой поэтической зрелостью по сравнению с фронтовой лирикой других поэтов. И однако тот, кто решит, что война не отразилась косвенным образом в его лучших позднейших стихах, сделает ошибку.

Грейвс, получивший тяжёлое ранение в шею, был занесён в списки мёртвых, хотя ему удалось оправиться от ран. Чувство, что он вернулся назад с того света, породило в нём, с одной стороны, острое презрение «к этой вашей фальшивой Вселенной, управляемой смертью, которую мы презирали», но с другой — чувство отстранения от реальности и, возможно, ощущение вины за то, что он остался в живых, в то время, как многие из его поколения погибли. Вот две строфы из стихотворения «Уцелевший», где образам, связанным с войной, параллельно сопутствует, как это очень часто бывает у Грейвса, тема любви.

До сих пор я говорил о любовной лирике так, как если бы вся она представляла собой нечто однородное. Но конечно же, каждый поэт вносит в неё свои собственные надежды, свои страхи, страсти и напряжение. Любовные стихи различных поэтов, естественно, совершенно различны, и один и тот же поэт в течение жизни создаёт не похожие друг на друга стихи о любви; и, разумеется, любовная лирика вмещает в себя множество других вещей, кроме любви как таковой. Лирика Грейвса свидетельствует о том, что поэт длительное время был раздираем внутренними противоречиями, противопоставлением высокой духовности любви и плотского вожделения, глубоко запрятанным страхом смерти, который вдруг прорывался наружу из самого средоточия любовной темы.